«Вскоре после войны Валентин получил наследство. С тех пор он его пропивал. «Надо же, — говорил он, — отпраздновать такое счастье — живым вернуться с войны». А то, что это было давно, для него не имело значения. Он утверждал, что сколько ни празднуй такое событие, все будет мало. Он был одним из тех, у кого память на войну была чудовищная. Мы все уже многое забыли, он же помнил каждый день и каждый час, проведенный на фронте.
«Дай ей Боже проснуться в мучениях! — прокричал он со страшной силой, и топнул ногой, и застонал в неожиданном приступе неукротимой страсти. — Она так и осталась обманщицей! Где она? Не там — не на небе… и не погибла — так где же? О, ты сказала, что мои страдания для тебя ничего не значат! У меня лишь одна молитва — я её постоянно твержу, пока не окостенеет язык: Кэтрин Эрншо, не находи покоя, доколе я жив! Ты сказала, что я тебя убил, так преследуй же меня! Убитые, я верю, преследуют убийц. Я знаю — призраки бродят порой по земле! Будь со мной всегда… прими какой угодно образ… сведи меня с ума, только не оставляй меня в этой бездне, где я не могу тебя найти! О Боже…»
«— не могу я тебя любить, ты хуже своего брата. Ступай помолись, дитя, и проси у бога милости. Боюсь, нам с твоей матерью впору каяться, что мы тебя взрастили!» Сперва она плакала от таких его слов; но потом, постоянно отвергаемая, девочка зачерствела сердцем и смеялась, когда я посылала ее к отцу повиниться и попросить прощения.»
«— Почему ты не можешь быть всегда хорошей девочкой, Кэти?А она подняла на него глаза, рассмеялась и ответила:
— Почему ты не можешь быть всегда хорошим, папа?»
«Только в конце концов плохое случается с каждым из нас, не так ли?»
«Просто Перси в очередной раз продемонстрировал неспособность понять, что хорошо, а что плохо, тем самым вновь доказав непригодность для работы, за которую взялся.»
«В его груди билось сердце жестокого мальчишки, который приходит в зоопарк не для того, чтобы изучать животных и их повадки, а чтобы кидаться в них камнями.»
«Может, сходил к врачу и выяснил, что жить ему осталось два понедельника?»
«Все это уже было, и не один, а десятки раз. Вероломства, измены, убийства, варфоломеевские ночи, подкупы и продажность ради власти, войны беспрерывной и неумолимой чередой – история человечества писалась слезами и кровью, и в образах прошлого, среди тысяч обагренных кровью статуй злодеев лишь изредка проблеском света мелькал серебристый нимб добра. Демагоги, обманщики, убийцы отцов, братьев, лучших друзей, опьяненные жаждой власти себялюбцы, фанатики-пророки, насаждавшие любовь огнем и мечом, – все было вечно одно и то же, снова и снова терпеливые народы позволяли гнать себя на бойню, натравлять себя друг на друга во имя царей, религий и вообще любых безумцев и безумств – и не было этому конца»
«Только в конце концов плохое случается с каждым из нас, не так ли?»
«Дай ей Боже проснуться в мучениях! — прокричал он со страшной силой, и топнул ногой, и застонал в неожиданном приступе неукротимой страсти. — Она так и осталась обманщицей! Где она? Не там — не на небе… и не погибла — так где же? О, ты сказала, что мои страдания для тебя ничего не значат! У меня лишь одна молитва — я её постоянно твержу, пока не окостенеет язык: Кэтрин Эрншо, не находи покоя, доколе я жив! Ты сказала, что я тебя убил, так преследуй же меня! Убитые, я верю, преследуют убийц. Я знаю — призраки бродят порой по земле! Будь со мной всегда… прими какой угодно образ… сведи меня с ума, только не оставляй меня в этой бездне, где я не могу тебя найти! О Боже…»
«Ночь – она все преувеличивает.»
«Все это уже было, и не один, а десятки раз. Вероломства, измены, убийства, варфоломеевские ночи, подкупы и продажность ради власти, войны беспрерывной и неумолимой чередой – история человечества писалась слезами и кровью, и в образах прошлого, среди тысяч обагренных кровью статуй злодеев лишь изредка проблеском света мелькал серебристый нимб добра. Демагоги, обманщики, убийцы отцов, братьев, лучших друзей, опьяненные жаждой власти себялюбцы, фанатики-пророки, насаждавшие любовь огнем и мечом, – все было вечно одно и то же, снова и снова терпеливые народы позволяли гнать себя на бойню, натравлять себя друг на друга во имя царей, религий и вообще любых безумцев и безумств – и не было этому конца»
«— не могу я тебя любить, ты хуже своего брата. Ступай помолись, дитя, и проси у бога милости. Боюсь, нам с твоей матерью впору каяться, что мы тебя взрастили!» Сперва она плакала от таких его слов; но потом, постоянно отвергаемая, девочка зачерствела сердцем и смеялась, когда я посылала ее к отцу повиниться и попросить прощения.»
«— Почему ты не можешь быть всегда хорошей девочкой, Кэти?А она подняла на него глаза, рассмеялась и ответила:
— Почему ты не можешь быть всегда хорошим, папа?»
«Кое-что упомянул о ядах, несчастных случаях, врачебных ошибках, несчастных случаях при стрельбе. Меня не удивит, если окажется, что именно этим он и подписал себе смертный приговор, – заключил Баттл.»
