Покупают у цыган самую негодную лошадь, не торгуясь, ровно за три дня. В эти три дня они стараются откормить её хлебом и конопляными жмыхами. В последний вечер вымазывают у лошади голову мёдом с солью, в гриву вплетают множество красных лент, ноги спутывают верёвками, на шею навязывают два старых жернова. Ровно в полночь отправляются к речке. Если еще лёд не прошёл, то связанную лошадь опускают в прорубь; если речка очистилась ото льда, то сами, сев на лодки, стараются утопить лошадь на середине реки.
В то время старший из рыболовов находится на берегу, прислушивается к воде и даёт знак другим, когда можно утопить лошадь. [...] Желание водяного получить гостинец узнается по сильному колыханию воды и глухому подземному стону. Когда наделят водяного гостинцем, то старший рыболов, выливая в реку масло, говорит: "Вот тебе, дедушка, гостинцу на новоселье. Люби да жалуй нашу семью"
Выступление на пресс-конференции пришлось начать не с рассказа о полете, а отмежеванием от неких князей Гагариных, пребывающих в эмиграции и претендующих на родство с нашей семьей. Вот уж поистине: куда конь с копытом, туда и рак с клешней. После 12 апреля в США нашлись какие-то дальние-предальние потомки князей Гагариных — седьмая вода на киселе, как говорят у нас на Смоленщине, — возжелавшие приобщиться к славе нашего народа и всерьез объявившие о том, что они-де родичи советского космонавта. Пришлось их разочаровать. "Среди своих родственников, — заявил я, — никаких князей и людей знатного рода не знаю и никогда о них не слышал"
