Мир сегодня с "Юрий Подоляка"
Мир сегодня с "Юрий Подоляка"
Труха⚡️Україна
Труха⚡️Україна
Николаевский Ванёк
Николаевский Ванёк
Мир сегодня с "Юрий Подоляка"
Мир сегодня с "Юрий Подоляка"
Труха⚡️Україна
Труха⚡️Україна
Николаевский Ванёк
Николаевский Ванёк
Расцветы Красоты avatar

Расцветы Красоты

Мирской успех – это ничто. А кто гонится за ним – ничего не понял.
https://vk.com/rastsvety
TGlist reytingi
0
0
TuriOmmaviy
Tekshirish
Tekshirilmagan
Ishonchnoma
Shubhali
JoylashuvРосія
TilBoshqa
Kanal yaratilgan sanaЛип 28, 2019
TGlist-ga qo'shildi
Черв 03, 2024
Muxrlangan guruh

"Расцветы Красоты" guruhidagi so'nggi postlar

КНИГА

Умирающего
гремит сердце как бубен
о недочитанном
в небесной книге
только и виданной что с земли.

(Вадим Козовой)

Иллюстрация: Zdzisław Beksiński. Untitled,1979
МОРСКОЙ БРИЗ

Печальна плоть, увы, и книги надоели.
Бежать, бежать! туда, где птицы опьянели
От пены и небес, от пены в небесах!
Ни старые сады в сверкающих зрачках
Уже не сдержат дух, взалкавший океана,
Ни милой лампы круг – о ночи! – свет, желанный
Рабочей белизне нетронутых листов,
Ни молодая мать с младенцем у сосцов.
Уеду! Пироскаф, гонец твоей свободы,
Отчаливает в даль неслыханной природы.
И, множеством надежд разбитая Тоска,
Ты веришь все еще в последний взмах платка!
А мачты, может быть, взыскующие бури, –
С тех самых кораблей, потерянных в лазури
Без мачт, без мачт, без всех блаженных островов...
Но сердце, вслушайся в напевы моряков!

(Stéphane Mallarmé)

Пер. Ольга Седакова
Возрождение — это появление человека, который стоит один на один с миром и готов на своих плечах нести всю тяжесть риска и ответственности, — а платит он кусками своего мяса и души. Если вы помните, Петрарка когда-то отправился на поиски так называемого сказочного города или острова под названием Туле. Он его не нашел и, когда вернулся, сказал интересную вещь: Туле я не нашел, но всю оставшуюся мне жизнь и время я употреблю на то, чтобы познать самого себя.

(Мераб Мамардашвили. Психологическая топология пути)
Ещё труднее, чем оказывать этой эпохе сопротивление, — вообще не заниматься ею. Там, где она в состоянии нас затронуть, там мы всё ещё связаны с ней. Это наказание за наш интеллект и знак того, что порочность засела и в нас. Целомудрие, к которому мы стремимся, является, быть может, лишь тоской по нездешнему (sehnsucht). Это знаменует, что нас вовлекли в погибель.

(Hugo Ball. Die Flucht aus der Zeit / 28.II.1919)
​​ПОЭМА ДОЖДЯ

Еще остекленевшее дыханье, колючeе, как угольный рисунок, еще не отрешенный от холста, тебе напомнит привкус хлорофилла, прозрачного в безлиственном лесу, где мир двоит в присутствии дождя и бережною кровью отраженья, процеженного отсветами солнца, опутывает воздух и хранит.

Попробуй отказать ему в величье – в промозглой мордочке мышиная догадка: он душу может видеть в перспективе, сжимать ее, чтоб теснота звала к движению. И это ль не попытка у времени отнять неотнимаемое?

Неукротимое нельзя представить хрупким, но хрящ минуты тонок и бесследен – ее нельзя вдоль пальца провести. Ее лишь можно обрести как вечность, способную к земному воскресенью, назвать собой и выпустить из pук.

Тогда и приближается возможность немного задержать свое дыхание, явившееся в образе дождя.

Рулоны дня – как легкая повязка на капле дождевой. Вся эта прелесть собой напоминает заточенье, но это только видимая связь.

Как будто сопряженные движенья расторгнуты в безмолвном поединке: отбрасывают тени не предметы, а мысли, извлеченные на свет.

Так снег умеет пить наискосок свободу взгляда. Не передать огнем и воздухом не заучить его побег в уклончивую тьму.

Так в час рассвета белая стена меж окон беззаботна и прозрачна.

Нельзя лишь только правдою назвать свой грех пред временем и этим искупить вину пред ним.

(Иван Жданов)

Иллюстрация: polina washington
​​Хождение по улице не казалось мне пустым занятием. Во время ходьбы удивительно хорошо мечталось и всё, всё было родное. Я знал вывески, камни домов, витрины магазинов. Я их знал особенно, только для себя и был уверен, что вижу в них главное, таинственное, то, что мы, взрослые, называем сущностью вещей. Все мне крепко ложилось на душу.

(Исаак Бабель. Детство. У бабушки)

Его страсть и призвание в том, чтобы слиться с толпой. Совершенный фланёр, ненасытный наблюдатель испытывает огромное наслаждение, смешиваясь и сживаясь с людской массой, ее суетой, движением, летучей изменчивостью и бесконечностью. Жить вне дома и при этом чувствовать себя дома повсюду, видеть мир, быть в самой его гуще и остаться от него скрытым — вот некоторые из радостей этих независимых, страстных и самобытных натур, которые наш язык бессилен исчерпывающе описать.

И вот так он ходит, спешит, ищет. Чего же он ищет? Человек, которого я описал, одаренный живым воображением, одиночка, без устали странствующий по великой человеческой пустыне, бесспорно преследует цель более высокую, нежели та, к которой влеком праздный гуляка, и более значительную, чем быстротечное удовольствие минутного впечатления. Он ищет нечто, что мы позволим себе назвать духом современности, ибо нет слова, которое лучше выразило бы нашу мысль. Он стремится выделить в изменчивой моде скрытую в ней поэзию, старается извлечь из преходящего элементы вечного.

(Charles Baudelaire. Le peintre de la vie moderne)
ТЕМ, КТО ХОЧЕТ СПОКОЙНО ЖИТЬ

Я тоже мог бы носить манжеты,
Давиться завтраком несъедобным,
Так одеваться, как все одеты,
И стать подобным себе подобным.

Я мог бы тащиться туда и обратно
В метро под шелест газетных событий
И чувствовать, как проступают пятна
На сердце — серые, словно Сити.

Я мог бы иметь фунтов десять в неделю!

(Richard Aldington)

Пер. Нора Галь
Быть нетерпеливым означает никогда не жить по-настоящему, а всегда пребывать в будущем, в том, что произойдет, но чего еще нет. Разве нетерпеливые люди не напоминают призраков, которые никогда не находятся здесь, в данном месте, и сейчас, в данном мгновении, но высовывают головы из жизни, как те странники, что якобы, оказавшись на краю света, выглянули за горизонт. Что они там увидели? Что может узреть нетерпеливый?

(Olga Tokarczuk. Księgi Jakubowe)
Снимок, не попавший в проявитель,
сделанный рассеянным прохожим;
мы не знаем, что там, мы не видим,
дальнюю границу не тревожим.

Кто же мы — летающие вздохи
или вздохов моментальный снимок?
Птицы, подбирающие крохи
между сквозняков необъяснимых?

Ящерица, та, что на припёке,
поднимает мизерное веко.
Видит восходящие потоки,
принимает их за человека.

(Михаил Айзенберг)

Иллюстрация: Giovanna Garzoni. Still Life with Apple and Lizard, 17th century
Человек не может не быть эгоистом, не думать, не помнить, не заботиться о себе. А между тем благо человека возможно только тогда, когда он направляет свою деятельность вне себя, на благо ближнего. Как быть? Одно средство: сделать заботу о себе такою, чтобы она направлялась вне себя, на благо ближнего. Сделать это можно тем, чтобы заботиться о себе, о своей душе и для этого исполнять волю Бога. Воля Бога же в том, чтобы любить ближнего, делать добро ему.

(Лев Толстой. Дневник / 20 февраля 1903)

Нам были даны четыре наставления: ты не станешь верующим (мумин) до тех пор, пока не возлюбишь Посланника, да благословит его Аллах и приветствует, больше своей семьи и всего человечества. Ты не станешь правоверным, пока не захочешь для своих братьев того же, что хочешь для себя. Если ты веришь в Аллаха и Судный день, ты будешь относиться к своему ближнему доброжелательно, и если ты веришь в Аллаха и Судный день, ты будешь оказывать гостеприимство своему гостю.

(Abdalqadir as-Sufi. The Book of ‘Amal / November, 2007)
Спи, спи, душа, ты выстрадала много,
Твой ангел, отлетев, поверг тебя в смятенье.
Спи, спи, душа, доколе пробужденья
Ты не получишь, как бессмертия, от Бога.

Спи, сердце, миги счастия уплыли,
Не стоит обрекать себя на муки.
Усните, арф тоскующие звуки.
Уснем и мы, продолжив сон в могиле.

Так странник, ищущий желанного покоя,
Пригубив с трепетом отравленный напиток,
В страданиях глаза свои закроет.
И мне не избежать жестоких пыток,
Когда к источнику прильну любви и боли.
И вот жду смерти с легкою улыбкой.
О сердце бедное мое! Оно все стонет.

(Juliusz Słowacki)

Пер. Роза Алампиева

Иллюстрация: George Frederic Watts. Sic Transit, 1892
​​«ОН ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ЕСЛИ И ПЬЯН — ТО ЛИШЬ ОТ ГРЁЗ, А НЕ ОТ КРОВИ»

— То, что вы любите Юнгера, всё же удивляет. Возможно, из-за его поздних книг... Но «В стальных грозах», например...

— Когда я люблю кого-то, я не обращаю внимания на детали. Я обнимаю его и уношу с собой навсегда. Открываю ему маленькую комнату в красном доме сердца — со всеми его недостатками, юношескими порывами, неточностями, неловкостям, и со всем таким. «В стальных грозах» — это тоже то, что мне нравится. В совсем юном возрасте Юнгер обладал некой храбростью, словно был опьянён. Он написал странную книгу: «Война как внутреннее переживание». Вы должны внимательно услышать название. Это в некотором роде ницшеанская книга, книга, влюблённая в борьбу. С годами его дух смягчился. Я считаю его таким же великим писателем, как Монтень. Монтень XX века. Он обладает теми же достоинствами, что и Монтень. Когда я открываю одну из его книг — я имею в виду, в частности, парижские дневники, — когда он находится в оккупированном Париже, когда его мысли блуждают, как это всегда бывало, — он проявляет ту же глубокую, очень человеческую внимательность к материальному, к людям, к облакам, к книгам. Он — наименее милитаристский солдат из всех, кого я знаю. И он самый дружественный человек по отношению к хрупкой жизни. Когда он впервые увидел женщину с жёлтой звездой на парижской улице — отдал ей воинское приветствие (salut militaire). То приветствие, что отдаётся лишь победителям, он инстинктивно отдал мученикам. Его «На мраморных утёсах» — пожалуй, самый радикальный антигитлеровский, антитоталитарный роман. Он едва не стоил ему жизни. Он человек, который если и пьян — то лишь от грёз, а не от крови. Он замечательный человек, очень хорошая компания. Поверьте мне, потому что я чувствую себя спокойно (фр. en paix — букв. с миром). Разве только если подумаю, что ткань жизни — это война, но не та война, которая ведётся в Сирии. Ткань жизни — противостояние. Можно сказать, что это мирная война. Это непрекращающееся противо-стояние. Что-то или кто-то идет вам навстречу — и вы имеете дело с этой вещью, с этим лицом. Нужно выявить, если это возможно, что-то чистое, светлое. Хотя с цветком или деревом, идущими вам навстречу, — возможно, сделать это проще, но для этого нужны глаза, чтобы увидеть. Вечность — своего рода пленник этого мира. Её нужно освободить — для этого в душе должно быть что-то воинственное. Идеальным было бы иметь одновременно созерцательную и воинственную душу. Созерцательный воин, если угодно. Это то, кем я хотел бы быть.

(Christian Bobin. Entretien avec Didier Pobel et Bernard Revel, octobre 2014)
​​САДЫ СВЯТОГО ДУХА

Я переплавлю скорбь свою в металл –
Пускай кузнец куёт мне меч булатный,
Пока нас ветер с пылью не смешал,
Не прогремел над миром звон набатный.

Я здесь под небом из колючих звёзд,
Из чёрной пыли и ночного пепла
Вбиваю в гроб судьбы последний гвоздь,
Пока душа от боли не ослепла.

Пока ещё есть соль в моей горсти,
Пока стучат в висках скупые думы,
Я продолжаю к пропасти идти,
Улавливая песнь в грядущем шуме.

И век хрипит, как недобитый зверь,
Захлёбываясь истиной, как желчью.
Я вздрагиваю вновь от стука в дверь,
Скорбя над словом и родною речью;

Скорбя над мыслью, что не рождена,
Как мать над сына свежею могилой.
Из цепких лап судьбы в пространство сна
Я ускользаю чёрной кровью стылой.

А там покой. В заветном том саду
Я волк, что, наконец, вернулся в стаю;
Как дерево, я молча ввысь расту,
Корнями в землю всё сильней врастая.

Я пыль эпохи на ковре времён.
Я крик, что в пенье райских птиц исчезнет.
Не помня лиц, профессий и имён,
Гляжу в себя – в грохочущую бездну.

Я переплавлю боль свою в металл.
Пусть бытие свинец вливает в ухо.
Блажен, кто с хрустом крылья лжи ломал,
Кто нас привёл к Садам Святого Духа.

(Камиль Дадаев)

Иллюстрация: Arthur Hughes. Sir Galahad, the Quest for the Holy Grail, 1870
Есть время в жизни, когда невозможно избежать своего счастья. Это счастье происходит не от добра и не от других людей, а от силы растущего сердца, из глубины тела, согревающегося своим теплом и своим смыслом. Там, в человеке, иногда зарождается что-то самостоятельно, независимо от бедствия его судьбы и против страдания, — это бессознательное настроение радости; но оно бывает обычно слабым и скоро угасает, когда человек опомнится и займется своей близкой нуждой.

(Андрей Платонов. Семен)

Иллюстрация: Андрей Платонов с женой и сыном, 1930-е
Рыба — научи меня молчать
Вода — наполни мои уста
чтобы не бросал слов на ветер
не плёл узоры из пустых слов
не блудословил
не злоречил
а только жизнью смерти перечил
наяву и в глубинах снов.

(Juliusz Wątroba)

Пер. Лев Бондаревский

Иллюстрация: Kitty Lange Kielland. Aftenlandskap fra Stokkavannet, 1890.

Rekordlar

04.04.202523:59
4KObunachilar
02.06.202423:59
0Iqtiboslar indeksi
03.11.202423:59
1.7KBitta post qamrovi
28.02.202523:59
151Reklama posti qamrovi
08.06.202423:59
9.16%ER
14.09.202423:59
17.12%ERR

Rivojlanish

Obunachilar
Iqtibos indeksi
1 ta post qamrovi
Reklama posti qamrovi
ER
ERR
ЛИП '24ЖОВТ '24СІЧ '25КВІТ '25

Расцветы Красоты mashhur postlari

Есть время в жизни, когда невозможно избежать своего счастья. Это счастье происходит не от добра и не от других людей, а от силы растущего сердца, из глубины тела, согревающегося своим теплом и своим смыслом. Там, в человеке, иногда зарождается что-то самостоятельно, независимо от бедствия его судьбы и против страдания, — это бессознательное настроение радости; но оно бывает обычно слабым и скоро угасает, когда человек опомнится и займется своей близкой нуждой.

(Андрей Платонов. Семен)

Иллюстрация: Андрей Платонов с женой и сыном, 1930-е
Когда взрослая жизнь посвящена исключительно погоне за деньгами и удовольствиями, единственными надёжными чудесами остаются первые и последние годы жизни. По сути, мне нравятся и те, кто приходит, и те, кто собирается уходить. У них есть нечто великолепно общее: один еще не захвачен волей к власти, другой уже отвергнут ею.

(Christian Bobin. La Lumière du monde)
Быть нетерпеливым означает никогда не жить по-настоящему, а всегда пребывать в будущем, в том, что произойдет, но чего еще нет. Разве нетерпеливые люди не напоминают призраков, которые никогда не находятся здесь, в данном месте, и сейчас, в данном мгновении, но высовывают головы из жизни, как те странники, что якобы, оказавшись на краю света, выглянули за горизонт. Что они там увидели? Что может узреть нетерпеливый?

(Olga Tokarczuk. Księgi Jakubowe)
20.03.202519:21
Много умирают вокруг. Как старый сад уходит назад в землю целое поколение. Но все, даже самые старые, уходят недоростками. Ни про одного нельзя сказать, что он покончил счеты с жизнью. Каждый лишь собирался начать жить, еще надеялся, ждал. Это умирают не старики, а дети, с детским легкомыслием, с детскими мечтами, надеждами, с детским неведением самих себя. Я бы хотел увидеть хотя бы одну смерть, подобную той, что описал Довженко в сценарии «Мичурин». Смерть человека, сделавшего всё, что в его силах, изжившего свою жизнь, а не протомившегося в ожидании жизни. Если я завтра умру, неужели мне закажут настоящий, взрослый гроб? Двадцатисемилетний Лермонтов умер взрослым, шестидесятилетний Абдулов — мальчишкой.

(Юрий Нагибин. Дневник / 12 июля 1953)
Рыба — научи меня молчать
Вода — наполни мои уста
чтобы не бросал слов на ветер
не плёл узоры из пустых слов
не блудословил
не злоречил
а только жизнью смерти перечил
наяву и в глубинах снов.

(Juliusz Wątroba)

Пер. Лев Бондаревский

Иллюстрация: Kitty Lange Kielland. Aftenlandskap fra Stokkavannet, 1890.
Произнести молитву —
попытаться найти опору
в бесконечности.

(Вячеслав Васин)
29.03.202516:00
​​«ОН ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ЕСЛИ И ПЬЯН — ТО ЛИШЬ ОТ ГРЁЗ, А НЕ ОТ КРОВИ»

— То, что вы любите Юнгера, всё же удивляет. Возможно, из-за его поздних книг... Но «В стальных грозах», например...

— Когда я люблю кого-то, я не обращаю внимания на детали. Я обнимаю его и уношу с собой навсегда. Открываю ему маленькую комнату в красном доме сердца — со всеми его недостатками, юношескими порывами, неточностями, неловкостям, и со всем таким. «В стальных грозах» — это тоже то, что мне нравится. В совсем юном возрасте Юнгер обладал некой храбростью, словно был опьянён. Он написал странную книгу: «Война как внутреннее переживание». Вы должны внимательно услышать название. Это в некотором роде ницшеанская книга, книга, влюблённая в борьбу. С годами его дух смягчился. Я считаю его таким же великим писателем, как Монтень. Монтень XX века. Он обладает теми же достоинствами, что и Монтень. Когда я открываю одну из его книг — я имею в виду, в частности, парижские дневники, — когда он находится в оккупированном Париже, когда его мысли блуждают, как это всегда бывало, — он проявляет ту же глубокую, очень человеческую внимательность к материальному, к людям, к облакам, к книгам. Он — наименее милитаристский солдат из всех, кого я знаю. И он самый дружественный человек по отношению к хрупкой жизни. Когда он впервые увидел женщину с жёлтой звездой на парижской улице — отдал ей воинское приветствие (salut militaire). То приветствие, что отдаётся лишь победителям, он инстинктивно отдал мученикам. Его «На мраморных утёсах» — пожалуй, самый радикальный антигитлеровский, антитоталитарный роман. Он едва не стоил ему жизни. Он человек, который если и пьян — то лишь от грёз, а не от крови. Он замечательный человек, очень хорошая компания. Поверьте мне, потому что я чувствую себя спокойно (фр. en paix — букв. с миром). Разве только если подумаю, что ткань жизни — это война, но не та война, которая ведётся в Сирии. Ткань жизни — противостояние. Можно сказать, что это мирная война. Это непрекращающееся противо-стояние. Что-то или кто-то идет вам навстречу — и вы имеете дело с этой вещью, с этим лицом. Нужно выявить, если это возможно, что-то чистое, светлое. Хотя с цветком или деревом, идущими вам навстречу, — возможно, сделать это проще, но для этого нужны глаза, чтобы увидеть. Вечность — своего рода пленник этого мира. Её нужно освободить — для этого в душе должно быть что-то воинственное. Идеальным было бы иметь одновременно созерцательную и воинственную душу. Созерцательный воин, если угодно. Это то, кем я хотел бы быть.

(Christian Bobin. Entretien avec Didier Pobel et Bernard Revel, octobre 2014)
МОРСКОЙ БРИЗ

Печальна плоть, увы, и книги надоели.
Бежать, бежать! туда, где птицы опьянели
От пены и небес, от пены в небесах!
Ни старые сады в сверкающих зрачках
Уже не сдержат дух, взалкавший океана,
Ни милой лампы круг – о ночи! – свет, желанный
Рабочей белизне нетронутых листов,
Ни молодая мать с младенцем у сосцов.
Уеду! Пироскаф, гонец твоей свободы,
Отчаливает в даль неслыханной природы.
И, множеством надежд разбитая Тоска,
Ты веришь все еще в последний взмах платка!
А мачты, может быть, взыскующие бури, –
С тех самых кораблей, потерянных в лазури
Без мачт, без мачт, без всех блаженных островов...
Но сердце, вслушайся в напевы моряков!

(Stéphane Mallarmé)

Пер. Ольга Седакова
05.04.202509:05
Возрождение — это появление человека, который стоит один на один с миром и готов на своих плечах нести всю тяжесть риска и ответственности, — а платит он кусками своего мяса и души. Если вы помните, Петрарка когда-то отправился на поиски так называемого сказочного города или острова под названием Туле. Он его не нашел и, когда вернулся, сказал интересную вещь: Туле я не нашел, но всю оставшуюся мне жизнь и время я употреблю на то, чтобы познать самого себя.

(Мераб Мамардашвили. Психологическая топология пути)
26.03.202516:00
​​«НЕ ПОЛУЧАЯ, А ОТДАВАЯ, ОБРЕТАЕШЬ БЛАГОРОДСТВО»

Подолгу бродил я по лагерю и понял: не добротная пища облагораживает царство — добротные потребности жителей и усердие их в трудах. Не получая, а отдавая, обретаешь благородство. Благородны ремесленники, <...> они не пожалели себя, трудясь денно и нощно, и получили взамен вечность, избавившись от страха смерти. Благородны воины: пролив кровь, они стали опорой царства и уже не умрут. Но не облагородишься, покупая себе самые прекрасные вещи у лавочников и любуясь всю жизнь только безупречным. Облагораживает творчество. Я видел вырождающиеся народы: они не пишут стихов, они их читают, пока рабы обрабатывают для них землю. Скудные пески Юга из года в год взращивают племена, жаждущие жить, — наступает день, и эти племена завладевают мертвыми сокровищами мертвого народа. Я не люблю людей с омертвелым сердцем. Тот, кто не тратит себя, становится пустым местом. Жизнь не принесет ему зрелости. Время для него — струйка песка, истирающая его плоть в прах. Что я верну Господу после его смерти?

(Antoine de Saint-Exupéry. Citadelle)

Иллюстрация: Jean Discart. L'Atelier de Poterie, Tanger
В такие времена тебе не повториться –
так выйди из себя – и уходи
туда, где всё, что пряталось в груди,
теперь растёт как дерево и птица,
и дальше, чем у моря впереди,
умеет в речи отразиться.
И на лице не высохнет водица,
и в пригоршню лицо возьмёт вода,
чтоб из себя выглядывать сюда.

(Юрий Казарин)
29.03.202509:00
​​САДЫ СВЯТОГО ДУХА

Я переплавлю скорбь свою в металл –
Пускай кузнец куёт мне меч булатный,
Пока нас ветер с пылью не смешал,
Не прогремел над миром звон набатный.

Я здесь под небом из колючих звёзд,
Из чёрной пыли и ночного пепла
Вбиваю в гроб судьбы последний гвоздь,
Пока душа от боли не ослепла.

Пока ещё есть соль в моей горсти,
Пока стучат в висках скупые думы,
Я продолжаю к пропасти идти,
Улавливая песнь в грядущем шуме.

И век хрипит, как недобитый зверь,
Захлёбываясь истиной, как желчью.
Я вздрагиваю вновь от стука в дверь,
Скорбя над словом и родною речью;

Скорбя над мыслью, что не рождена,
Как мать над сына свежею могилой.
Из цепких лап судьбы в пространство сна
Я ускользаю чёрной кровью стылой.

А там покой. В заветном том саду
Я волк, что, наконец, вернулся в стаю;
Как дерево, я молча ввысь расту,
Корнями в землю всё сильней врастая.

Я пыль эпохи на ковре времён.
Я крик, что в пенье райских птиц исчезнет.
Не помня лиц, профессий и имён,
Гляжу в себя – в грохочущую бездну.

Я переплавлю боль свою в металл.
Пусть бытие свинец вливает в ухо.
Блажен, кто с хрустом крылья лжи ломал,
Кто нас привёл к Садам Святого Духа.

(Камиль Дадаев)

Иллюстрация: Arthur Hughes. Sir Galahad, the Quest for the Holy Grail, 1870
Мы должны родиться дважды, чтобы прожить хоть немного, хотя бы чуть-чуть. Мы должны родиться плотью, а затем душой. Эти два рождения подобны разрыву. Первое бросает тело в мир, второе возносит душу до небес. Моё вторые рождение началось в тот момент, когда я увидел, как ты вошла в комнату около десяти часов вечера.

(Christian Bobin. La plus que vive)

Иллюстрация: Édouard Vuillard. Femme assise dans une pièce sombre, 1895
13.03.202516:00
​​«НЕТ БОЛЬШЕГО ЧУДА, ЧЕМ ВРЕМЯ И ПАМЯТЬ»

Я читала у Сергея Трубецкого, что чудеса убеждают только тех, кто уже верует. Человек, лишенный веры, не обретет ее, увидев чудо. Я не знаю, к кому причислить себя, потому что, принадлежа к пустому веку, то обретаю, то теряю веру. Я видела, Боже, чудеса, но нужны глаза, чтобы их увидеть, а зрение у меня слабое, и то и дело свет меркнет в моих глазах. А может, мне чудеса не нужны по другой причине: зачем мне частное чудо – исцеление, например, – когда все, что меня окружает, само по себе является непостижимым чудом, – этот мир, все живое, а главное, человек и его сознание. Мне кажется, нет большего чуда, чем время с его необратимостью и производное от времени – память. Они нам даны, и вопрос не в том, кем даны, а зачем мы получили этот таинственный дар. Ведь память превращает необратимое время в наш внутренний мир. Вспоминая, мы снова переживаем события, но уже не способны внести никаких изменений в их неотвратимый ход. В этом наше счастье. Юность сильна беспечной слепотой. Как исказили бы мы нормальный ход событий, если б в зрелые годы или в старости стали исправлять свои юношеские поступки... Так поэты в старости часто исправляют юношеские стихи. С новых позиций, одаренные иным зрением и чувствами, они кромсают ощущения молодости, и в результате получаются не целостные стихи, а гибриды, курьезы, сращения из несовместимых материалов. <...>

Что произошло бы, если б мы могли возвращать события и по-новому их перекраивать... Мне страшно думать, как я растоптала бы свою жизнь, если б с грозной логикой зрелости или старческим ясновиденьем, все уже понимая и зная, снова очутилась с глазу на глаз с Мандельштамом во время наших нелепых ссор и бурных объяснений... Какое счастье, что память возвращает нам прошлое не для того, чтобы переделать его, а лишь затем, чтобы осмыслить, оплакать и понять. Мы в ответе за все – за каждый поступок и за каждое слово, и память предлагает нам обдумать, зачем мы жили, что мы сделали со своей жизнью, было ли у нас назначение и выполнили ли мы его, есть ли целостный смысл в нашей жизни или она состоит из нагромождения случайностей и нелепостей.

(Надежда Мандельштам. Вторая книга)

Иллюстрация: Надежда Мандельштам, 1979
18.03.202516:00
​​Человек сам по себе не может изменить свою природу, он способен ее лишь осуществить, о чем разумно говорит гуманистическая традиция. Гуманизм настаивает на том, что цель человека — полностью раскрыться, полностью реализовать себя. Аскеза утверждает иные, альтернативные цели. Здесь нет гуманистского восторга перед наличной природой человека, но нет и стремления ее проклясть и отбросить, отсечь или умертвить. Девиз аскезы — «превосхождение естества»: нужно не просто раскрыть человеческую природу, но пойти дальше — не согласившись с ней, трансформировать ее. И добиться этого лишь своими, естественными средствами человек не может; тут требуется другой источник энергии. Без собственных энергий человек, конечно, тоже ничего не достигнет, но их одних недостаточно, они не могут сообщить человеку силу восхождения по духовной вертикали.

Тут существенно одно философское различение, к которому мы прямиком подошли. Философия различает бытие и сущее, онтологическое и онтическое. Когда мы говорим об онтологическом восхождении, мы имеем в виду изменение самого способа бытия человека. И оно действительно неосуществимо изнутри. Разумеется, есть обширный диапазон изменений вполне радикальных, но в рамках здешнего горизонта бытия. Такие изменения называются в философии онтическими. Есть онтологическое, относящееся к бытию, а есть онтическое, относящееся к сущему. И подъемная — онтологическая — сила может принадлежать только иному, нездешнему плану бытия. <...> Подъемную силу дают человеку божественные энергии. В иных терминах задача обретения онтологической подъемной силы обозначается как стяжание благодати.

(Сергей Хоружий. «Практика себя»: Беседа с Татьяной Иенсен)
Ko'proq funksiyalarni ochish uchun tizimga kiring.