Аульный старшина, степенно важный по манерам, носил на себе отпечаток военной выправки, полученной им во время службы в туркменском дивизионе.

— Долго был на военной службе, старшина? — обратился генерал к старику.

Тотчас же встав с места и, в знак почтения приложив правую руку к сердцу, старшина довольно правильным русским языком ответил, что прослужив в дивизионе всего пять лет, причём последних два года состоял в звании урядника, с которым и уволен от службы.

— На каких, собственно, основаниях существует этот дивизион? — спросил один из собеседников.

— А видите ли, — быстро заговорил капитанъ Н., видимо, не любивший долго сидеть молча, — туркменский конно-иррегулярный дивизион, сформированный вначале как милиция в составе тридцати — сорока человек, переформирован был в сотню, а лет девять — десять тому назад в дивизион. Комплектуется он туркменами, желающими служить в нём добровольно. Каждый из них даёт обязательство прослужить всадником в дивизионе два года и по окончании этого срока может по желанию или далее продолжать службу, или же быть уволенным. Во время состояния в дивизионе все всадники должны иметь собственную верховую лошадь. От казны же им даётся винтовка и жалованье по двадцать пять рублей в месяц, на которое они должны также содержать и свою лошадь. Охотников служить в дивизионе всегда масса. Это хорошая воинская часть, сидящая на отличных конях. Служба всадников совершенно та же, что и наших казачьих частей. Офицеры же в дивизионе частью назначаются из кавалерийских полков, а частью производятся из тех же всадников без экзамена в офицеры милиции. Вообще туркмены представляют собою прекрасный материал для комплектования нашей кавалерии. По своему характеру и веками усвоенным понятиям это народность, особенно желательная в рядах нашей армии. Поэтому уже, в сущности, пора ввести среди них общую воинскую повинность, комплектуя ими этот же дивизион, который тогда лишь придётся развернуть в полк.

Город большой и, по сравнению с Джаркентом, – «европейский», – столица Семиреченской области, резиденция губернатора и архиерея. Он мог бы по справедливости считаться и культурным центром, т.к., не говоря уже о многочисленных школах, как русских, так и татарских, в нем было две гимназии, епархиальное училище и учительская семинария. Много было действительно хороших магазинов. Торговля шла бойко, причем процветало и русское купечество, не только туземное. работали заводы – кожевенные, пивоваренный и маслобойный.

The Maslinitz - это праздник, который каждый добропорядочный русский стремится отметить, притом он вгоняет себя в болезненное состояние поеданием блинов, которое предваряет долгое голодание в последующем. Мои товарищи [русские офицеры] были слишком набожны, чтобы пренебречь этим важным событием.

Один поляк уверил кокандцев, что он знает, как вести оборону по всем правилам науки. Эта-то «наука» их и погубила. Когда наши насыпали батарею и открыли огонь, кокандцы тоже насыпали перед своими воротами один вал, потом другой, втащили пушки, стали отстреливаться и даже собирались на вылазку. Черняев хотел было уже переходить на другую сторону города, как получил известие от подполковника Лерхе, что на плечах кокандцев можно ворваться в крепостные ворота. Тогда Черняев отрядил к его четырем ротам маленькую помощь, а сам пошел на цитадель, стоявшую сбоку, над обрывом реки. Цитадель оказалась неприступна, но наши заметили род длинного ящика, перекинутого через ров и входившего в сводчатое отверстие стены, к счастью ничем не прикрытое: это был водопровод. Черняев первый пустился по нем бежать; один по одному, сильно пригнувшись, пробирались солдаты через отверстие в стене и, вдруг, как снег на голову, появились в цитадели. Гарнизон до того растерялся, что не сделал ни одного выстрела; многие бросились со скалы, причем разбивались на смерть. И колонна Лерхе имела удачу. При первом же «ура!» кокандцы бросились к воротам, солдаты за ними, и после короткой сечи часть гарнизона осталась на месте, другая разбежалась; сарты, побросав оружие, искали спасения на деревьях. Неприятель покинул в городе, кроме орудий, множество огнестрельного и холодного оружия, а также свои бунчуки, знамена, значки.

Через час после начатия приступа, город с цитаделью, построенной на неприступной возвышенности и с десятитысячным гарнизоном, составленным из лучших войск ханства, был в наших руках. Потеря наша во время этого штурма состояла из двух убитых, 17 раненых и 19 контуженных нижних чинов,, а за все время осады — из 6 убитых и 41 раненых и контуженных.

Прекрасный губернаторский дом, художественно построенный архитектором Гурде, гораздо лучше Кауфмановского, а здания гимназий и некоторых частных лиц могли бы украсить любой губернский город в Европейской России… Загородная дача генерал-губернатора, находящаяся в ущелье гор, в 10 верстах от города, замечательно красива по своему местоположению.

Сырдарья очень хорошая река. Она здесь широка и глубока и обильна рыбой всякого рода. … Осетров или, вернее, шипов здесь множество. … Черной рыбы еще больше, оттого она не ценится. Особенно много сомов, самых колоссальных размеров, так что, в самом деле, опасно купаться. Недавно проходил здесь батальон Самарского полка. Люди, придя, начали купаться. Вдруг один унтер-офицер начал кричать. Так как он плавал у самого берега, то его схватили за руки два рядовых, чтобы вытащить, предполагая, что он тонет. Но унтер-офицер, продолжая кричать, тянул за собой в воду и солдат; наконец он стал умолять бросить его, говоря, что огромная рыба схватила его ногу до паха. Солдаты не могли удержать несчастного. Через несколько дней на отмели далеко от Казалы был выкинут труп огромного сома, около четырнадцати пудов весу, подавившегося унтер-офицером. Одну ногу чудовище проглотило до паха, другую же не пускало далее тело унтер-офицера.

Что пройдёт, то будет мило.

Посланный съ какимъ-нибудь порученіемъ отъ уѣзднаго начальника, джигитъ вездѣ почетный гость, разспросамъ нѣтъ конца, угощеніямъ тоже. Хорошо исполненное порученіе приноситъ халатъ, денежную награду, а тамъ, впереди, мерещатся: почетные халаты съ галунами, медаль въ петлицу, медаль на шею… вотъ и „почетный туземецъ“!

Зачем, за что эти и тысячи других бессмысленных, ужасных случайностей страданий, поражающих людей? … Верный провалился оттого, что существуют такие-то геологические законы. Но ведь вопрос в том, почему именно такие-то люди подверглись именно таким-то ужасным страданиям, и как мне избавиться от этих случайностей страдания

[Город выглядел] живописным, в зелени, с деревянными ввиду землетрясений домами, искусно подделанными, однако, под камень, с чудным видом на горы.

Товарищи! Дело, которое мы теперь начинаем, — великое дело. Мы идем исследовать неведомый Тибет, делать его достоянием науки. Вся Россия с доверием и надеждою смотрит на нас. Не пощадим же ни сил, ни здоровья, ни самой жизни, если то потребуется, чтобы выполнить нашу громкую задачу и сослужить тем службу как для науки, так и для славы дорогого Отечества.

Незадолго до того прочтенное мною сочинение Вамбери помогло мне сказать витиеватую приветственную речь в чисто восточном вкусе и когда ее переводил мой джигит, то хан все повторял слово «хош», выражая тем свое удовольствие, но в конце речи я упомянул о его гуманности и отмене в тот день смертных казней и выразил надежду, что скоро смертные приговоры будут в виде исключений, воры не будут калечиться, а заключаться в тюрьмы; но хан сказал, что он очень сожалеет, что мы опоздали и не видели, как он в то утро кормил преступником двух огромных сомов, живущих в садовом пруде. Каждый четверг одного из приговоренных к казни с полусвязанными ногами бросают в пруд с отвесными берегами против стеклянной галереи ханского гарема. Брошенный старается переплыть и вылезть на противоположный берег бассейна, где нет стражи, но и опытные сомы не дремлют и хватают за голые ноги осужденного, стараясь тянуть его в глубь. Несчастный, которому обещана жизнь, если он выберется на берег, отбивается от этих прожорливых рыб, имея свободными лишь руки, а на эту борьбу, оканчивающуюся всегда победой рыб, с хохотом любуются хан и его гарем.

Когда позже Коканд был взят русскими, то один из сомов еще был жив, и раз рядовой 2-го Туркестанского стрелкового батальона, полоща в том пруде рубаху, был схвачен за руку подкравшимся сомом, о котором не знали или забыли. К счастью, солдатик отделался сильным поранением пальца о зубы рыбы. Сейчас же выпустили воду из бассейна и на дне, между человеческими костями, лежал толстый сом около сажени длиною. Его убили, а мясо, по распоряжению командира стрелковой бригады, роздали на ротные кухни, но, понятно, этой ухи никто не ел, и после отсылки пробных порций начальству ее вылили из котлов.

В городе Бухаре было три караван-сарая, в каждом из которых проживало от ста до ста пятидесяти индусов-ростовщиков. Бухарские власти назначили над ними уполномоченного, называвшегося «есаулом индусов». Этот есаул, кроме того, что надзирал за ростовщиками, был также начальником над эмирскими шпионами. В первую очередь он осуществлял свои шпионские обязанности по отношению к индусам: выведывал, сколько заработал каждый из них, кому и сколько давал денег в долг.

Есаул и чиновники эмирского правительства помогали индусам взыскивать долги, потому что считали их имущество и доходы принадлежащими бухарскому государству. И действительно, если умирал какой-нибудь индус и у него не оставалось наследников, то все наличные и розданные в долг деньги немедленно захватывались правительством. Есаул постоянно проверял все достояние индусов, и они не могли даже перед смертью передать деньги своим соотечественникам.

Стремительный натиск штыками, сомкнутый строй, непосредственная близость начальника к своему отряду, железная дисциплина и непременно — наступление, а не защита, — словом, все то, чего нет и не может быть у кочевника, что непривычно ему и что поражает его воображение, — вот основные правила русского боя с кочевниками, выработанные и завещанные своим товарищам по оружию Скобелевым и другими знатоками азиатской войны. Одна подробность, переданная, как очевидцем, лектором — очень тронула меня: после боя в Денгиль-Тепе, возвращаясь с преследования бежавшего врага, солдатики наши усадили все лафеты орудий, все седла кавалеристов подобранными по дороге текинскими детишками и брошенными матерями их… В этом отрадное отличие «христолюбивого воинства» нашего от варваров-азиатов, которые торжествуют свои победы прежде всего тем, что режут горла своим пленникам, не разбирая ни пола, ни возраста.

20 лет тому назад здесь кочевали лишь киргизы, номинальные подданные кокандского хана, и была голая степь; а теперь, благодаря неутомимой энергии первого русского пионера и администратора, возник цветущий город, и быстро разрастаются с каждым годом русские поселения, созданные его неусыпными трудами и заботами.

Начиная с границы Аулиатинского уезда, деревни Кара-Балты, мы проходили благодатным Семиреченским краем через цветущие русские поселения. Большинство переселенцев малороссы, целиком перенесшие свою далекую, покинутую родину; хаты, крытые камышом, плетневые заборы, колодцы с журавлем и колоды пчел в цветущих молодых садиках, – всё напоминает здесь Полтавскую и Черниговскую губернии. Некоторые из переселенцев, 10–15 лет тому назад, пришли сюда с парою волов, питаясь по дороге Христовым именем, а в настоящее время все живут хорошо; другие за это время достигли уже богатства и живут теперь в Верном, занимаясь торговлей.

По улицам то и цело скачут калмыки с длинными женскими косами, киргизы важно покачиваются на верблюдах, китайцы, в огромных соломенных шляпах и с веером в руках, возят двухколесные тележки с овощами. Прогремит пара офицерских лошадок, разубранных бляхами и бубенцами, или мягко прокатится большая коляска с франтовато одетыми дамами на сытых серых конях.

Ази­ат­ская окрас­ка Вер­но­го вез­де бро­са­ет­ся в гла­за. На каждом шагу встре­ча­ют­ся и об­го­ня­ют кон­ные и пе­шие азиат­цы: кир­ги­зы, сар­ты, дун­гане. Кри­ки раз­воз­чи­ков и раз­нос­чи­ков зе­ле­ни и фрук­тов — на ло­ма­ном рус­ском язы­ке: «Яб­ло­ки, са­лят, грю­ши». По­лив­щи­ки улиц ту­зем­цы. По­ло­вина хо­ро­ших магази­нов и ла­вок при­над­ле­жат ту­земцам. На ба­за­ре — там боль­шин­ство тор­гов­цев ази­а­ты.

О нем г. Скайлер [американский дипломат, побывавший в Туркестане] говорит как о человеке с неутомимой энергией. Киргизы называют его "железное седло". Он умеет говорить по-киргизски и отлично знает этот народ. По словам нашего автора, если есть кто-нибудь теперь, кто мог бы уничтожить взяточничество в Туркестане, восстановить доверие в туземцах к русским и уменьшить огромные издержки в людях и деньгах, которые продолжаются в Туркестане до сих пор и, по-видимому, предназначены усиливаться, - это именно он.

Весь состав низших служащих — их было около десятка — были сарты. Они же прислуживали при астрономических наблюдениях. Тихий, трезвый народ!

Жили в отведенных им маленьких постройках туземного типа, глинобитных, с земляными крышами, усердно плодились, вели несложное хозяйство. Никогда у них не было слышно о крупных недоразумениях или ссорах, а тем более о пьянстве.

На нас, русских, смотрели снизу вверх, как на людей особой расы. При встречах, по сартскому обычаю, не снимали шапки, а отвешивали поклон, прикладывая правую руку к груди, — делали кулдук. Особенно усердствовал садовник Турдукул: он хватался обеими руками не за грудь, а за живот, и при этом еще приседал. Со стороны казалось, будто, при виде начальства, у него делаются схватки в животе.

Главным между сартами был служитель обсерватории Юнус. Высокий, степенный мужчина, с русой бородой, с умными глазами — всегда в халате и тюбетейке. Большой умница, присматривавшийся к нашей работе и старавшийся ее понять.

В первое время он прислуживал при моих наблюдениях. Я занимался, между прочим, дневными наблюдениями за Венерой и каждый день зарисовывал, что различал на ее поверхности. Вдруг получается телеграмма: кто-то в Америке увидел на Венере светлое пятно.

— Как же это, Юнус? Мы с тобой просмотрели пятно на Венере, а в Америке его увидели…

Отвечает со степенным спокойствием:

— Если «мы» не видели, значит ничего там нет!

Он оказался прав. Через день пришла телеграмма с опровержением: в Америке поторопились: пятна действительно не было.

Заведывание главными оросительными каналами (арыками) возлагается
на арык-аксакалов, а заведывание побочными арыками—на мирабов. ... Назначаются ... мирабы — по избранию сельских сходов.... назначение же и выдача
содержания мирабам зависит от усмотрения обществ.

Крестьяне быстро усваивают технику местной ирригации, - настолько быстро, что из их среды, иногда, выбираются мирабы при общем с киргизами пользовании водою.