Поскольку на дворе всё-таки весна (у иных правда, говорят, снегу нападало, но у нас ничего, всё чинно) то в избе нашей происходят сейчас ежегодные и неизбежные ритуалы: зимние наряды, шубы, армяки, малахаи и штаны на вате, а равно угрожающих размеров валенки на резиновом ходу щедро пересыпаются ядрёнейшей махоркой, перекладываются самым ядовитым нафталином и убираются в дальние сундуки и высокие антресоли до поры до времени.
Туда же бойко идут и трёхпалые рукавицы на меху, двойной вязки варежки, бабкины носки с пяткой из распущенной на нитки парашютной стропы, которым теперь сносу от этой хитрости — натурально нет, мохеровые шарфы, душегрейки и тёплое, мягкое исподнее, коим в морозы пренебрегать никак не следует, ибо моды приходят и уходят, а огурчик у вас, господа мои хорошие, один-одинёшенек и на всю оставшуюся жизнь. Берегите.
Взамен убранного, соответственно, горстями достаются из зимней спячки платья более лёгких и изящных фасонов, с некой, даже, знаете ли, долей легкомыслия и фривольности, ибо в знойную пору имеем мы всё ещё обыкновение выставлять телеса под свет божий, хотя по-хорошему надо бы это уже прекратить, ибо не шестнадцать давно, чего уж там кривить душой. Но пока ещё что-то не решаемся и молодимся.
В процессе доставания, разумеется, идёт активная помощь со стороны котов, заключающаяся как правило в беспорядочном залезании и вылезании в открываемые шкафы и ящики, в совершенно неуместной игре с украденной перчаткой, в потере одного из взятых на баланс животного и поисками оного с последующим счастливым нахождением запертым под шубами, и так далее.
Кульминацией действа явилась чёрт её знает откуда вылетевшая махонькая, еле живая моль. Баба сразу бодро и активно забегала и захлопала звонко в ладоши, пытаясь тем самым свести со свету животинку, коты, завидев такую небывалую вольность, тоже начали синхронно говорить ке-ке-ке и прыгать как бесноватые туда-сюда, повалив в процессе многое, слава богу — не бьющееся.
Насекомое в итоге было повержено, и баба, являя торжествующую ладонь в серебристо-пыльных разводах, бывших когда-то мотыльком, кинулась проверять, не поела ли та моль её юбки и блузоны. Коты, расстроившись, что мух более нет и не предвидится, затеяли шутошную драку промеж себя и весьма преуспели в этом, а я рассовывая по своим полкам (да, у нас разделение строгое на мужскую и женскую половину. В мужской, кстати, порядку больше!) задумался.
Вот всего у меня вроде в достатке. И штанов приличных целая охапка. И рубашек к ним соразмерное количество. Футболок — тех вообще без счёту, прочих сюртуков, кафтанов да батников — тоже не обидел бог. А хожу, смешно сказать — почитай что безвылазно в одном спортивном костюме, уже ощутимо потёртом, в видавших виды кроссовках и кургузой кацавейке, именуемой в народе бомбером.
Когда костюм спортивный запачкается и делается непригодным для выхода в нём в добрые люди, я достаю из шкапа практически такой же, а запоганенный житейскими бурями отправляю в стирку. И так по кругу.
Станет теплее — сменю кроссовки на резиновые тапочки с крокодильчиком, а кацавейку на футболку с линялым рисунком. И опять всё те же спортивные штаны. Вот и весь наряд.
И ведь бываем, бываем, чёрт его дери в центральных магазинах, и что-то там покупаем даже, с отвращением покряхтывая, поминая неприличным словом дороговизну проклятую, и висит потом всё это, пылится и никуда почему-то не носится. Оденусь, бывает, на какое приличествующее мероприятие солидно, так изверчусь весь. Тут давит, там трёт, носки эти дурацкие надевай, рубашку ГЛАДЬ, ужас. И ведь раньше одевался так регулярно. Носил всё это, следил за веяниями. А сейчас — как бабка отшептала.
