Писательница из Сиднея Лорен Тесолин-Мастроса, она же Тори Вудс и автор книги Daddy’s little toy, не признала себя виновной ни по одному из трех пунктов обвинения, а ей вменяют производство (1), хранение (2) и распространение (3) материалов, содержащих насилие над детьми.
Сразу с чердака детали: около месяца назад букток прознал про самиздат, в котором разворачивается история (далее цитата СМИ) между 18-летней девушкой и другом ее отца. Если верить чужим рецензиями (отзывов, как таковых нет, большинство книгу не успели прочесть, так как Тори Вудс снесла ее страницы отовсюду), то девочка влюбляется в мужчину задолго до совершеннолетия, а он караулит ее взросления чуть ли не с младенчества.
Добавлю дежурное «фу», чтобы мой пересказ не вызывал желание придумать мне симпатию к непрочитанному тексту, а то помню я кейс с цитатой, что «Лолиту» некоторые тоже квалифицируют, как книгу о любви (привет аннотации «Азбука-классика», например).
Вернемся в Австралию: адвокат писательницы Микаэла Мате ходатайствовала о сокрытии личности писательницы (ей было отказано), ссылаясь на количество хейта и угроз, с которыми столкнулась женщина, а еще Мате подчеркивала характер обвинений и тут же отмечая, что этот случай «тотально отличается» от других дел с обвинениями в жестоком обращении с детьми, поскольку жертв в юридическом понимании у Тори Вудс нет.
По словам Мате, обвинение было выдвинуто полицией еще до «получения копии книги и прочтения» оной: так сработала и букток-полиция — я так и не нашла ни одного негодующего, кто мог бы ответить мне на вопросы о деталях в книге, все лишь пересказывают аннотацию и друг друга.
А еще это великолепный пример трансфигурации читателя в прокурора-судью. У Бегбедера в одной книжке с собранием «отвратительных» книг есть прекрасная фраза, которая способная спровоцировать недели дискуссий: «Мы критикуем полицейское государство, хотя проблема в нас самих: гражданах-полицейских».
Меня раздражает тот факт, что в этой дискуссии я, например, не могу ничего придумать: так как у меня 🫧принципы🫧 — говорить об «острой» книге, которую я не читала, ссылаясь на чужие рецензии даже не дочитанных книг? Извольте. Целую чужое читательское право негодовать от «шокирующих» и «отвратительных» книг в неспособности не ассоциировать себя с героями, но и вопли, что «нужно арестовать каждого, кто успел прочитать эту книгу» понять не могу.
Мы с невыносимыми Масодовым, Витткоп, Гибером, Поппи Брайт и прочими альтернативно-оранжевыми из моей юности в этот момент, что та обезьянка из мема…
Недавно сковырнули корочку с тех, кто и «Лолиту» читает филейным способом, а потом бегает по соцсетям и прикладывает подорожником к оксимиронову гнойнику фразу, что это Набоков про любовь писал (из другого куста слышны крики, что ВВН был сам педофилом, вот такая книжка и получилась…)
С одной стороны я слышу, что литература давно растеряла свои дидактические функции, «книга не должна ничему учить», читательницам нравятся красные флаги и они восторгаются мужчинами, которые вытирают о нежных героинь свой нефритовый стержень и немытые ноги. И вот с другой — дети, необходимые TW и прочее… Как тиктокеры распознали под розовой обложкой пропаганду аморального поведения взрослого по отношению к ребенку? Высочайший уровень доверия друг к другу. Восхищаюсь без сарказма.
А у нас, тем временем, есть примеры цензуры из серии «не читал, но осуждаю, — запретить» («Лолита», кстати, по новому закону оказалась в безопасности.) И тут получается вопрос о крайностях: либо запрещать все, что не укладывается в oblico morale современного и прогрессивного книжного туристо, либо разрешать все? Либо на каждую книгу наклеивать дисклеймер с хештегами? Либо… что?
В моем посте нет никакой морали.
Следующее заседание по делу Тори Вудс 5 июня. Я отслеживаю этот кейс, потому что мне чертовски интересно увидеть заключение экспертов: юридическая критика — это отдельный жанр. Такой у меня патологоанатомический интерес.
