Я не могу привыкнуть к существованию людей, которым нельзя помочь. Все мы очень слабые, но когда ты в какие-то моменты времени чувствуешь силу, уверенность и знаешь, как правильно, ты невольно хочешь поделиться этим с человеком, который сидит в чавкающей грязной жиже, душевной или ментальной.
Ему говоришь: слушай, вот иди сюда, тут свет, чистота, ну, или более чистое место. Подаешь ему руку, пытаешься вести себя благородно. И он делает вид, что готов принять эту помощь, вылезти. Есть, конечно, такие, кто за эту попытку вытащить тебя еще грязью обольет. Ты вытираешься, снова за свое, рискуя тем, что он однажды сам тебя столкнет в грязь.
И таких людей на этом переходе оказалось много. Потом ты все-таки сама приходишь к выводу, что надо просто оторвать человека от себя и быть там, где ты необходима, где тебя оценят. Нельзя людям все время объяснять и демонстрировать свою значимость в их жизни. Не надо этого делать.
Человеческий ресурс весьма ограничен, а собственную душу надо оставить живой и по возможности радостной. Если кто-то считает единственным мерилом живой души боль, это их проблемы, оставь это им. Многие вообще уже являются светом погасшей звезды, а ты их пытаешься воспринимать живыми. Не надо.
Виктор Анатольевич Надеин-Раевский мне как-то сказал, что истинно верующего человека можно отличить только по глазам, у них во взгляде бесконечность...глаза бездонные. Вы много видите таких сегодня?
Я живых людей все больше встречаю не среди представителей творческой интеллигенции, а среди самого обычного люда. Среди работяг, которые внешне огрубели, порой не в состоянии фразу без мата сказать, но у них реакции живых, чувствующих людей. Я таких на путине много встретила. Даже на грубых, физически тяжелых работах эти люди меньше подвержены выхолащиванию, хотя и живут вне культуры. По сути вне ее вся страна сейчас живёт. Каждый спасается, как может.