3.).С.А. Иванов в контексте легенды о бесовской иконе пишет, что она не могла появиться ранее 17 века, ибо в этот период дьявол появляется в изобразительном искусстве. Искусствовед, говоря о дате появления дьявола на иконе, ссылается на работу Буслаева Ф. И. «Бес», которая в контексте изысканий в области визуальной демонологии является устаревшей. Современные исследователи, например Д.И. Антонов, утверждают, что первые изображения падших ангелов на фресках в русских храмах появляются уже в 11-12 веках, откуда следует предположение о том, что данная легенда является более древней, сформированной вскоре после смерти св. Василия Блаженного.
Данное предположение можно считать правдивым, исходя из того художники-иконописцы выработали ряд приёмов, с помощью которых они выделяют негативных персонажей: тёмный цвет фигуры, расположение на тёмном фоне, рога, хохол, профильное положение лица и т.д. Применение маркёров варьируется в зависимости от исторического контекста, ибо иконография зла с течением времени изменялась, негативного персонажа, которого стремится изобразить автор, и сюжета, кой иллюстрирован на иконе или миниатюре.
В контексте последнего уместно будет затронуть мотив оборотничества, наиболее часто встречающийся в житиях святых и на миниатюрах, иллюстрирующих эпизод, в котором бес перевоплощается в другую персоналию для искушения святого. Д.И. Антонов в статье «Дух в чужом теле: оборотничество в древнерусской иконографии, книжности и фольклоре», приходит к выводу, что мотив визуального разоблачения оборотня присутствует в иконографической традиции, являясь, при этом, ключевым.
Это обстоятельство сближает иллюстрации к сюжетам о оборотнях с адописной иконой, в контексте которых, по выражению О. Ю. Тарасова «речь шла об особой игре в нераспознание «антихристовой прелести»», то есть мотив визуального разоблачения присутствовал в легендах об адописных иконах, откуда мы приходим к тому, что человек узнавал адопись, исходя из тех маркёров, что были ему знакомы по христианской иконографии.
Корреляция между возникновением первых изображений дьявола и появлением представлений о бесовской иконе можно считать правдивой лишь отчасти, ведь мы не располагаем достаточным количеством данных, чтобы провести более точный генезис данного феномена. Однако, определяя адопись как явление средневековое, необходимо так же апеллировать к отношению человека сего периода к иконописи, ибо сие так же способно послужить ключом, что поможет ответить на поставленный вопрос.
Практика порчи образа, была не только выражением народного благочестия, когда, например, отскабливаемый лик того или иного святого употреблялся в пищу или носился как амулет с целью получения положительных свойств, но и применялась по отношению к демоническим или демоническим персонажам. Наиболее частыми объектами вандализма второго типа были глаза и лицо, из чего ряд исследователей усматривает причину сих действ не только в страхе зрительного контакта, но и в стремлении уничтожить «дурной глаз», что способен навредить человеку, ибо согласно архаическим представлениям ослепление персонажа лишало его силы.
Так, страх перед бесовщиной, которая активно фигурировала средневековой культуре, распространялся на изображение зла в иконографии, им приписывали те же негативные свойства, что, как считалось, могли исполнять бесы.
Таким образом, можно предположить о том, что генезис адописной иконы более древний, нежели сие представлено в современной историографии. Данный вывод действителен из-за двух посылок, первая из которых есть ранний генезис иконографии зла на Руси, из-за чего маркёры демонического стали узнаваемы в обществе, а вторая – есть отношение в народной среде к изображению зла, как носителю негативных свойств, исходя из чего можно предположить, что мотивированный страхом народ мог начать искать на иконах скрытых бесов в тот же период, когда сформировалось такое отношение к изображаемому злу: Д.И. Антонов сообщает, что наиболее ранние случаи вандализма по отношению к «антигероям» в миниатюре и на иконе в русском материале фиксированы 14 веком.
