mikaprok reading
11.04.202507:48
Античный дискурс
Корнелльский преподаватель «глобального развития» и профессиональный историк Аарон Бенанав дебютировал с книгой, которая не могла не обратить на себя внимание: «Автоматизация и будущее работы».
В общем, актуальная страшилка для тревожного времени: автоматизация попросту отнимет у нас всю работу.
Автор развивает популярный дискурс о том, что будущее уже здесь, мы и так теряем работу и единственное, что нас спасет – базовый доход. Который, к слову, тоже уже здесь. Работа, совершаемая заметной частью горожан подпадает под это определение.
Бенанав считает нынешнюю популярность темы автоматизации следствием реального дефицита рабочих мест. С 1970-х годов темпы роста мировой экономики постоянно замедляются. В результате созданные в 1940–1960-х годах беспрецедентные индустриальные мощности оказываются недозагружены. На протяжении длительного периода мы живем в стагнации, механизм промышленного роста «забыт», но никаких альтернатив ему так и не было придумано.
Рост сектора услуг не спасает ситуацию, так как там по определению низкая производительность труда. Это:
Постапокалипсис нау.
Это совсем не новая мысль, а, как не удивительно, Роберта Бреннера. Главного американского экономического комментатора 80-х.
Ни политика низких ставок, ни политика жесткой экономии не помогают, как мы видим.
Все происходящее – не более, чем «утопический ответ нашему антиутопическому миру».
Ничего уникального в этом нет, последние 200 лет все только и делают, что ищут рабочую силу.
Базовый доход «будет поддерживать на плаву мир масштабного неравенства, а не поможет его низвергнуть».
Что же делать?
Тут Бенанав неожиданно достает из рукава козырь, запасенный там с 1867 года – организованно протестовать против угнетения!
Нельзя давать откупиться подачками, нужно настаивать на … справедливом … распределении доходов!
В этом месте он на удивление не ссылается на Роулза, хотя обычно его коллеги делают именно так. Потому что хотелось бы получить определение этой самой справедливости и хоть глазком на нее взглянуть.
Но нет, оставили нас с вопросами без ответов.
Корнелльский преподаватель «глобального развития» и профессиональный историк Аарон Бенанав дебютировал с книгой, которая не могла не обратить на себя внимание: «Автоматизация и будущее работы».
В общем, актуальная страшилка для тревожного времени: автоматизация попросту отнимет у нас всю работу.
Автор развивает популярный дискурс о том, что будущее уже здесь, мы и так теряем работу и единственное, что нас спасет – базовый доход. Который, к слову, тоже уже здесь. Работа, совершаемая заметной частью горожан подпадает под это определение.
Бенанав считает нынешнюю популярность темы автоматизации следствием реального дефицита рабочих мест. С 1970-х годов темпы роста мировой экономики постоянно замедляются. В результате созданные в 1940–1960-х годах беспрецедентные индустриальные мощности оказываются недозагружены. На протяжении длительного периода мы живем в стагнации, механизм промышленного роста «забыт», но никаких альтернатив ему так и не было придумано.
Рост сектора услуг не спасает ситуацию, так как там по определению низкая производительность труда. Это:
...не мир сверкающих новых полностью автоматизированных фабрик и играющих в пинг-понг роботов для массовых потребителей, а мир рушащейся инфраструктуры, мир переживших деиндустриализацию городов, отсутствия младшего медперсонала и получающих мизерную зарплату специалистов по продажам, а заодно и огромный объем капитала, которому остается все меньше мест для инвестирования.
Постапокалипсис нау.
Это совсем не новая мысль, а, как не удивительно, Роберта Бреннера. Главного американского экономического комментатора 80-х.
Ни политика низких ставок, ни политика жесткой экономии не помогают, как мы видим.
Все происходящее – не более, чем «утопический ответ нашему антиутопическому миру».
Ничего уникального в этом нет, последние 200 лет все только и делают, что ищут рабочую силу.
Базовый доход «будет поддерживать на плаву мир масштабного неравенства, а не поможет его низвергнуть».
Что же делать?
Тут Бенанав неожиданно достает из рукава козырь, запасенный там с 1867 года – организованно протестовать против угнетения!
Нельзя давать откупиться подачками, нужно настаивать на … справедливом … распределении доходов!
В этом месте он на удивление не ссылается на Роулза, хотя обычно его коллеги делают именно так. Потому что хотелось бы получить определение этой самой справедливости и хоть глазком на нее взглянуть.
Но нет, оставили нас с вопросами без ответов.
17.01.202510:54
Во фраке с биноклем
Существуют фигуры, как будто созданные для неторопливого наблюдения бурных исторических событий. Они на фоне разворачивающихся катастроф публично рефлексируют, вспоминают былое, острословят, и, нет-нет, говорят что-то по-настоящему интересное.
Владимир Дмитриевич Набоков (ВДН), как его отец и брат (но не сын), важные свидетели эпохи тектонических сдвигов в России. Отец, конечно, как тот, кто задает тональность либерализма, до самих дат он не дожил.
Удивительно и то, что о них так мало написано содержательно. Помимо художественной переработки автобиографических материалов, писем и достаточно поверхностных разборов публицистики.
Про ВДН существует крошечная эмигрантская литература, в основном ограниченная эмоциональными репликами в адрес потерпевшего и пару академических исследований его жизни до 1917 года, опять-таки сосредоточенных на думской и правозащитной, как сказали бы сейчас, деятельности влиятельного правоведа.
На самом деле поговорить есть о чем. Во-первых, о его семейных связях помимо Рукавишниковых (и с ними подавно). Во-вторых, о его роли в Великой Ложи Востока Народов России, где он уступил место куда менее интригующей фигуре – Керенскому. В-третьих, о его роли в период конца 1916 — начала 1917 гг., как одного из спонсоров «февральского восстания».
Более-менее серьезно к фактографии ВДН подошел биограф его сына Брайан Бойд. Понятно, что для него «отец» не в личностном фокусе и выступал в качестве ландшафтной, хоть и прорисованной фигуры.
С точки зрения большой формы к ВДН подступился Григорий Аросев, вероятно, имеющий в виду сходство общих черт своей биографии (с поправкой на время и статус) и своего героя. Это писатель, проживающий в Берлине. С развитой эстетической и общественной позицией.
Обстоятельство, очевидно, играющее важную роль в процессе. Сложно не влюбиться в объект исследования, если находишь силы сравнивать себя с ним.
Тем не менее, в качестве стартовой точки для неакадемиков «Владимир Набоков, отец Владимира Набокова» может служить точкой отсчета для получения современного взгляда на предмет. Без политических деталей, но в контексте событий. Это уже не мало.
Существуют фигуры, как будто созданные для неторопливого наблюдения бурных исторических событий. Они на фоне разворачивающихся катастроф публично рефлексируют, вспоминают былое, острословят, и, нет-нет, говорят что-то по-настоящему интересное.
Владимир Дмитриевич Набоков (ВДН), как его отец и брат (но не сын), важные свидетели эпохи тектонических сдвигов в России. Отец, конечно, как тот, кто задает тональность либерализма, до самих дат он не дожил.
Удивительно и то, что о них так мало написано содержательно. Помимо художественной переработки автобиографических материалов, писем и достаточно поверхностных разборов публицистики.
Про ВДН существует крошечная эмигрантская литература, в основном ограниченная эмоциональными репликами в адрес потерпевшего и пару академических исследований его жизни до 1917 года, опять-таки сосредоточенных на думской и правозащитной, как сказали бы сейчас, деятельности влиятельного правоведа.
На самом деле поговорить есть о чем. Во-первых, о его семейных связях помимо Рукавишниковых (и с ними подавно). Во-вторых, о его роли в Великой Ложи Востока Народов России, где он уступил место куда менее интригующей фигуре – Керенскому. В-третьих, о его роли в период конца 1916 — начала 1917 гг., как одного из спонсоров «февральского восстания».
Более-менее серьезно к фактографии ВДН подошел биограф его сына Брайан Бойд. Понятно, что для него «отец» не в личностном фокусе и выступал в качестве ландшафтной, хоть и прорисованной фигуры.
С точки зрения большой формы к ВДН подступился Григорий Аросев, вероятно, имеющий в виду сходство общих черт своей биографии (с поправкой на время и статус) и своего героя. Это писатель, проживающий в Берлине. С развитой эстетической и общественной позицией.
Обстоятельство, очевидно, играющее важную роль в процессе. Сложно не влюбиться в объект исследования, если находишь силы сравнивать себя с ним.
Тем не менее, в качестве стартовой точки для неакадемиков «Владимир Набоков, отец Владимира Набокова» может служить точкой отсчета для получения современного взгляда на предмет. Без политических деталей, но в контексте событий. Это уже не мало.
04.04.202516:28
Происхождение советской социологии
Время от времени возникают любопытные флешбэки из «хорошо забытого старого».
Взять хотя бы небольшую книжечку Николая Попова «Россия — Америка. «Прямая связь». Воспоминания американиста и советолога.»
Структура книги типична для научной мемуаристики последнего времени: это импровизированное интервью российского социолога и американиста д.и.н. Н.П. Попова с д.ф.н. Б.З. Докторовым.
Темы тоже понятны. Личная история автора, общественное мнение в США и СССР-РФ, личные впечатления от классиков.
Попов – типичный «свой человек в Гаване». Географ, он начал свою карьеру в 1960-х годах как советский журналист в Америке (!), затем работал в Москве в Академии наук, занимаясь американистикой, а с конца 1980-х, присоединившись к формирующейся команде ВЦИОМ, открыл для себя изучение общественного мнения как профессию.
Ценно тут то, что с классиками он был на расстоянии рукопожатия. С Гэллапом он познакомился в 1972 г. и затем встречался с ним почти ежегодно, узнавая все больше о ремесле полстера и тонкостях изучения общественного мнения. Гэллап выдвинул идею сравнительного исследования отношения советских людей и американцев на общие темы: в годы застоя и холодной войны осуществить их не удалось, но благодаря перестройке они стали
реальностью. Сам Попов участвовал в трех таких пионерских исследованиях: «Молодежь и угроза ядерной войны» (1986), «Телевидение и общество» (1990) и «Общественное мнение и внешняя политика» (1990).
Собственно, сам ВЦИОМ во многом был вдохновлен идеями, выдвинутыми и обоснованными Гэллапом.
Настольными пособиями для первых советских полстеров стали отчеты Института Гэллапа о проведенных исследованиях, откуда они черпали как формулировки вопросов на разные темы, так и навыки их составления. Некоторые формулировки вопросов социально-политического свойства «вошли в наши анкеты непосредственно из анкет Гэллапа, и они гуляют
сейчас в сотнях опросах по стране». Один из примеров – известный вопрос: «Как вы думаете, наша страна движется сейчас в верном или неверном направлении?»
Другими конфидентами Попова в Америке, о дружбе и сотрудничестве с которыми он рассказывает, стали Луис Харрис (известный среди прочего как любимый полстер президента Кеннеди) и Уоррен Митофски (создатель технологии экзитпола).
Харрис предложил Попову принять участие в тройственном исследовании общественного мнения в СССР, США и Японии по проблемам восприятия их населением двух других стран. Николай стал директором советской части проекта, результаты которого потом широко освещались в этих странах. Опыт работы с Харрисом был использован Николаем через два десятилетия, когда он участвовал в избирательной кампании Бориса Ельцина в 1996 г..
Любопытные воспоминания, если смотреть на них через призму известных фактов.
Время от времени возникают любопытные флешбэки из «хорошо забытого старого».
Взять хотя бы небольшую книжечку Николая Попова «Россия — Америка. «Прямая связь». Воспоминания американиста и советолога.»
Структура книги типична для научной мемуаристики последнего времени: это импровизированное интервью российского социолога и американиста д.и.н. Н.П. Попова с д.ф.н. Б.З. Докторовым.
Темы тоже понятны. Личная история автора, общественное мнение в США и СССР-РФ, личные впечатления от классиков.
Попов – типичный «свой человек в Гаване». Географ, он начал свою карьеру в 1960-х годах как советский журналист в Америке (!), затем работал в Москве в Академии наук, занимаясь американистикой, а с конца 1980-х, присоединившись к формирующейся команде ВЦИОМ, открыл для себя изучение общественного мнения как профессию.
Ценно тут то, что с классиками он был на расстоянии рукопожатия. С Гэллапом он познакомился в 1972 г. и затем встречался с ним почти ежегодно, узнавая все больше о ремесле полстера и тонкостях изучения общественного мнения. Гэллап выдвинул идею сравнительного исследования отношения советских людей и американцев на общие темы: в годы застоя и холодной войны осуществить их не удалось, но благодаря перестройке они стали
реальностью. Сам Попов участвовал в трех таких пионерских исследованиях: «Молодежь и угроза ядерной войны» (1986), «Телевидение и общество» (1990) и «Общественное мнение и внешняя политика» (1990).
Собственно, сам ВЦИОМ во многом был вдохновлен идеями, выдвинутыми и обоснованными Гэллапом.
Настольными пособиями для первых советских полстеров стали отчеты Института Гэллапа о проведенных исследованиях, откуда они черпали как формулировки вопросов на разные темы, так и навыки их составления. Некоторые формулировки вопросов социально-политического свойства «вошли в наши анкеты непосредственно из анкет Гэллапа, и они гуляют
сейчас в сотнях опросах по стране». Один из примеров – известный вопрос: «Как вы думаете, наша страна движется сейчас в верном или неверном направлении?»
Другими конфидентами Попова в Америке, о дружбе и сотрудничестве с которыми он рассказывает, стали Луис Харрис (известный среди прочего как любимый полстер президента Кеннеди) и Уоррен Митофски (создатель технологии экзитпола).
Харрис предложил Попову принять участие в тройственном исследовании общественного мнения в СССР, США и Японии по проблемам восприятия их населением двух других стран. Николай стал директором советской части проекта, результаты которого потом широко освещались в этих странах. Опыт работы с Харрисом был использован Николаем через два десятилетия, когда он участвовал в избирательной кампании Бориса Ельцина в 1996 г..
Любопытные воспоминания, если смотреть на них через призму известных фактов.
10.01.202507:39
BLM и все-все-все
Как многие знают, я наконец-то опубликовал свою вторую работу – «Три буквы, изменившие всё!»
Писать о своих книгах сложно и, как правило, не нужно. Объективность тут ожидаемо уступает место творческому эго или жеманной позе ущемленного самолюбия. И то и другое – вещи малоинтересные для информационной навигации читателей. А, соответственно, и лишние для уважающего себя автора.
Поэтому я скажу о другом, а именно о контексте, в котором эта книга возникла.
С момента ренессанса в начале 2010-х годов «активизма меньшинств», я несколько раз брался изучать эту тему с академических позиций, в своей джорджтаунской докторантуре, потом долгое время сотрудничал с самым известным в США think-tank'ом малых социальных групп – IPS, а затем уже осваивая публицистику на эту тему, которая в изобилии появилась после известных событий 2020 года.
Через коллег я познакомился с Джеймсом Линдси, одним из основных критиков Critical Theory (извините за тавтологию) в США, а с точки зрения публичности, пожалуй, и в мире. Он и его соавторы указали на несколько важных источников данных, которые я впоследствии использовал для своей журналисткой работы.
BLM – своеобразная вершина искусственного айсберга «активизма», полностью направляемая федеральными службами и спонсируемая через крупные корпоративные структуры, как в самих США, так и за их пределами.
Цель процесса заключается совсем не в достижении a priori невозможного «равенства результатов», а создания экрана для демонстрации набора политических изменений в интересах правящей группы лиц. Будь то Демократы северо-востока страны или Республиканцы юго-запада.
Напряженность создает общественный резонанс, необходимый для начала работы трансфертного механизма. То, что в этот момент с водой в окошко улетает и ребенок (вместе с посудой, а иногда и оконной рамой) никого не интересует.
Как и в случае #metoo, BLM проявило крайнюю изощренность и, фактически, научилось на лету подменять предмет исследования изучающим субъектом. «Большой успех», который не мог не вызвать моего сначала научного, а потом и публицистического интереса.
Сегодня в 20.00 по Мск состоится презентация книги на boosty. По этому поводу завел специализированный tier: "Зритель стримов" 😊
Как многие знают, я наконец-то опубликовал свою вторую работу – «Три буквы, изменившие всё!»
Писать о своих книгах сложно и, как правило, не нужно. Объективность тут ожидаемо уступает место творческому эго или жеманной позе ущемленного самолюбия. И то и другое – вещи малоинтересные для информационной навигации читателей. А, соответственно, и лишние для уважающего себя автора.
Поэтому я скажу о другом, а именно о контексте, в котором эта книга возникла.
С момента ренессанса в начале 2010-х годов «активизма меньшинств», я несколько раз брался изучать эту тему с академических позиций, в своей джорджтаунской докторантуре, потом долгое время сотрудничал с самым известным в США think-tank'ом малых социальных групп – IPS, а затем уже осваивая публицистику на эту тему, которая в изобилии появилась после известных событий 2020 года.
Через коллег я познакомился с Джеймсом Линдси, одним из основных критиков Critical Theory (извините за тавтологию) в США, а с точки зрения публичности, пожалуй, и в мире. Он и его соавторы указали на несколько важных источников данных, которые я впоследствии использовал для своей журналисткой работы.
BLM – своеобразная вершина искусственного айсберга «активизма», полностью направляемая федеральными службами и спонсируемая через крупные корпоративные структуры, как в самих США, так и за их пределами.
Цель процесса заключается совсем не в достижении a priori невозможного «равенства результатов», а создания экрана для демонстрации набора политических изменений в интересах правящей группы лиц. Будь то Демократы северо-востока страны или Республиканцы юго-запада.
Напряженность создает общественный резонанс, необходимый для начала работы трансфертного механизма. То, что в этот момент с водой в окошко улетает и ребенок (вместе с посудой, а иногда и оконной рамой) никого не интересует.
Как и в случае #metoo, BLM проявило крайнюю изощренность и, фактически, научилось на лету подменять предмет исследования изучающим субъектом. «Большой успех», который не мог не вызвать моего сначала научного, а потом и публицистического интереса.
Сегодня в 20.00 по Мск состоится презентация книги на boosty. По этому поводу завел специализированный tier: "Зритель стримов" 😊
21.03.202512:21
Рекомендация: Визуализация пространства
С опозданием в каких-то 20 лет (пустяки) на русском начали выходить труды Сьюзен Вудфорд, ведущего эксперта по интерпретации античного искусства в англоязычной среде.
Вот работа «Образы мифов в классической античности» (2003-2023, соответственно). Это один из трех-четырех базовых материалов для любого искусствоведа, занимающегося периодом классического антика до 2 в. н.э..
К особым достоинствам Вудфорд можно отнести её очень прозрачное, структурированное повествование, совершенно понятную даже для старшеклассников систематизацию при отсутствии поверхностных суждений. Понятно, что это пишет исследователь старой школы, готовый к освещению разных точек зрения и придерживающейся какой-либо позиции постольку, поскольку она методологически допустима.
Очевидно проблемное место подобных изданий – попытка уместить все в карманном формате. Читать все в мягкой обложке на русском не доставляет такого удовольствия, потому что иллюстрации греческой посуды, разумеется, должны печататься намного крупнее и на другой бумаге. Понимаю насколько это удорожает проект, но что поделать.
Ясно, что начинать нужно было совсем не с этой работы, а с её «The Art of Greece and Rome». Там она вводит всю свою терминологию и после неё читать «Images of Myths...» гораздо проще и неподготовленный читатель наверняка может получить большее удовольствие от процесса.
А в остальном, конечно, лучше поздно, чем никогда 😉
С опозданием в каких-то 20 лет (пустяки) на русском начали выходить труды Сьюзен Вудфорд, ведущего эксперта по интерпретации античного искусства в англоязычной среде.
Вот работа «Образы мифов в классической античности» (2003-2023, соответственно). Это один из трех-четырех базовых материалов для любого искусствоведа, занимающегося периодом классического антика до 2 в. н.э..
К особым достоинствам Вудфорд можно отнести её очень прозрачное, структурированное повествование, совершенно понятную даже для старшеклассников систематизацию при отсутствии поверхностных суждений. Понятно, что это пишет исследователь старой школы, готовый к освещению разных точек зрения и придерживающейся какой-либо позиции постольку, поскольку она методологически допустима.
Очевидно проблемное место подобных изданий – попытка уместить все в карманном формате. Читать все в мягкой обложке на русском не доставляет такого удовольствия, потому что иллюстрации греческой посуды, разумеется, должны печататься намного крупнее и на другой бумаге. Понимаю насколько это удорожает проект, но что поделать.
Ясно, что начинать нужно было совсем не с этой работы, а с её «The Art of Greece and Rome». Там она вводит всю свою терминологию и после неё читать «Images of Myths...» гораздо проще и неподготовленный читатель наверняка может получить большее удовольствие от процесса.
А в остальном, конечно, лучше поздно, чем никогда 😉
29.11.202416:15
Непрактичная жизнь
Я, большой поклонник прагматизма, и как философского направления, и как набора соответствующих мировоззренческих установок, не мог пройти мимо первой русскоязычной биографии идейного вдохновителя – «Чарльз Сандерс Пирс или Оса в бутылке» Виталия Кирющенко.
Пирса часто сравнивают Юмом, а в последнее время и Аристотелем, что демонстрирует возросшие интеллектуальные амбиции США при довольно скромных достижениях, которые можно было бы обналичить.
Автор – специалист по американской философии XIX-XX веков, а заодно и переводчик Пирса, Серля и Остина. Это о многом говорит, потому что в советской традиции эстафетная палочка, что прагматиков, что бихевиористов передавалась от одного интерпретатора к другому, подолгу не задерживаясь на глубоких местах.
Тем не менее, направление того заслуживает и, очевидно, пробел давно пора было компенсировать.
Два базовых материала, послуживших остовом «Осы в бутылке»: полная опубликованная переписка Пирса (гораздо более значимая, чем его скудные прижизненные сочинения) и отличная англоязычная биография Джозефа Брента «Charles Sanders Peirce: A Life».
Книга разбита на географические, а не идейные секции – так гораздо проще и это подсвечивает основные точки перемещения Пирса по континенту: от Кембриджа до Милфорда. В противном случае нужно было бы писать уже не о нем, а об его идеях. Труд явно не 360 страниц и даже не на 3600.
Автор совершенно корректно дает слово своим героям всякий раз, когда хочет продемонстрировать стилистику и до известной степени подыгрывает им выспренным слогом. Это может сбить с толку, но к этому на удивление быстро привыкаешь.
Кирющенко дополняет и расширяет Брента в двух местах: романтически-мистической судьбн второй жены Пирса Джульетты и его отношениях, практически всегда посредственных, со спонсорами.
И в том и другом случае нужно поблагодарить автора за работу с письмами. Весьма многочисленными и порой до крайности туманными.
На мой скромный взгляд вся затея – хорошее начало важного дела.
Я, большой поклонник прагматизма, и как философского направления, и как набора соответствующих мировоззренческих установок, не мог пройти мимо первой русскоязычной биографии идейного вдохновителя – «Чарльз Сандерс Пирс или Оса в бутылке» Виталия Кирющенко.
Пирса часто сравнивают Юмом, а в последнее время и Аристотелем, что демонстрирует возросшие интеллектуальные амбиции США при довольно скромных достижениях, которые можно было бы обналичить.
Автор – специалист по американской философии XIX-XX веков, а заодно и переводчик Пирса, Серля и Остина. Это о многом говорит, потому что в советской традиции эстафетная палочка, что прагматиков, что бихевиористов передавалась от одного интерпретатора к другому, подолгу не задерживаясь на глубоких местах.
Тем не менее, направление того заслуживает и, очевидно, пробел давно пора было компенсировать.
Два базовых материала, послуживших остовом «Осы в бутылке»: полная опубликованная переписка Пирса (гораздо более значимая, чем его скудные прижизненные сочинения) и отличная англоязычная биография Джозефа Брента «Charles Sanders Peirce: A Life».
Книга разбита на географические, а не идейные секции – так гораздо проще и это подсвечивает основные точки перемещения Пирса по континенту: от Кембриджа до Милфорда. В противном случае нужно было бы писать уже не о нем, а об его идеях. Труд явно не 360 страниц и даже не на 3600.
Автор совершенно корректно дает слово своим героям всякий раз, когда хочет продемонстрировать стилистику и до известной степени подыгрывает им выспренным слогом. Это может сбить с толку, но к этому на удивление быстро привыкаешь.
Кирющенко дополняет и расширяет Брента в двух местах: романтически-мистической судьбн второй жены Пирса Джульетты и его отношениях, практически всегда посредственных, со спонсорами.
И в том и другом случае нужно поблагодарить автора за работу с письмами. Весьма многочисленными и порой до крайности туманными.
На мой скромный взгляд вся затея – хорошее начало важного дела.
07.02.202512:32
Ответвление от сценария
Уж кто только не пытался повторить или хотя бы переосмыслить путешествие Ильфа и Петрова в США 1935-1936 гг. под названием «Одноэтажная Америка» (далее – ОА). От Бориса Полевого до, простите, Владимира Познера.
Идеологическая подложка такого рода расследований понятна. ОА никогда не было и не могло быть документальным произведением, скорее попыткой выстроить географическое повествование вокруг эмоционального принятия разницы менталитетов и, что уж там, журения активных, но в чем-то очень наивных обитателей далекого от светской действительности союзника. Да-да, путешествие случилось в разгар американско-советской индустриализации.
Интересно тут не сам факт исследования, а кто в ОА выступил принимающей стороной, т.с. проводником, для бывалых журналистов. Со страниц книги на нас смотрел некий «мистер Адамс с женой» – рассеянный обыватель, которого догоняет потерянная в дороге шляпа.
Эпизод вымышленный, добавленный как раз в копилку «наивных американцев», как и сам «мистер Адамс».
Его роль в реальном путешествии играл инженер-энергетик и по совместительству международный шпион по имени «Соломон Трон». О нем написана неплохая (но, разумеется, не полная, как водится в таких случаях) биография с очень правильной вывеской: «The Man Who Sold Tomorrow: The True Story of Dr. Solomon Trone The World's Greatest & Most Successful & Perhaps Only Revolutionary Salesman».
Она в лучшую сторону отличается от более чопорной биографии Трона, затрагивающей только аспект его работы в GE (напомню, одной из самых влиятельных корпораций мира 1920-1930-х): «The Biography of Solomon Trone : The Technocrat Who Remade the World».
Переделка мира – это модернизация и электрификация, в том числе в рамках выполнения ГОЭЛРО. Такие же точно проекты у GE с участием этого персонажа были в КНР, Индии и на Тайване.
Ко всему прочему, считалось, что это один из самых подозрительных людей в Соединенных Штатах, присутствовавший в закрытом списке Гувера на еженедельные проверки его местоположения.
В общем, Америка может быть и одноэтажная, но точно не однослойная.
Уж кто только не пытался повторить или хотя бы переосмыслить путешествие Ильфа и Петрова в США 1935-1936 гг. под названием «Одноэтажная Америка» (далее – ОА). От Бориса Полевого до, простите, Владимира Познера.
Идеологическая подложка такого рода расследований понятна. ОА никогда не было и не могло быть документальным произведением, скорее попыткой выстроить географическое повествование вокруг эмоционального принятия разницы менталитетов и, что уж там, журения активных, но в чем-то очень наивных обитателей далекого от светской действительности союзника. Да-да, путешествие случилось в разгар американско-советской индустриализации.
Интересно тут не сам факт исследования, а кто в ОА выступил принимающей стороной, т.с. проводником, для бывалых журналистов. Со страниц книги на нас смотрел некий «мистер Адамс с женой» – рассеянный обыватель, которого догоняет потерянная в дороге шляпа.
Эпизод вымышленный, добавленный как раз в копилку «наивных американцев», как и сам «мистер Адамс».
Его роль в реальном путешествии играл инженер-энергетик и по совместительству международный шпион по имени «Соломон Трон». О нем написана неплохая (но, разумеется, не полная, как водится в таких случаях) биография с очень правильной вывеской: «The Man Who Sold Tomorrow: The True Story of Dr. Solomon Trone The World's Greatest & Most Successful & Perhaps Only Revolutionary Salesman».
Она в лучшую сторону отличается от более чопорной биографии Трона, затрагивающей только аспект его работы в GE (напомню, одной из самых влиятельных корпораций мира 1920-1930-х): «The Biography of Solomon Trone : The Technocrat Who Remade the World».
Переделка мира – это модернизация и электрификация, в том числе в рамках выполнения ГОЭЛРО. Такие же точно проекты у GE с участием этого персонажа были в КНР, Индии и на Тайване.
Ко всему прочему, считалось, что это один из самых подозрительных людей в Соединенных Штатах, присутствовавший в закрытом списке Гувера на еженедельные проверки его местоположения.
В общем, Америка может быть и одноэтажная, но точно не однослойная.
Показано 1 - 7 із 7
Увійдіть, щоб розблокувати більше функціональності.