1.(2 масенькое в комментах)
хонджун не знает, как именно оказался в данной ситуации. и не важно уже.
важно то, что сонхва сидит напротив него с легкой нерешительностью в глазах. эту нерешительность видит только он, потому что изучил сонхва вдоль и поперек. (сам сонхва об этом не особо в курсе, потому что хонджун любит наблюдать, смотреть, запоминать, но не подходить.)
для всех остальных сонхва излучает сплошную уверенность и игривость, а легкий пьяный румянец на щеках добавляет какого-то невероятного очарования. сам хонджун не пил. сейчас он думает, что стоило бы.
— сами достанете, или мне вам в рот пеперо всунуть? — вьется вокруг них уен, в его голосе тоже слышны пьяные нотки, делающие его выше и громче. наглее.
— сами, — фырчит сонхва. хонджун все еще спрашивает себя, а каким образом он вообще здесь оказался.
круг из пьяных айдолов в гостиной, которые ведут себя словно подростки в пубертате, а не те, кто скоро дотянет до предельного возраста призыва.
он слишком трезвый для этого дерьма.
это — секта. фанаты были правы.
сонхва достает хрустящую палочку в вишневой глазури из упаковки, зажимая кончик зубами и смотря на хонджуна. выгибает бровь, провоцирует. он слышит свист минги и хихиканье пьяного сана, который после своего поцелуя с уеном — им было плевать на бедную сладость, они ели друг друга — весь красный и довольный лежит на спинке дивана.
они думают, что он струсит. или прекратит. откажется. проиграет.
слишком плохо они его знают, если так.
возможно, утром он скажет, что тоже пил.
он разворачивается к сонхва — тонет даже сейчас в его взгляде. обхватывает аккуратно сладкий кончик пеперо, языком слизывая глазурь, не моргает, не слушает ничего и никого, откусывая первый раз. хруст раздается в ушах. сонхва следует ему, откусывая. они по очереди постепенно приближаются маленькими "шажками".
когда между их носами остается сантиметра четыре, а взгляды уже связаны неразрывно, все звуки на краю — не слышно ни смеха чонхо, который продолжает поить есана и минги, ни хмыков юнхо, закидывающего чипсы в рот и хрустя чересчур громко, — румянец на щеках сонхва темнеет. густеет. у хонджуна сердце бьется чаще от азарта и близости, от того, как он чувствует на своих губах дыхание сонхва.
— думаю, он сейчас отодвинется, — доносится нарочно громкий шепот уена. сан развязно издает какой-то булькающий звук, соглашаясь, лишь бы уен не уходил из его рук. они говорят о нем.
вот только легкое сомнение дрожит на глубине глаз сонхва.
их носы соприкасаются.
дыхание мешается.
взгляды не разрываются.
хонджун — человек азартный. он не умеет тормозить, сдаваться — и не дай бог его взять на слабо. поэтому он кладет ладонь на шею сонхва, крепко удерживая на месте, потому что видит, что он готов сдаться. ну уж нет.
оставшиеся крохи мостика, соединяющего их губы, он откусывает за раз, накрывая губы сонхва своими. и вновь свист, звон, глухой стук — кто-то уронил стакан на ковер. маты, восторг. на языке сонхва — сладость персикового соджу, глазури пеперо и бальзама для губ. сонхва горячий, его язык подвижный, хонджун проводит по нему своим — только чтобы отобрать пеперо и выиграть. вместе с дыханием хонджун проглатывает стон сонхва, который цепляется от неожиданности ладонью за его бедро, наклоняет голову, раскрывает пухлые губы. хонджун... не может остановиться. теперь он прекрасно понимает сана. или уена.
сонхва такой податливый, мягкий, горячий-горячий, сладкий, пахнет домом и почти выветрившимся черным опиумом. хонджун кусает его за нижнюю губу, потому что невозможно удержаться. из головы уже исчезают любые мысли, он будто пьянеет. языком сонхва пытается успевать за ним, но хонджун сам себя не понимает в своей жадности. и только когда ногти сонхва впиваются в его бедро, а всхлип от нехватки воздуха падает на губы хонджуна, он отстраняется.
сонхва выглядит.... невероятно. с опухшими истерзанными губами, с легкими капельками слез в глазах, дышит рвано и глубоко, взгляд блестит, румянец покрывает все лицо, опускаясь на шею, а волосы растрепанные. и он смотрит на хонджуна. смотрит и смотрит.
#seongjoong #зарисовка
