Большинство людей — по крайней мере в современном мире — живут в состоянии организованного отчаяния.
Делиться друг с другом метафорами, — один из тех опытов, ради которых мы живем.
Мне неприятны его косой рот, его отутюженная и обессоченная жена.
Чужой человек короче, не наш, и затылка нет.
Настоящая эпоха русской литературы представляет зрелище безотрадное и плачевное: никогда не появлялись в таком чудовищно ужасном количестве плохие драмы, романы, пошлые повести, плоские стихи, как теперь; никогда бездарности и меркантильности не было такого простора; как в настоящую минуту.
«Однако же, велик и могуч русский язык», — подумал Кондрат Егорович Кедров.
Генерал разведки в отставке Виктор Андреевич Белосельцев чувствовал приближение осени по тончайшей желтизне, текущей в бледном воздухе московского утра, словно где-то уронили капельку йода и она растворялась среди фасадов и крыш, просачивалась струйками в форточку, плавала в пятне водянистого солнца, создавая ощущение незримой болезни, поразившей город, его бульвары и здания, жильцов и прохожих, церкви и кремлёвские башни и его самого, Белосельцева, недвижно сидящего в негреющем свете затуманенного окна.
Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему.
Небо над портом напоминало телеэкран, включенный на мертвый канал.
Сегодня умерла мама. Или, может, вчера, не знаю.
На очень холодной площади в декабре месяце тысяча восемьсот двадцать пятого года перестали существовать люди двадцатых годов с их прыгающей походкой.
Был яркий холодный апрельский день, часы били тринадцать.
Консул Гегемонии сидел на балконе своего эбеново-черного космического корабля и на хорошо сохранившемся "Стейнвее" играл прелюдию до-диез минор Рахманинова, а снизу, вторя музыке, неслось мычание громадных зеленых псевдоящеров, бултыхавшихся в хлюпающей болотной жиже.
Много лет спустя, перед самым расстрелом, полковник Аурелиано Буэндия припомнит тот далёкий день, когда отец повёл его поглядеть на лёд.
It was a bright cold day in April, and the clocks were striking thirteen.
Беда русской литературы в том, что в ней каждый мудак выступает в роли учителя жизни, а чисто литературные открытия и находки со времен Белинского считаются делом второстепенным.
