25 лет назад Артем улетел. Когда тем утром 9 марта произошла катастрофа, и все медиа страны сообщили о том, что самолет, летевший в Киев из Внуково, потерпел крушение и на борту был Артем Боровик, мы, журналисты «Совершенно Секретно», не поверили. Самолет упасть мог, Артем – нет.
В медиа тогда было много штампов, главный из которых – «погиб на взлете». Это звучит красиво, но рамка шире.
Одному из самых известных журналистов страны, звезде программы «Взгляд», ученику Юлиана Семенова, основателю медиахолдинга «СовСекретно», за спиной которого были репортажи из Афганистана и служба в армии США, было всего 40. Его телефон всегда разрывался: Юрий Лужков звонил посоветоваться, Александр Коржаков – о чем-то спросить, Евгений Примаков – просто так, а Руперт Мэрдок просил о переговорах – он хотел купить холдинг, но ему не продали.
К Артему в редакцию, из окон которой на Большой Полянке был виден Кремль, всегда кто-то приезжал: ветераны Афгана, американские журналисты, бывшие послы СССР во всем мире, генералы. Ему со всеми было интересно, он говорил с ними, выспрашивал, жил их заботами и воспоминаниями. И поэтому все время опаздывал на следующую встречу.
Почему он не опоздал на тот самолет утром в марте 2000?
«Погиб на взлете» – это не про Артема, нет. Он в принципе жил как будто летел. Он мог летать и без самолета. Взлет – это про всю страну. Артем был символом какой-то новой России – прекрасно говорил на трех языках, его книги издавали за рубежом, он возглавлял лучшую газету журналистских расследований, часть тиража которой уходила в библиотеку Конгресса, он собирался идти в политику, впереди была вся жизнь.
Мы шли рядом, и нам тоже казалось - все впереди. А потом – рейс в Киев.
Артем очень много читал, он был всеяден – от Маркеса и (конечно) Хемингуэя до политических мемуаров посла Добрынина в США и дипломата Трояновского. Карибский кризис вообще был его любимой темой, и он часто шутил: если бы у «СовСека» был информатор уровня замдиректора ФБР, мы были получили не один Пулитцер, как WP, а сотни: у нас ведь «Уотегрейт» – каждую неделю.
Почему он был так увлечен историей? Потому что она имеет обыкновение повторяться, говорил Артем.
Он был скорее персонажем фильмов JFK или «Вся президентская рать», а не просто российским журналистом переломного времени. Но фильм кончился, в титрах под песню Синатры «My way» – его уникальная биография и как раз этот штамп «погиб на взлете».
Но за этой фразой – надежды, азарт и мечты целого поколения и целой страны. Нам казалось, мы взлетали. Мы жили с улыбкой. Но потом произошла катастрофа. И в новой стране, в которой повторилось все старое, нет места ни медиа, ни Синатре, ни политики, ни Пулитцеру, ни даже статуэтке Тэфи, которую мы получили в 99-ом без него, улетевшего в командировку, а он сказал – ничего, я еще успею.
Не успели все мы. И остались где-то на окраине Внуково. А туда, куда Артем летел на переговоры, полетели ракеты.
Я иногда спрашиваю себя, а что бы они делали сейчас – Артем и Влад Листьев, которые дружили еще со «Взгляда», и которых я не успел в 90-х спросить о том, чего тогда мы не знали про 2020-ые. Ответа у меня нет. Я их тут не вижу.
Артем погиб в той стране, которой нет больше. Как нет и рейса в Киев из Внуково. Но, может быть, есть шанс что-то изменить? Ничего, мы еще успеем. Он бы сейчас сказал именно так.
