Биткойнером меня сделало российское государство. В 1991 году оно обесценило труд моей бабушки, которая в поте лица работала на кухне вагона-ресторана на маршруте Москва – Варшава. Все, что она заработала и отложила для нас с сестрой на поступление в институт, сгорело в одну ночь. Эта история похожа на ту, что переживали многие, включая Венсана Касареса. Боль и несправедливость того времени стали для меня первыми уроками о хрупкости системы и ценности настоящих, неподдельных активов, навсегда изменив мое отношение к деньгам и веру в обещания государства.
В 2014 году я жил в Москве, занимался торговым бизнесом и регулярно ездил в Китай. Однажды я узнал о кипрском банковском кризисе и о том, что деньги можно вывести через какой-то непонятный биткойн. Однако на тот момент я не придал этому должного значения. Вернувшись к вопросу через полгода и будучи бизнес-ориентированным гиком, я начал с жадностью изучать эту тему и вскоре погрузился в нее всерьез.
Я полгода читал статьи на местном онлайн-журнале «БитНовости», активно участвовал в дискуссиях, а затем вошел в штат издания как переводчик статей. Так я узнал о вайтпейперах, децентрализации, майнинге, криптографических ключах и разрисованных монетах. О Сатоши Накамото, СилкРоад, Mt.Gox и BitcoinTalk. Постепенно я сдружился с владельцем издания и, имея управленческий опыт, позже получил должность редактора. Меня привлекала криптопанковская позиция и приверженность принципам децентрализации. Мы писали об экономических, исторических и социальных предпосылках появления биткойна, и именно там я окончательно проникся этой идеей.
Дошло до того, что я продал квартиру и на «откате» купил 50 биткойнов как раз после пика в $1200 за монету. Так началась моя первая криптозима. Находясь на позиции редактора, я выстраивал рабочие процессы, управлял переводчиками, развивал YouTube-канал и посещал конференции в России и Украине. Так я узнал о Венсане Касаресе и даже написал о нем материал. Кроме того, познакомился с Михаилом Чобаняном (украинская биржа Kuna), Александром Ивановым (проект Waves), Константином Ломашуком (проект Lido) и, конечно же, Виталиком Бутериным. Это было время полного погружения 24/7 и огромных надежд.
После переезда в США я ожидал быстрого роста индустрии, посещал мероприятия, но введение BitLicense заморозило развитие отрасли на восемь лет. Уже в 2017 году стало понятно, что индустрия смещается в сторону гемблинга и выпуска токенов ради самих токенов. Я посчитал эту идею неэкологичной. Однако мысль о создании полезного обществу проекта не покидала меня. Затем пришла новая криптовесна с модой на красивые NFT – криптопанки и обезьяны.
Я предпринял еще одну попытку – мы работали над серией Digital Nomad Country Club, целью которой был глобальный проект. Доходы от продажи картинок планировалось направить на разработку бизнес-инструментов для людей по всему миру. Однако из-за внутренних разногласий в команде завершить проект не удалось.
С приходом Трампа в 2025 году надежда вновь ожила. Я решил, что настало время для создания проекта, которого так не хватает современному обществу. Как человек, увлекающийся историей, я понимал, что разрушать существующее – это не выход, но оставлять все как есть мне тоже казалось недопустимым. Нельзя разрушать систему, как говорили горячие криптопанковские головы.
Обладая аналитическим складом ума (IQ 130) и глубоким пониманием самых свободных обществ, я увидел, чего не хватает не только России или США, но и всему миру – биткойн-нативного учета долгов и финансового взаимодействия. Это могло бы вернуть простым людям контроль над деньгами и создать горизонтальные связи, параллельные государственным. Моей целью стало если не создание «киллер-приложения» для биткойна, то закладка фундамента для него.
На инаугурации в Нью-Йорке я повторно открыл для себя проект Nostr. Я понял, что он не только технологически прост и популярен, но и идеально соответствует моему видению. Вот уже полтора месяца, используя наработки с 2014 года, я фулл-тайм работаю над этим проектом.
