Лисий след (сонеты и диссертации)
10.02.202505:35
#в_музее_и_на_выставке
31.01.202505:49
Писатель Барт и концепция «жизни автора»
Джон Барт «Творческий отпуск (рыцарский роман)», 1982, русское издание 2024
Безусловно, из постмодернистов-интеллектуалов француз Ролан Барт в нашей ойкумене известнее американца Джона Барта (про Барта Симпсона умолчим). Честно признаюсь, что до осенней книжной ярмарки, на которой взяла чисто подержать в руки книгу с морским чудовищем на обложке, вообще не подозревала о существовании писателя Барта. Он переведен частично, про «Творческий отпуск» говорят, что это «зрелый Барт», квинтэссенция «американского постмодернизма» в его игровом варианте. …Хотя недвусмысленная любовь парочки главных персонажей к творчеству и личностям Владимира и Веры Набоковых (мол, идеал супружества) заставляет серьезно усомниться в степени постмодернистичности этого постмодернизма. Итак…
Невероятно крутой, увлекательный, ироничный и непредставимый жанровый замес: шпионский боевик перетекает в морское путешествие на яхте по Чесапикскому заливу на Восточном побережье США (здравствуйте, дорогой плезиозавр Чесси, спасибо, что украсили наши страницы), закручивается трагедией экзистенциального выбора, раскручивается филологическим романом о том, как двое авторов — бывший агент ЦРУ и его жена, доктор филологии — сочиняют свой собственный роман с кучей автокомментариев, экивоков в сторону самого Барта (Джона, но заодно и Ролана), междометий, секса, разветвленных аллюзией и двойного близнечного мифа (смешать, но не взбалтывать). И это все, разумеется, чистой воды постмодернизм — или рыцарский роман?
В оригинале речь идет скорее о романтическом «romance» и оплачиваемых академических каникулах, выдаваемых там у них на загнивающем западе представителям университетской науки, но в самом слове «Sabbatical» вполне слышен отзвук библейской субботы — не просто паузы отдохновения, но восторженного благодарения устройству мира… Глядя в почти чёрные глаза своей возлюбленной полуеврейки Сьюзен — Сусанны — Шошаны, порвавший с ЦРУ Фенвик не смеет не писать разоблачительных романов о том, как попирает права человека его бывшая организация и правительство его родной страны: «Вы сознаете свои обязанности перед родиной? — Сначала — перед самим собой. Потом перед своими близкими. Потом перед американской литературой. Потом…» На самом деле, я столько узнала о советских перебежчиках времён поздней холодной войны, сколько мне и в голову бы не пришло узнавать. О методах вербовки и устранения отыгранного материала. О бесконечном сострадании «постмодерниста» Барта ко всякому унижаемому существу (и «весельчак» Барт не боится быть серьёзным, страшным, не приукрашивающим природу зла).
С прибауточками и вставными новеллами, перемежая шторма с выпивкой и рассуждениями о способах построения сюжета в соответствии с навигационной картой, Барт ставит своих очень симпатичных персонажей перед острым ощущением бессмысленности бытия: куда ж нам плыть? И вот тут истинный постмодернизм заканчивается рыданиями Сьюзен от безысходности ситуации. Но! Как бы не так! На помощь заблудшим приходит старая модернистская модель жизнестроительства: «Нарисуем — будем жить». Творчество — вот будущее не хуже любого другого. Герои, сочиняя себе родословные, восходящие к Эдгару Аллану По и создателю текста американского гимна Френсису Скотту Ки, самым прямым и натуральным образом вплывают и пришвартовываются в истории литературы! Дада, именно этим своим «Творческим отпуском», экспериментирующем с жанрами, стилями, форматами и способами принятия окружающей действительности. Оторваться от этого роскошного текста в принципе невозможно. И если у героев все получилось, почему бы и нам, бедным читателям, не поверить в спасающую силу литературы?
#в_книгах
Джон Барт «Творческий отпуск (рыцарский роман)», 1982, русское издание 2024
Безусловно, из постмодернистов-интеллектуалов француз Ролан Барт в нашей ойкумене известнее американца Джона Барта (про Барта Симпсона умолчим). Честно признаюсь, что до осенней книжной ярмарки, на которой взяла чисто подержать в руки книгу с морским чудовищем на обложке, вообще не подозревала о существовании писателя Барта. Он переведен частично, про «Творческий отпуск» говорят, что это «зрелый Барт», квинтэссенция «американского постмодернизма» в его игровом варианте. …Хотя недвусмысленная любовь парочки главных персонажей к творчеству и личностям Владимира и Веры Набоковых (мол, идеал супружества) заставляет серьезно усомниться в степени постмодернистичности этого постмодернизма. Итак…
Невероятно крутой, увлекательный, ироничный и непредставимый жанровый замес: шпионский боевик перетекает в морское путешествие на яхте по Чесапикскому заливу на Восточном побережье США (здравствуйте, дорогой плезиозавр Чесси, спасибо, что украсили наши страницы), закручивается трагедией экзистенциального выбора, раскручивается филологическим романом о том, как двое авторов — бывший агент ЦРУ и его жена, доктор филологии — сочиняют свой собственный роман с кучей автокомментариев, экивоков в сторону самого Барта (Джона, но заодно и Ролана), междометий, секса, разветвленных аллюзией и двойного близнечного мифа (смешать, но не взбалтывать). И это все, разумеется, чистой воды постмодернизм — или рыцарский роман?
В оригинале речь идет скорее о романтическом «romance» и оплачиваемых академических каникулах, выдаваемых там у них на загнивающем западе представителям университетской науки, но в самом слове «Sabbatical» вполне слышен отзвук библейской субботы — не просто паузы отдохновения, но восторженного благодарения устройству мира… Глядя в почти чёрные глаза своей возлюбленной полуеврейки Сьюзен — Сусанны — Шошаны, порвавший с ЦРУ Фенвик не смеет не писать разоблачительных романов о том, как попирает права человека его бывшая организация и правительство его родной страны: «Вы сознаете свои обязанности перед родиной? — Сначала — перед самим собой. Потом перед своими близкими. Потом перед американской литературой. Потом…» На самом деле, я столько узнала о советских перебежчиках времён поздней холодной войны, сколько мне и в голову бы не пришло узнавать. О методах вербовки и устранения отыгранного материала. О бесконечном сострадании «постмодерниста» Барта ко всякому унижаемому существу (и «весельчак» Барт не боится быть серьёзным, страшным, не приукрашивающим природу зла).
С прибауточками и вставными новеллами, перемежая шторма с выпивкой и рассуждениями о способах построения сюжета в соответствии с навигационной картой, Барт ставит своих очень симпатичных персонажей перед острым ощущением бессмысленности бытия: куда ж нам плыть? И вот тут истинный постмодернизм заканчивается рыданиями Сьюзен от безысходности ситуации. Но! Как бы не так! На помощь заблудшим приходит старая модернистская модель жизнестроительства: «Нарисуем — будем жить». Творчество — вот будущее не хуже любого другого. Герои, сочиняя себе родословные, восходящие к Эдгару Аллану По и создателю текста американского гимна Френсису Скотту Ки, самым прямым и натуральным образом вплывают и пришвартовываются в истории литературы! Дада, именно этим своим «Творческим отпуском», экспериментирующем с жанрами, стилями, форматами и способами принятия окружающей действительности. Оторваться от этого роскошного текста в принципе невозможно. И если у героев все получилось, почему бы и нам, бедным читателям, не поверить в спасающую силу литературы?
#в_книгах
07.02.202507:03
Водяное перемирие на мосту
Гала Узрютова «Выбор воды», 2024
Послужной список Галы Узрютовой впечатляет: поэтические сборники, переведенные на несколько европейских языков, международные призы за короткие рассказы, попытка автофикшна, успешный экранизированный young adult (роман взросления) — «Страна Саша» с Марком Эйдельштейном… И вот полноценный «большой роман». Так сказать, квинтэссенция творческих навыков, потому как «Выбор воды» невероятно поэтичен (в некоторые страницы этой прозы ныряешь как в поэтический словесный потоп), по-своему одновременно немного и автофикшн, и история взросления, но при этом не то и не другое, а нечто даже от притчи о Блудном сыне — о путешествии по Европе в поисках себя поколением «дауншифтеров, фрилансеров и веганов» в допотопном 2018 году.
По тексту идет героиня в кризисе среднего возраста (в анамнезе развод и смерть отца), на героине надет рюкзак, в рюкзаке спрятан мешок, в мешке крошатся… кости. Да-да, настоящий биоматериал: косточки некогда съеденных героиней животных, птиц и рыб. Мол, стоит только героине отпустить их в воду (устроить своего рода похоронный ритуал этим частям скелетов), как все у нее в жизни наладится. И перестанет хотеться мяса. В принципе, метафора понятна: поедание скоромного провоцирует в человеке насилие и прочие нехорошие привычки, а отказ… Мне сложно судить о том, как оно в реальности работает, но мне в принципе более чем непривычно оценивать людей с точки зрения, вегетарианцы они или нет. А для героини это — ключевое. Ест мясо?! Все, в топку. Уровень агрессии при этом заставляет вспомнить известную житейскую мудрость времён больших постов: если вы перестали есть скоромное, но при этом начали кидаться на окружающих, то лучше уж ешьте мясо, чем людей («если говорю языками ангельскими, а любви не имею»…)
Впрочем, чем дальше вдоль вод и сюжета, тем более очевидно: героиня и правда как будто постится — если не в обрядовом смысле, то в смысле самовоспитания и самонаказания. Прошлое — те самые крошащиеся и воняющие косточки — она не просто тащит на себе, как улитка домик, как черепаха панцирь, она сгибается под этой ношей, которую все никак не найдет повода отпустить. В Англии, в Германии, в Скандинавии, на острове Рюген, в Испании — не то, не то, все время что-то или кто-то мешает, сбивает, заталкивает ее рюкзак обратно в нее…
Тоже довольно предсказуемо: пока не разберёшься в себе, не посмотришь на себя со стороны, сравнив с остальными, не научишься слушать сначала себя, а потом и других («возлюби ближнего своего как самого себя»), временный гробик за твоими плечами будет греметь костями. Как сменить вектор движения от себя к другим, от ненависти к прощению?
На героине символическая татуировка — мост. Можно сказать, что книга — развернутая художественная инструкция по пользованию мостами и протекающими под ними реками. Тут мне придется признаться, что если не больше всего на свете, то очень и очень люблю мосты и набережные. По этим плоскостям я хотела бы идти вечно. По кромке между сушей и водоемом. По литорали. И те страницы, на которых героиня-девочка растёт в поселке на Волге, течет вместе с Волгой, собирает чернику для бабушки, ночует в капсюле на берегу декабрьского балтийского моря, бредет вокруг словенского озера Бохинь (божественного), — они же совершенно волшебные, они из того прошлого, которого уже не будет, но которое лично я никогда и никуда не отпущу.
Мысль о том, что живая и неживая природа значительно осмысленней грешных нас, а потому не героиня перебирает водоемы для прощания с прежней собой, но вода — первоматерия и первостихия — выбирает героиню в качестве своего амбассадора и летописца, — в общем, напрашивается. Взяла эту книгу за неуловимо «платоновский вайб»: старые кости, озеро, образ умершего отца… Ну почти как у Платонова: вода и память вечны, а вина — все-таки нет.
#в_книгах
Гала Узрютова «Выбор воды», 2024
Послужной список Галы Узрютовой впечатляет: поэтические сборники, переведенные на несколько европейских языков, международные призы за короткие рассказы, попытка автофикшна, успешный экранизированный young adult (роман взросления) — «Страна Саша» с Марком Эйдельштейном… И вот полноценный «большой роман». Так сказать, квинтэссенция творческих навыков, потому как «Выбор воды» невероятно поэтичен (в некоторые страницы этой прозы ныряешь как в поэтический словесный потоп), по-своему одновременно немного и автофикшн, и история взросления, но при этом не то и не другое, а нечто даже от притчи о Блудном сыне — о путешествии по Европе в поисках себя поколением «дауншифтеров, фрилансеров и веганов» в допотопном 2018 году.
По тексту идет героиня в кризисе среднего возраста (в анамнезе развод и смерть отца), на героине надет рюкзак, в рюкзаке спрятан мешок, в мешке крошатся… кости. Да-да, настоящий биоматериал: косточки некогда съеденных героиней животных, птиц и рыб. Мол, стоит только героине отпустить их в воду (устроить своего рода похоронный ритуал этим частям скелетов), как все у нее в жизни наладится. И перестанет хотеться мяса. В принципе, метафора понятна: поедание скоромного провоцирует в человеке насилие и прочие нехорошие привычки, а отказ… Мне сложно судить о том, как оно в реальности работает, но мне в принципе более чем непривычно оценивать людей с точки зрения, вегетарианцы они или нет. А для героини это — ключевое. Ест мясо?! Все, в топку. Уровень агрессии при этом заставляет вспомнить известную житейскую мудрость времён больших постов: если вы перестали есть скоромное, но при этом начали кидаться на окружающих, то лучше уж ешьте мясо, чем людей («если говорю языками ангельскими, а любви не имею»…)
Впрочем, чем дальше вдоль вод и сюжета, тем более очевидно: героиня и правда как будто постится — если не в обрядовом смысле, то в смысле самовоспитания и самонаказания. Прошлое — те самые крошащиеся и воняющие косточки — она не просто тащит на себе, как улитка домик, как черепаха панцирь, она сгибается под этой ношей, которую все никак не найдет повода отпустить. В Англии, в Германии, в Скандинавии, на острове Рюген, в Испании — не то, не то, все время что-то или кто-то мешает, сбивает, заталкивает ее рюкзак обратно в нее…
Тоже довольно предсказуемо: пока не разберёшься в себе, не посмотришь на себя со стороны, сравнив с остальными, не научишься слушать сначала себя, а потом и других («возлюби ближнего своего как самого себя»), временный гробик за твоими плечами будет греметь костями. Как сменить вектор движения от себя к другим, от ненависти к прощению?
На героине символическая татуировка — мост. Можно сказать, что книга — развернутая художественная инструкция по пользованию мостами и протекающими под ними реками. Тут мне придется признаться, что если не больше всего на свете, то очень и очень люблю мосты и набережные. По этим плоскостям я хотела бы идти вечно. По кромке между сушей и водоемом. По литорали. И те страницы, на которых героиня-девочка растёт в поселке на Волге, течет вместе с Волгой, собирает чернику для бабушки, ночует в капсюле на берегу декабрьского балтийского моря, бредет вокруг словенского озера Бохинь (божественного), — они же совершенно волшебные, они из того прошлого, которого уже не будет, но которое лично я никогда и никуда не отпущу.
Мысль о том, что живая и неживая природа значительно осмысленней грешных нас, а потому не героиня перебирает водоемы для прощания с прежней собой, но вода — первоматерия и первостихия — выбирает героиню в качестве своего амбассадора и летописца, — в общем, напрашивается. Взяла эту книгу за неуловимо «платоновский вайб»: старые кости, озеро, образ умершего отца… Ну почти как у Платонова: вода и память вечны, а вина — все-таки нет.
#в_книгах
29.01.202505:48
03.02.202505:33
Зима в принципе выносима только на даче у жаркой печки,
когда снега колечки в обнимку с дыма колечками
разрисовывают шестигранными сердечками
скромный загородный пейзаж.
Когда время, прущее обезумевшим от страха животным
(оленем, тигром или вообще бегемотом)
несколько притормаживает,
прихорашивается
(расставаться надо легко,
не оглядываясь) —
дает возможность, закрыв глазоньки, перемотать обратно
уже прожитое пространство
(нет ведь ничего постоянного).
Что именно из минувших осени-лета-весны
ты хотела бы вычеркнуть?
Ну да, много чего могло не произойти —
и ты бы просто не знала, что такое вообще бывает.
Как в кино, как в засмотренных до дыр «Грязных танцах»
герой вытаскивает героиню из полного аута,
они нарушают правила гравитации,
вырываются на околоземную орбиту
открытыми для любого из видов
счастья.
Ах, тебе не зашло продолжение сценария?
Тянет списать на чужую или собственную бездарность?
Вышагать на девственном белом
дивном снеге
формулу прощания?
формулу прощения и пощады себе и ему?
…Хотя бы укрыться от ветра,
хотя бы потешить тело,
хотя бы приложить прозрачную льдинку к больному месту.
Кто попадёт в рай, увидит, есть ли вечное лето,
но не раскроет секрета.
Трещат поленья,
ворча, закипает чай.
Сколько бы ни было зим, ты — живая
и совсем не впадаешь в спячку.
Воспринимай этот факт как бонус.
Неумолимый Хронос,
похоже,
приносит и не только горести невзначай.
#в_стихах
31.12.2024
когда снега колечки в обнимку с дыма колечками
разрисовывают шестигранными сердечками
скромный загородный пейзаж.
Когда время, прущее обезумевшим от страха животным
(оленем, тигром или вообще бегемотом)
несколько притормаживает,
прихорашивается
(расставаться надо легко,
не оглядываясь) —
дает возможность, закрыв глазоньки, перемотать обратно
уже прожитое пространство
(нет ведь ничего постоянного).
Что именно из минувших осени-лета-весны
ты хотела бы вычеркнуть?
Ну да, много чего могло не произойти —
и ты бы просто не знала, что такое вообще бывает.
Как в кино, как в засмотренных до дыр «Грязных танцах»
герой вытаскивает героиню из полного аута,
они нарушают правила гравитации,
вырываются на околоземную орбиту
открытыми для любого из видов
счастья.
Ах, тебе не зашло продолжение сценария?
Тянет списать на чужую или собственную бездарность?
Вышагать на девственном белом
дивном снеге
формулу прощания?
формулу прощения и пощады себе и ему?
…Хотя бы укрыться от ветра,
хотя бы потешить тело,
хотя бы приложить прозрачную льдинку к больному месту.
Кто попадёт в рай, увидит, есть ли вечное лето,
но не раскроет секрета.
Трещат поленья,
ворча, закипает чай.
Сколько бы ни было зим, ты — живая
и совсем не впадаешь в спячку.
Воспринимай этот факт как бонус.
Неумолимый Хронос,
похоже,
приносит и не только горести невзначай.
#в_стихах
31.12.2024
29.01.202505:48
#в_театре_и_кино
31.01.202505:50
#в_книгах
29.01.202505:48
Стон с присвистом
Сергей Есенин, драматическая поэма «Пугачев», театр Фоменко, премьера 2024 года
Режиссер — Федор Малышев
С одной стороны, показалось весьма заманчивым — увидеть есенинского «Пугачева» на сцене в современной интерпретации. Правда же, интересно! С другой, иногда нужно вспоминать, что некоторые произведения я люблю слишком сильно, чтобы смотреть их в абы какой версии. И тут вроде бы думаешь: меньше двух часов без антракта, что может пойти не так?…
Сценография, кстати, потрясающая. Деревянные блоки — строительные леса — кресты — виселицы, которые в финале ожидаемо собираются в клетку для преданного Пугачева. Действительно впечатляет и очень по делу.
Из удачных режиссерских задумок: тень Петра Третьего, ходящая следом за Пугачевым и отдающая ему камзол с барского плеча, резвуны-скоморохи, оттеняющие всю историю тонами народного лубка ли, раешника ли, но задорно и красочно (что очень даже способствует), плакальщицы с казачьими песнями (как говорится, казачьи песни сложно испортить).
Из задумок сомнительных: импрессионистический, с невероятными пластическими навороченными метафорами есенинский текст, ни разу не историчный, разбавлен ну ладно бы калмыцкой сказкой Пугачева из «Капитанской дочки», но и грубоватой народной типа притчей с плоской моралью, но песнями Летова и Башлачева, прочитанными как стихи. Не поймите превратно: ничего не имею против «Некому березу заломати», но она же взламывает соседствующую есенинскую поэтику и ее уникальную мелодику.
Не получилось абсолютно (строго на мой взгляд и вкус, само собой): заунывная однотипная мелодекламация на протяжении всего действия. Все плохо настолько, что я не различала персонажей вплоть до появления Хлопуши. С Пугачевым помогал только камзол (который возник не сразу). Может, я просто не люблю мелодекламацию (особенно в драматическом театре)? Может, избалована опытом Петра Шерешевского, который поставил «Бориса Годунова» как абсолютно актуальный современный текст? Или, если речь идет о том, чтобы сохранить напевность, то Егор Перегудов блестяще решил сей ребус в «Сирано де Бержераке». …Это я все к тому, что, имхо, при желании не такая уж проблема (наверное) найти, каким образом воплотить созданную Есениным красоту так, чтобы она зазвучала со сцены органично и мощно, а не навевала тоску и оторопь. В общем, мне, к сожалению, не срезонировало.
Зато, сидючи и глядючи, раздумывала о том, как лихо развернул Есенин в «Пугачеве» диалог с Пушкиным и его самозванцами: в одном тексте и «Годунов», и «Капитанская дочка», и такая звенящая до комка в горле поэзия… Так что в этом смысле нормально время провела, в общем).
#в_театре_и_кино
Сергей Есенин, драматическая поэма «Пугачев», театр Фоменко, премьера 2024 года
Режиссер — Федор Малышев
С одной стороны, показалось весьма заманчивым — увидеть есенинского «Пугачева» на сцене в современной интерпретации. Правда же, интересно! С другой, иногда нужно вспоминать, что некоторые произведения я люблю слишком сильно, чтобы смотреть их в абы какой версии. И тут вроде бы думаешь: меньше двух часов без антракта, что может пойти не так?…
Сценография, кстати, потрясающая. Деревянные блоки — строительные леса — кресты — виселицы, которые в финале ожидаемо собираются в клетку для преданного Пугачева. Действительно впечатляет и очень по делу.
Из удачных режиссерских задумок: тень Петра Третьего, ходящая следом за Пугачевым и отдающая ему камзол с барского плеча, резвуны-скоморохи, оттеняющие всю историю тонами народного лубка ли, раешника ли, но задорно и красочно (что очень даже способствует), плакальщицы с казачьими песнями (как говорится, казачьи песни сложно испортить).
Из задумок сомнительных: импрессионистический, с невероятными пластическими навороченными метафорами есенинский текст, ни разу не историчный, разбавлен ну ладно бы калмыцкой сказкой Пугачева из «Капитанской дочки», но и грубоватой народной типа притчей с плоской моралью, но песнями Летова и Башлачева, прочитанными как стихи. Не поймите превратно: ничего не имею против «Некому березу заломати», но она же взламывает соседствующую есенинскую поэтику и ее уникальную мелодику.
Не получилось абсолютно (строго на мой взгляд и вкус, само собой): заунывная однотипная мелодекламация на протяжении всего действия. Все плохо настолько, что я не различала персонажей вплоть до появления Хлопуши. С Пугачевым помогал только камзол (который возник не сразу). Может, я просто не люблю мелодекламацию (особенно в драматическом театре)? Может, избалована опытом Петра Шерешевского, который поставил «Бориса Годунова» как абсолютно актуальный современный текст? Или, если речь идет о том, чтобы сохранить напевность, то Егор Перегудов блестяще решил сей ребус в «Сирано де Бержераке». …Это я все к тому, что, имхо, при желании не такая уж проблема (наверное) найти, каким образом воплотить созданную Есениным красоту так, чтобы она зазвучала со сцены органично и мощно, а не навевала тоску и оторопь. В общем, мне, к сожалению, не срезонировало.
Зато, сидючи и глядючи, раздумывала о том, как лихо развернул Есенин в «Пугачеве» диалог с Пушкиным и его самозванцами: в одном тексте и «Годунов», и «Капитанская дочка», и такая звенящая до комка в горле поэзия… Так что в этом смысле нормально время провела, в общем).
#в_театре_и_кино
Показано 1 - 8 із 8
Увійдіть, щоб розблокувати більше функціональності.