Амелия уверенно заняла своё место за столиком, и в этот момент её команда начала активную работу над подготовкой к проходу. Её укладка оказалась весьма простой, благодаря чему она быстро справилась с этим этапом и закончила значительно раньше своей коллеги Оливии.
Вдохновлённая легкостью процесса, Амелия встала и направилась к платьям, уже предвкушая, какой наряд сможет подобрать для своего выхода.
Тем временем Кэмпбелл почти завершила свои приготовления. Её образ уже ярко проявился в голове, как будто она рисовала его мысленно. Оливия с нетерпением собиралась надеть свой фирменный наряд из новой коллекции — это было её лучшее творение, которое она любила больше всего. Она была уверена, что в этом платье, сочетающем элегантность и стиль, она непременно выделится на подиуме и точно будет выглядеть лучше, чем Амелия.
Амелия долго перебирала различные наряды, перебрасывая их через плечо и прищуривая глазки, словно это помогало ей лучше представить, как они будут смотреться. Она морщила носик, погружаясь в свои мысли, и, наконец, сделав выбор, аккуратно сняла платье, которое собиралась надеть.
Когда Оливия увидела своё отражение в зеркале, застыла в страхе. Амелия держала в руках её платье. Осознание вдруг охватило её: теперь всё пропало. Она возлагала все надежды на это чудесное платье, которое обнимало её в каждой линии и идеально сочеталось с её белоснежными волосами, словно само небо поцеловало её.
Брюнетка, стоявшая неподалёку, достала туфельки, которые, как ей казалось, идеально подойдут к выбранному наряду. И поспешила переодеться.
– Всё, достаточно, спасибо, – кивнула Оливия визажисту, который продолжал старательно пудрить её лицо.
Как только девушка кивнула, она забрала косметику и, с легким вздохом, покинула гримерку, оставляя Кэмпбелл одну в окружении блеска зеркал и искушения.
Блондинка сжала челюсть от злости, ярость нарастала в ней. С отвращением взяв бокал, в котором недавно было вино, она без колебаний бросила его на пол. Стекло вмиг разлетелось на десятки острых осколков, которые рассыпались по всему помещению.
Не отдавая себе отчёта в своих действиях и не осознавая, что она делает, Оливия, охваченная яростью, наклонилась и начала подбирать осколки голыми руками. Секунды тянулись, казалось, целую вечность, как назло, пальцы не слушались, будто каждый кусочек стекла, находящийся на полу, принципиально сопротивлялся её попыткам. Наконец, собрав удачно несколько крупных обломков, вернулась к той самой точке, где оставила туфли, которые Амелия приготовила для себя.
С нежностью она высыпала в обе туфельки все собранные осколки, словно подчеркивая свою злую иронию. Каждое движение было наполнено горечью и немым протестом против всех обстоятельств, которые её так сильно раздражали.
Несмотря на порезы на руках, которые начали кровоточить и причиняли ей легкое пощипывание, блондинка старалась не проявлять эмоций. Она выбрала себе черное платье, сосредоточившись на процессе, чтобы не отвлекаться на боль. Как только она приняла решение, Оливия достала черные туфли, быстро обула их с нетерпением, боясь, что кто-то может затеять что-то с её вещами, и устремилась к месту переодевания.
Когда она вышла из-за ширмы, то с немым удивлением обнаружила, что в гримерке не оказалось ни Амелии, ни её туфель. Волнение нарастало; девушка поспешила на подиум, потому что знала — модельер уже ждет, и её раздражение может стать неподдельным, если ей придется задерживать показ.
На подиуме модельер и Амелия уже ожидали её появления. Стоило блондинке показаться в этом образе, как женщина резко хлопнула в ладоши и, словно на пружинах, вскакочила со своего кресла.
– Отлично! Начинаем! – произнесла она с энтузиазмом, словно сборы до этой минуты были мучением.
