Читательский выбор — это иллюзия.
Осознание этого печального факта пришло ко мне в процессе подготовки к новому литературоведческому исследованию и отборе авторов для него. Десятки имён, которые я встретила впервые, вызвали у меня одновременно замешательство и острый интерес, особенно когда я начала изучать биографии этих писателей и понимать, что они были видными деятелями своей эпохи, но сейчас нет и следа от их творчества, если мы говорим о доступности простому читателю, пришедшему в книжный магазин.
В данном случае речь идёт об авторах XIX века; если прежде я считала, что Байрон, Китс и Шелли незаслуженно обделены вниманием, то теперь я буду куда осторожнее с этими выводами. Фелиция Доротея Хеманс, Амелия Оупи, Джеймс Битти, Анна Сюард, Роберт Блумфилд, Уолтер Сэвидж Лэндор, Шарлотта Смит — это лишь небольшой перечень имён, которые до недавнего времени для меня не существовали (даже с учётом филологического кругозора).
Здесь кто-то возразит: «Невозможно издать абсолютно каждого, кто занимался литературным творчеством в разные эпохи». Это действительно так, однако мне эта проблема представляется более глобальной. Выбор определяется доступностью, а доступность определяется трендами и цифрами. Удобно и прибыльно издавать одно и то же, что точно будет продаваться, что уже на слуху у масс. Эксперименты с новыми авторами рискованны и невыгодны, поэтому книжный рынок готов выделить бюджет на 50 изданий одного и того же произведения, но не готов издать тысячным тиражом хотя бы одно новое имя. Наблюдать за этим утомительно.
Всё это об одном: книжная индустрия решает, что мы будем читать, а наличие широкого читательского выбора иллюзорно. Вы никогда не узнаете новых имён и произведений, если сами не начнёте искать. Раз осознав это, я не смогу воспринимать ситуацию иначе.
Пожалуй, мой главный посыл в следующем: то, что вы видите на прилавках книжных магазинов — это не вся существующая литература. Это от силы 30-40%, определённый срез самого популярного. Книжный бизнес не более гуманистичен, чем все остальные сферы. Бороться с ветряными мельницами и сетовать на рынок за то, что он рынок, бессмысленно. Моя цель — самостоятельно открывать для себя как можно больше новых имён, не ориентироваться на критерий массовости, отбросить любые подсознательные предубеждения, которые базируются на известности, и не бояться исследовать творчество тех, о ком не говорят и кого не издают вот уже десятки и даже сотни лет. Перспектива читать только тех, кто продаётся, если честно, теперь пугает (учитывая, как этот круг ограничен).
Книжная индустрия и литература — два совершенно разных явления, и они не так уж сильно связаны между собой, как может изначально показаться.
