Опять говорят о миротворцах. Часто о них говорят, и это не случайно. Вспоминается, конечно, Владимир Соловьев, который писал в «Трех разговорах», что антихрист будет рядиться в личины филантропа, вегетарианца, миротворца, и нужно быть весьма чутким к этой духовной подмене.
Все разговоры о мире как правило таят в себе намерение войны. Тем более, если они исходят от тех, для кого война и была, и есть способ выживания и сохранения своего статуса кво. Имеется ввиду запад.
Истинное миротворчество и миролюбие несомненно высокие ценности для России, и ее история доказательство этому. Но, кроме этого, есть еще одна, даже более высокая ценность, чем мир. Это спасение. И Соловьев в «Оправдание добра» очень точно и емко выразил эту главную нравственную максиму русской философии и культуры: «Весь наш мир нераздельно (не только душевный и политический, но и физический) требует спасения».
И поэтому, он говорил, «война не есть безусловное зло и что мир не есть безусловное добро, или, говоря проще, что возможна и бывает хорошая война, возможен и бывает дурной мир». От этих слов пацифист-гуманист умрет на месте. Умрет, потому что не понимает трагического и парадоксального бытия. Вообще ничего не понимает и живет в своих одномерных представлениях.
Дурной мир хуже всего, ибо он никогда не полный, он всегда половинчатый, обманчивый, соблазнительный, коварный и всегда предполагает новую войну. В этом его подлость и реальная опасность.
Спасение же, о котором говорит Соловьев, а вместе с ним вся великая традиция русской культуры, есть спасение более высокого порядка, в котором спасение и от этого лживого дурного мира.
И это более полное и единственно истинное миротворчество, к которому всегда стремится Россия, и которому всегда препятствует «гуманный», «либеральный», «демократический, а в действительности злобно-агрессивный запад.
