"Большинство русских подданных живёт лучше, чем огромное большинство населения во Франции, Германии, Швеции и некоторых других странах. Это можно сказать о всех классах".
"В Варшаве и Вильне была утончённость Парижа, а в провинциях, особенно в Литве [Великом княжестве Литовском] и на Украине, господствовали фанатизм средних веков, своеволие степей Аравийских и пьянство и прожорливость дикарей Америки".
"Согласно мемуарным источникам, тогдашние белорусские города имели довольно непривлекательный вид. Мусор с улиц не убирался, а улицы не мостились - если только около ратуши и торговых рядов (Могилёв, Витебск). Рыночная площадь зарастала сорняками. Воду доставляли с речки водоносы и водовозы. Ночью город не освещался, поэтому прохожие вооружались фонарями и факелами. Зато повсюду открывались корчмы и шинки, в которых тяжело было переночевать, но легко достать гарнец или кварту горилки. Ну и, понятно, около корчмы ошивались злодеи и распутницы".
(Мальдзіс А. Беларусь у люстэрку мемуарнай літаратуры XVIII стагоддзя. Мн., 1982. С. 147).
"Темницы в Слуцке и Белой всегда были переполнены заключёнными. Согласно мемуарам Франтишка Карпинского, Иероним Радзивилл "любил слушать в подземельях стенания предполагаемых преступников, которых называл лучшими своими певцами". После смерти хорунжего несколько заключённых, "выйдя после долгого заключения на свежий воздух, сразу умерли".
Исключительную жестокость Иеронима Радзивилла единодушно подчёркивают многие мемуаристы. Согласно Станиславу Рейтану, "был он суровый до старости, так же гневный, как и мстительный, а потому безжалостный. Лицо у него всегда было хмурое, тоскливое, недружелюбное, взгляд понурый и угрожающий; уста же усмехались только тогда, когда он обдумывал месть или кару". Матушевич, сторонник и прислужник Радзивиллов, также вынужден был признать: "Был это пан слабого ума, а очень быстр на подозрения, для людского взгляда любил прикидываться великим господином, хотя в душе был скупой; любил льстивость и похвалу".
(Мальдзіс А. Беларусь у люстэрку мемуарнай літаратуры XVIII стагоддзя. Мн., 1982. С. 111).
"Арабского народа не существует. Сирийский купец отделён более широкой пропастью от бедуина, чем от Османской империи".
(Кича М.В. Династии: как устроена власть в современных арабских монархиях. М., 2024. С. 17-18).
"Мигранты разносят Европу. Если мы будем продолжать миграционную политику в том же духе, нас ждёт то же самое. Единственный аргумент украинской пропаганды, на который я для себя не нашёл противодействия, это момент с миграционной политикой РФ. Ответить хохлам, зачем мы завозим себе весь этот джамаат, я не смог. Только обещаю, что когда закончим с ними, хохлами, сразу займёмся решениям этого вопроса".
"Евразийство предполагает, что каждый живет на своей земле, каждый регион самодостаточен. Навезти мигрантов — это уже антиевразийство. Нужно выстроить так империю, что каждый будет в своем регионе. Не смешение всех и вся — а у каждого своя культура. Вы приезжаете в Москву, а там русские. Русские идут, русские встают, русские спят, едят, водят хороводы на православных рейвах под березовый сок".
"Нищее, порабощенное население; грязные деревни; жилища, лишь немногим отличающиеся от хижин дикарей".
"Русское простонародье, погруженное в рабство, не знакомо с нравственным благосостоянием, но оно пользуется некоторою степенью внешнего довольства, имея всегда обеспеченное жилище, пищу и топливо; оно удовлетворяет своим необходимым потребностям и не испытывает страданий нищеты, этой страшной язвы просвещенных народов.
Помещики в России имеют почти неограниченную власть над своими крестьянами, но, надо признаться, почти все они пользуются ею с чрезвычайною умеренностью; при постепенном смягчении нравов подчинение их приближается к тому положению, в котором были в Европе крестьяне, прикрепленные к земле. Каждый крестьянин платит умеренный оброк за землю, которую обрабатывает, и распределение этого налога производится старостами, выбранными из их среды".
Из "Записок о пребывании в России в царствование Екатерины II".
"Ничего не делали разные мечники, подчашие, стольники, конюшие, хорунжие. Но назначались они преимущественно пожизненно. Можно было плохо работать, вообще ничего не делать или даже вредить государству - а привилегии сохранялись. И все эти должности, малые и большие, можно было купить - за деньги, за голоса, за приверженность своей жены или дочери.
Полоцкий воевода Александр Сапега дал графу Брулю, правой руке короля Августа III, двадцать тысяч красных злотых, чтобы тот "добыл" для него "булаву польного литовского гетмана". Но этого оказалось мало. Тогда "сама полоцкая воеводина, будучи красивой и молодой, пожертвовала графу Брулю свои фаворы 🔞, и говорят, что сын Бруля, генерал коронной артиллерии, использовал эти фаворы" (там же, с. 162-163).
