АР
Артхашастра
литература после литературы, а также окрестности
тут пишу я: @arthushastra
Артем Роганов, прозаик (роман «Как слышно»), редактор и книжный обозреватель
тут пишу я: @arthushastra
Артем Роганов, прозаик (роман «Как слышно»), редактор и книжный обозреватель
Рейтинг TGlist
0
0
ТипПубличный
Верификация
Не верифицированныйДоверенность
Не провернныйРасположение
ЯзыкДругой
Дата создания каналаMar 11, 2022
Добавлено на TGlist
Dec 17, 2024Прикрепленная группа
Рекорды
14.04.202523:59
225Подписчиков31.12.202423:59
100Индекс цитирования25.03.202523:59
215Охват одного поста24.04.202505:23
0Охват рекламного поста28.02.202519:26
34.62%ER25.02.202517:35
106.44%ERR
04.04.202514:12
Письмо о мечте
На этой неделе у меня был очень любопытный разговор в добровольно-свободном формате БОЛТАЛКИ. Основательница онлайн-школы «Мне есть что сказать» Наташа Подлыжняк позвала меня заглянуть на одно занятие по курсу прозы, потому что мне вроде бы есть что сказать о современных (кросс)жанрах.
С Наташей, человеком удивительной харизмы и проницательности, мы давно знакомы, вместе учились, тусили, вместе делали маленькие литературные проекты разной степени упоротости, думаем про многое по-разному, но общий язык всегда находим, и БОЛТАЛКА это буквально наш с ней формат, когда держать серьезное лицо и двигаться по строгому регламенту вы вдвоем вряд ли захотите. Но, как обычно бывает с такими импровизациями, мы наткнулись в процессе на значимый вопрос.
Одна из участниц спросила: каких (кросс)жанров сейчас мало, на какие есть по-вашему глубокий запрос? И я, вместо того чтобы, как образцово-пятёрочный книжный обозреватель, выдать модный прогноз по рынку а ля «магический реализм+эротика могут отлично взорвать» или на худой конец «давно не было крепкого авантюрного романа, современного Остапа Б.» – вот вместо этого всего, я взял и сказал: «Утопия».
Эту мысль я который год держу в голове и еще слышал один раз похожую в подкасте от писателя Алексея Конакова, но вообще озвучивать лишний раз опасаюсь. Можно сразу понять неверно. Всё-таки утопия довольно специфический, устаревший жанр, окуклившийся в научной фантастике еще в нулевые, для современного литпроцесса он как будто скучный. Только вот любой устаревший жанр является устаревшим исключительно потому, что его не осовременили. Не переосмыслили, не добавили туда того, что стало бы отвечать постиндустриальной жизни, как стал ей отвечать роман взросления, частично превратившись в интеллектуальный янг-эдалт или нью-эдалт, частично – в «поколенческий роман». И ладно, давайте шире, я подразумеваю литературу о мечте. Об обществе мечты, или о чьей-то личной сбытой мечте в рамках того или иного будущего. Литературу о том, как хорошо/как надо итд. Потому что о том, как не надо – правда же ведь наслушались, начитались, насмотрелись. Да и нажились, конечно, тоже, чего тут.
Вопрос, как выглядит мечта, индивидуальная или коллективная, кажется, сейчас требует хлесткого и незанудного, не идеологизированного в лоб, не политизированного в лоб, а именно художественного оформления. Потому что за «комфорт ридинг» по логике должен появиться «дрим-ридинг», который даёт образ для стремления. Не просто отвлекает, не рассказывает банальное в духе «ешь молись люби» или про путешествия как в шарлатанраме, но неочевидным образом увлекает жизнью в рамках некого возможного мира.
Как о таком писать? Тут не может существовать универсальных стратегий, но я подозреваю, что в современной утопии должны быть проблемы. Как ни парадоксально. То есть она перестанет быть утопией в классическом изводе, но останется «картиной о мечте» в целом, честно будет говорить о том, что идеального не бывает, что где-то будут загвоздки, что будет бытовая тоска, будет рутина и всё те же разочарования. Просто рядом с ними будет и та самая мечта, которая вероятно самим персонажам уже поднадоест. Они не будут её видеть, как рыбы не видят воду. Она же здесь для читателей и для обсуждений, а нужна ли она вообще, такая, даже книжная. Короче, я настолько преисполнился, что на «Фонаре» в Туле попробую сделать немыслимое – провести писательский мастер-класс по теме мечты. Мастер-класс и для себя, похоже, тоже. А пока вспомнил чуть ли не последнюю по времени утопию, которую как-то видел и читал, год по-моему был 2016. Розов, «Депортация», там еще подзаголовок был «мини-роман трансутопия». Странный текст, насколько помню, и сейчас я даже обложку в интернете еле нашел, какая-то она такая вот, тоже загадочная.
На этой неделе у меня был очень любопытный разговор в добровольно-свободном формате БОЛТАЛКИ. Основательница онлайн-школы «Мне есть что сказать» Наташа Подлыжняк позвала меня заглянуть на одно занятие по курсу прозы, потому что мне вроде бы есть что сказать о современных (кросс)жанрах.
С Наташей, человеком удивительной харизмы и проницательности, мы давно знакомы, вместе учились, тусили, вместе делали маленькие литературные проекты разной степени упоротости, думаем про многое по-разному, но общий язык всегда находим, и БОЛТАЛКА это буквально наш с ней формат, когда держать серьезное лицо и двигаться по строгому регламенту вы вдвоем вряд ли захотите. Но, как обычно бывает с такими импровизациями, мы наткнулись в процессе на значимый вопрос.
Одна из участниц спросила: каких (кросс)жанров сейчас мало, на какие есть по-вашему глубокий запрос? И я, вместо того чтобы, как образцово-пятёрочный книжный обозреватель, выдать модный прогноз по рынку а ля «магический реализм+эротика могут отлично взорвать» или на худой конец «давно не было крепкого авантюрного романа, современного Остапа Б.» – вот вместо этого всего, я взял и сказал: «Утопия».
Эту мысль я который год держу в голове и еще слышал один раз похожую в подкасте от писателя Алексея Конакова, но вообще озвучивать лишний раз опасаюсь. Можно сразу понять неверно. Всё-таки утопия довольно специфический, устаревший жанр, окуклившийся в научной фантастике еще в нулевые, для современного литпроцесса он как будто скучный. Только вот любой устаревший жанр является устаревшим исключительно потому, что его не осовременили. Не переосмыслили, не добавили туда того, что стало бы отвечать постиндустриальной жизни, как стал ей отвечать роман взросления, частично превратившись в интеллектуальный янг-эдалт или нью-эдалт, частично – в «поколенческий роман». И ладно, давайте шире, я подразумеваю литературу о мечте. Об обществе мечты, или о чьей-то личной сбытой мечте в рамках того или иного будущего. Литературу о том, как хорошо/как надо итд. Потому что о том, как не надо – правда же ведь наслушались, начитались, насмотрелись. Да и нажились, конечно, тоже, чего тут.
Вопрос, как выглядит мечта, индивидуальная или коллективная, кажется, сейчас требует хлесткого и незанудного, не идеологизированного в лоб, не политизированного в лоб, а именно художественного оформления. Потому что за «комфорт ридинг» по логике должен появиться «дрим-ридинг», который даёт образ для стремления. Не просто отвлекает, не рассказывает банальное в духе «ешь молись люби» или про путешествия как в шарлатанраме, но неочевидным образом увлекает жизнью в рамках некого возможного мира.
Как о таком писать? Тут не может существовать универсальных стратегий, но я подозреваю, что в современной утопии должны быть проблемы. Как ни парадоксально. То есть она перестанет быть утопией в классическом изводе, но останется «картиной о мечте» в целом, честно будет говорить о том, что идеального не бывает, что где-то будут загвоздки, что будет бытовая тоска, будет рутина и всё те же разочарования. Просто рядом с ними будет и та самая мечта, которая вероятно самим персонажам уже поднадоест. Они не будут её видеть, как рыбы не видят воду. Она же здесь для читателей и для обсуждений, а нужна ли она вообще, такая, даже книжная. Короче, я настолько преисполнился, что на «Фонаре» в Туле попробую сделать немыслимое – провести писательский мастер-класс по теме мечты. Мастер-класс и для себя, похоже, тоже. А пока вспомнил чуть ли не последнюю по времени утопию, которую как-то видел и читал, год по-моему был 2016. Розов, «Депортация», там еще подзаголовок был «мини-роман трансутопия». Странный текст, насколько помню, и сейчас я даже обложку в интернете еле нашел, какая-то она такая вот, тоже загадочная.
24.03.202513:01
Что просто огонь – «Слово Вирявы» при всей динамике отличается подробностью и вниманием к деталям. Эрзянская и мокшанская культурно-мифологическая картина – то, как она встроена в язык, в быт, в детали – просто супер, тут есть и вставные новеллы-легенды, и – что важно для добротного фэнтези, переосмысление мифа, его пересобирание на авторский манер.
Так, Варя бы стопудово погибла ещё в первые пару дней, если бы случайно не пригрела яйцо с древним проклятым духом Куйгорожем, который её спасает почти весь роман. В мифологиях это такой коварный демон-помощник а ля голем, которому надо постоянно давать задания, и чем дальше, тем быстрее придумывать новые, иначе он тебя убьёт. В «Слове Вирявы» образ Куйгорожа получает новое прочтение, здесь он – проклятый древний дух, чем-то напоминающий поначалу Коровьева-Бегемота из «Мастера и Маргариты» (особенно булгаковским выглядит это постепенное слетание демонического вида, как, впрочем, и некоторые другие моменты в книге), а ещё Куйгорож у Бауэр оказывается чуть-чуть… Прометеем, и особенно любопытно, что по канону освобождает Прометея Геракл, который тоже, как Варя, находится в конфликте с влиятельной богиней и вынужден по сути искать себя по её велению. Таким образом, я вижу много перекличек «Слова Вирявы» с гуманитарным мифом «о борьбе за огонь», о борьбе человека за право не быть жертвой природы (то есть духов, опасных и сильных в Верхнем мире, и современного городского «общества спектакля», которое в мире людском выполняет функцию природного хаоса)
Первые главы романа построены как детектив, который уместно – и главное, постепенно – погружает в курс дела. В процессе я даже осознал, что по объёму книга примерно как «Тоннель» Яны Вагнер, но экшен середину держит плотно, обеими руками, и в итоге чтение удивительно цепляющее.
При всем классном общем впечатлении, захваливать роман совсем для меня было бы пристрастно – я кое-где заметил прямолинейность, которая выглядела лишней или била в лоб, например, в сцене, где героиня впервые решается спасти Куйгорожа, хотя ей страшно, так и написано в конце абзаца: «Пора выйти навстречу страху». И тут ты, конечно, внутренне обращаешься к тексту: «не надо мне разжевывать, я уже взрослый птенец». Такого мало, но оно есть – как и мелькает иногда пересказ персонажами содержания прошлых глав, и изредка образная избыточность, которая тоже пробовала меня отпугнуть в начале «схлёстывающимся с холодным воздухом облачком дыхания». Сомневался я больше всего на кульминационном моменте в любовной линии, где ожидаемо было с фразой «И она приказала».
Но все эти вещи я простил довольно легко, потому что роман и содержательно крутой, и удачный композиционно, и понятно, что со сложным замыслом не успеть отрихтовать что-то в первой редакции, особенно если был дедлайн – почти неизбежное. Тем более есть тут и очень красивые, мощные сцены, местами не уступающие по языку текстам таких стилистов от фолк-фэнтези, как Ирина Богатырёва. Например, в «Слове Вирявы» прекрасно описан спуск в мир мертвых:
«Лошадь замедлила ход, погарцевала в облаках и вновь заложила дугу вниз. Под копытами зазвенел ночной воздух Саранска. В нем лениво текли реки и ручьи огней. Теплые окна гасли и загорались в высоких бетонных домах. Пылил мокрым туманом фонтан-одуванчик. Варя засмеялась и показала на него Куйгорожу. Тот лишь крепче обнял ее сзади.
Тянулся взглядом куда-то вдаль отлитый в бронзе вождь, но там, вдали, ничего не было видно. Позади него, в собачнике, где она сама так часто бродила побитой собакой, целовались подростки, а терьер и дрожащая болонка, переплетясь поводками, дергали в разные стороны своих пьяных от недозревшей любви хозяев».
Так, Варя бы стопудово погибла ещё в первые пару дней, если бы случайно не пригрела яйцо с древним проклятым духом Куйгорожем, который её спасает почти весь роман. В мифологиях это такой коварный демон-помощник а ля голем, которому надо постоянно давать задания, и чем дальше, тем быстрее придумывать новые, иначе он тебя убьёт. В «Слове Вирявы» образ Куйгорожа получает новое прочтение, здесь он – проклятый древний дух, чем-то напоминающий поначалу Коровьева-Бегемота из «Мастера и Маргариты» (особенно булгаковским выглядит это постепенное слетание демонического вида, как, впрочем, и некоторые другие моменты в книге), а ещё Куйгорож у Бауэр оказывается чуть-чуть… Прометеем, и особенно любопытно, что по канону освобождает Прометея Геракл, который тоже, как Варя, находится в конфликте с влиятельной богиней и вынужден по сути искать себя по её велению. Таким образом, я вижу много перекличек «Слова Вирявы» с гуманитарным мифом «о борьбе за огонь», о борьбе человека за право не быть жертвой природы (то есть духов, опасных и сильных в Верхнем мире, и современного городского «общества спектакля», которое в мире людском выполняет функцию природного хаоса)
Первые главы романа построены как детектив, который уместно – и главное, постепенно – погружает в курс дела. В процессе я даже осознал, что по объёму книга примерно как «Тоннель» Яны Вагнер, но экшен середину держит плотно, обеими руками, и в итоге чтение удивительно цепляющее.
При всем классном общем впечатлении, захваливать роман совсем для меня было бы пристрастно – я кое-где заметил прямолинейность, которая выглядела лишней или била в лоб, например, в сцене, где героиня впервые решается спасти Куйгорожа, хотя ей страшно, так и написано в конце абзаца: «Пора выйти навстречу страху». И тут ты, конечно, внутренне обращаешься к тексту: «не надо мне разжевывать, я уже взрослый птенец». Такого мало, но оно есть – как и мелькает иногда пересказ персонажами содержания прошлых глав, и изредка образная избыточность, которая тоже пробовала меня отпугнуть в начале «схлёстывающимся с холодным воздухом облачком дыхания». Сомневался я больше всего на кульминационном моменте в любовной линии, где ожидаемо было с фразой «И она приказала».
Но все эти вещи я простил довольно легко, потому что роман и содержательно крутой, и удачный композиционно, и понятно, что со сложным замыслом не успеть отрихтовать что-то в первой редакции, особенно если был дедлайн – почти неизбежное. Тем более есть тут и очень красивые, мощные сцены, местами не уступающие по языку текстам таких стилистов от фолк-фэнтези, как Ирина Богатырёва. Например, в «Слове Вирявы» прекрасно описан спуск в мир мертвых:
«Лошадь замедлила ход, погарцевала в облаках и вновь заложила дугу вниз. Под копытами зазвенел ночной воздух Саранска. В нем лениво текли реки и ручьи огней. Теплые окна гасли и загорались в высоких бетонных домах. Пылил мокрым туманом фонтан-одуванчик. Варя засмеялась и показала на него Куйгорожу. Тот лишь крепче обнял ее сзади.
Тянулся взглядом куда-то вдаль отлитый в бронзе вождь, но там, вдали, ничего не было видно. Позади него, в собачнике, где она сама так часто бродила побитой собакой, целовались подростки, а терьер и дрожащая болонка, переплетясь поводками, дергали в разные стороны своих пьяных от недозревшей любви хозяев».
10.04.202510:54
Получается вроде терапевтический дорожный боевичок, где посмеяться и поразмышлять места куда больше, чем места, чтобы бояться за героев или получать под дых от сюжета.
Только здесь возникает та самая вторая часть, и в текстовом изводе роман совершает финт, который скорее всего вышел ненароком, в силу его аудиосериального способа производства. Это нестандартная композиция, которую можно охарактеризовать заумным словцом палимпсест. Если по-русски: вторая часть подсвечивает крупным планом те самые сцены, о которых было лишь упомянуто в первой части. То есть происходит более детальное погружения в уже раскрытые в целом события. Вот Костя в плену начинает проникаться к своей хозяйке, вот он возвращается домой, в вот уже на работе в гэбухе ловит коллаборациониста… Лишь последняя глава «Взрослые» станет финальным аккордом, поговорит немного о том, что значит взрослость в понимании тех, кто пережил кровавый конфликт, что действительно ценно, а что абстрактная шелуха. Вторая часть даёт того лиризма, без которого ни уют, ни серьёзная проблематика, ни ирония в цельную картину с эффектом особенного обаяния бы не складывались. И именно благодаря второй части «Когната» оказывается не так проста, как видится на первый взгляд, более того, я считаю этой обманчивостью она даже изящней любимого мной «Оккульттрегера» и напрочь лишена того занудства, которое всё же как по мне мелькало в «Петровых». Да, позднего Сальникова-прозаика я почему-то люблю больше, чем раннего.
Забавно, что лично у меня вообще есть ощущение, и я наверное спрошу о нем у автора, что «Когната» писалась даже не ради рассуждения о парадигме свой-чужой, не ради разговора о переживании коллективных травм, хотя и ради них тоже. Просто главным корнем тут я чувствую гэговый отрывок, где электричка, путешествующая между мирами, проезжает мимо ночной дождливой станции, а там стоят знакомые усталые люди со смартфонами. И проводник выдаёт Косте о мелькнувшей станции небольшой монолог: «Огни, чисто, все вроде сытые, но ни малейшего желания выйти и посмотреть, что там и как. Понятно же, что это каторга какая-то всемирная. Я таких лиц даже у узников концлагерей не видел». В общем, главная проблема отсутствия волшебства в мире – это мы. Никто из других миров к нам, таким вот, выходить не торопится.
Только здесь возникает та самая вторая часть, и в текстовом изводе роман совершает финт, который скорее всего вышел ненароком, в силу его аудиосериального способа производства. Это нестандартная композиция, которую можно охарактеризовать заумным словцом палимпсест. Если по-русски: вторая часть подсвечивает крупным планом те самые сцены, о которых было лишь упомянуто в первой части. То есть происходит более детальное погружения в уже раскрытые в целом события. Вот Костя в плену начинает проникаться к своей хозяйке, вот он возвращается домой, в вот уже на работе в гэбухе ловит коллаборациониста… Лишь последняя глава «Взрослые» станет финальным аккордом, поговорит немного о том, что значит взрослость в понимании тех, кто пережил кровавый конфликт, что действительно ценно, а что абстрактная шелуха. Вторая часть даёт того лиризма, без которого ни уют, ни серьёзная проблематика, ни ирония в цельную картину с эффектом особенного обаяния бы не складывались. И именно благодаря второй части «Когната» оказывается не так проста, как видится на первый взгляд, более того, я считаю этой обманчивостью она даже изящней любимого мной «Оккульттрегера» и напрочь лишена того занудства, которое всё же как по мне мелькало в «Петровых». Да, позднего Сальникова-прозаика я почему-то люблю больше, чем раннего.
Забавно, что лично у меня вообще есть ощущение, и я наверное спрошу о нем у автора, что «Когната» писалась даже не ради рассуждения о парадигме свой-чужой, не ради разговора о переживании коллективных травм, хотя и ради них тоже. Просто главным корнем тут я чувствую гэговый отрывок, где электричка, путешествующая между мирами, проезжает мимо ночной дождливой станции, а там стоят знакомые усталые люди со смартфонами. И проводник выдаёт Косте о мелькнувшей станции небольшой монолог: «Огни, чисто, все вроде сытые, но ни малейшего желания выйти и посмотреть, что там и как. Понятно же, что это каторга какая-то всемирная. Я таких лиц даже у узников концлагерей не видел». В общем, главная проблема отсутствия волшебства в мире – это мы. Никто из других миров к нам, таким вот, выходить не торопится.
Войдите, чтобы разблокировать больше функциональности.
