В стародавние времена, в золотое время грантовой правозащиты, информация о том, какие есть конкурсы и программы, на которые можно подать заявки, правозащитникамии оберегалась, пусть и не очень строго. По-моему, ни в какой открытой рассылке (тогда не было ни телеграма, ни чатиков в нём) такую информацию с документами, сроками подачи и т.п. не публиковали, разве что это был какой-то ну совсем общеизвестный большой конкурс.Вроде бы фонд Сороса как раз явно публично заявлял свои программы.
Ну так вот смешное - практически во всех этих ситуациях в разговорах иногда проскакивала мистическая фигура менеджера фонда ну или хотя бы влиятельного эксперта, влияющего на ваше знание о наличии средств. Знакомство с таким менеджером было особенно ценным активом и тоже оберегалось. В разговорах он или она всегда назывались исключительно по имени и, по-моему, никогда по фамилии.... Всегда был какой-нибудь Миша или Гриша, Штефан или Джессика.
Они присылали своим знакомым предложения в чем-то поучаствовать и позвать достойных.
В стародавние времена, в золотое время грантовой правозащиты, информация о том, какие есть конкурсы и программы, на которые можно подать заявки, правозащитникамии оберегалась, пусть и не очень строго. По-моему, ни в какой открытой рассылке (тогда не было ни телеграма, ни чатиков в нём) такую информацию с документами, сроками подачи и т.п. не публиковали, разве что это был какой-то ну совсем общеизвестный большой конкурс.Вроде бы фонд Сороса как раз явно публично заявлял свои программы.
Ну так вот смешное - практически во всех этих ситуациях в разговорах иногда проскакивала мистическая фигура менеджера фонда ну или хотя бы влиятельного эксперта, влияющего на ваше знание о наличии средств. Знакомство с таким менеджером было особенно ценным активом и тоже оберегалось. В разговорах он или она всегда назывались исключительно по имени и, по-моему, никогда по фамилии.... Всегда был какой-нибудь Миша или Гриша, Штефан или Джессика.
Они присылали своим знакомым предложения в чем-то поучаствовать и позвать достойных.
