Переслал из:
СЕАНС
05.02.202513:28
Книга о Катрин Денёв уже в редакции.
Публикуем фрагмент книги Андрея Плахова о «девушке с ангельским лицом, способной зарезать мужчину бритвой», коренной парижанке и истинной femme fatale эпохи сексуальной революции — https://seance.ru/articles/deneuve-kniga-2025
Последний шанс оформить предзаказ на сайте и попасть в список первых отгрузок — https://shop.seance.ru/faces-deneuve
Публикуем фрагмент книги Андрея Плахова о «девушке с ангельским лицом, способной зарезать мужчину бритвой», коренной парижанке и истинной femme fatale эпохи сексуальной революции — https://seance.ru/articles/deneuve-kniga-2025
Последний шанс оформить предзаказ на сайте и попасть в список первых отгрузок — https://shop.seance.ru/faces-deneuve
19.05.202423:44
ЛИМОНОВ и СЕРЕБРЕННИКОВ
«Баллада об Эдичке» в Каннах
Сочетание этих имен, да еще в нынешнем политконтексте, само по себе угрожает неким срывом – интеллектуальным и/или эмоциональным. Однако «Лимонов» в исполнении Серебренникова, не будучи идеальным, состоялся для меня безусловно.
Подробнее поговорим завтра, сейчас скажу одно: в Бене Уишоу я увидел того самого Эдуарда Лимонова 1989 года, которого встретил в Париже буквально за месяц до его первой поездки в СССР. Не только внешнее сходство, его можно имитировать, но что-то важное внутри, выдающее себя непроизвольными жестами, осанкой, походкой и пр.
Что касается режиссуры, тут Кириллу удалось поставить театральность на службу кинематографичности – и это тоже важное достижение.
«Баллада об Эдичке» в Каннах
Сочетание этих имен, да еще в нынешнем политконтексте, само по себе угрожает неким срывом – интеллектуальным и/или эмоциональным. Однако «Лимонов» в исполнении Серебренникова, не будучи идеальным, состоялся для меня безусловно.
Подробнее поговорим завтра, сейчас скажу одно: в Бене Уишоу я увидел того самого Эдуарда Лимонова 1989 года, которого встретил в Париже буквально за месяц до его первой поездки в СССР. Не только внешнее сходство, его можно имитировать, но что-то важное внутри, выдающее себя непроизвольными жестами, осанкой, походкой и пр.
Что касается режиссуры, тут Кириллу удалось поставить театральность на службу кинематографичности – и это тоже важное достижение.
15.05.202406:43
10.05.202409:02
04.02.202516:25
19.05.202423:44
10.05.202409:02
07.05.202410:13
25.05.202421:20
«Золотая пальмовая ветвь»
КАННСКОГО ФЕСТИВАЛЯ присуждена
«АНОРЕ» Шона Бэйкера
Остальные решения жюри под началом Греты Гервиг не так принципиальны, там почти всем сестрам по серьгам.
Решение наградить «Анору» можно рассматривать через разные оптические очки.
Фильм о романе юного отпрыска русского олигарха с нью-йоркской стриптизеркой (отличная Майки Мэдисон), которая чуть не стала невесткой миллиардера, понравился публике, и многим критикам тоже. И я, не буду отрицать, получил удовольствие от этой драйвовой комедии в стиле кэмп, хотя не переоцениваю ее значение для мирового кинематографа.
Другая оптика: циничные, развращенные русские богачи-отморозки и сегодня, после двух с лишним лет украинской войны, возбуждают воображение дряхлеющего западного мира. Эту оптику я тоже понимаю.
Понимаю и реакции многих коллег-соотечественников, которые можно суммировать емким словом «Охуеть!» (absolutely из лексикона героев фильма). Это тоже своеобразный урок кое-кому: давили бойкотами «русскую культуру», а вылезла она совсем с другого боку.
Ну, а теперь без всяких очков: поздравляю артистов – Юру Борисова, Марка Эйдельштейна, Дарью Екамасову (Дашу - особенно) , Карена Карагуляна, Ваче Товмасяна, Алексея Серебрякова. Они сыграли своих сомнительных персонажей достаточно тонко, с иронией и более глубоким пониманием природы «дна», чем, возможно, представлял себе Шон Бейкер.
КАННСКОГО ФЕСТИВАЛЯ присуждена
«АНОРЕ» Шона Бэйкера
Остальные решения жюри под началом Греты Гервиг не так принципиальны, там почти всем сестрам по серьгам.
Решение наградить «Анору» можно рассматривать через разные оптические очки.
Фильм о романе юного отпрыска русского олигарха с нью-йоркской стриптизеркой (отличная Майки Мэдисон), которая чуть не стала невесткой миллиардера, понравился публике, и многим критикам тоже. И я, не буду отрицать, получил удовольствие от этой драйвовой комедии в стиле кэмп, хотя не переоцениваю ее значение для мирового кинематографа.
Другая оптика: циничные, развращенные русские богачи-отморозки и сегодня, после двух с лишним лет украинской войны, возбуждают воображение дряхлеющего западного мира. Эту оптику я тоже понимаю.
Понимаю и реакции многих коллег-соотечественников, которые можно суммировать емким словом «Охуеть!» (absolutely из лексикона героев фильма). Это тоже своеобразный урок кое-кому: давили бойкотами «русскую культуру», а вылезла она совсем с другого боку.
Ну, а теперь без всяких очков: поздравляю артистов – Юру Борисова, Марка Эйдельштейна, Дарью Екамасову (Дашу - особенно) , Карена Карагуляна, Ваче Товмасяна, Алексея Серебрякова. Они сыграли своих сомнительных персонажей достаточно тонко, с иронией и более глубоким пониманием природы «дна», чем, возможно, представлял себе Шон Бейкер.
15.05.202406:43
10.05.202409:02
Почему я ничего этого не помню из той первой поездки? Да многого тогда и не было, здания стояли заброшенные, лучшие пассажи были закрыты.
Именно в Лейпциге, у церкви святого Николая, в 1989 году прошли самые мощные протестные демонстрации. И ГДР скоро приказала долго жить. Но успела наследить достаточно. Когда коммунисты были у власти, город, стоявший буквально на залежах бурого угля, был заложником «социалистической экономики», его едва вообще не «передвинули» из-за угольных карьеров. А церковь святого Павла старейшего Лейпцигского университета просто взорвали в 1968-м.
Зато после объединения Германии был возведен великолепный новый университетский кампус с модернизированным зданием снесенного храма. Раздвижная прозрачная стена позволяет использовать пространство как церковь, так и в качестве университетской аулы и концертной площадки. Красота и элегантность этих построек, университетских дворов, куда может зайти каждый и даже помечтать на специальных «лежачих скамейках» под памятником Лейбницу, производит волшебное впечатление. Здесь хочется стать молодым, учиться и смотреть в будущее без страха, что мир опять свернет на тропу очередной «битвы народов».
Именно в Лейпциге, у церкви святого Николая, в 1989 году прошли самые мощные протестные демонстрации. И ГДР скоро приказала долго жить. Но успела наследить достаточно. Когда коммунисты были у власти, город, стоявший буквально на залежах бурого угля, был заложником «социалистической экономики», его едва вообще не «передвинули» из-за угольных карьеров. А церковь святого Павла старейшего Лейпцигского университета просто взорвали в 1968-м.
Зато после объединения Германии был возведен великолепный новый университетский кампус с модернизированным зданием снесенного храма. Раздвижная прозрачная стена позволяет использовать пространство как церковь, так и в качестве университетской аулы и концертной площадки. Красота и элегантность этих построек, университетских дворов, куда может зайти каждый и даже помечтать на специальных «лежачих скамейках» под памятником Лейбницу, производит волшебное впечатление. Здесь хочется стать молодым, учиться и смотреть в будущее без страха, что мир опять свернет на тропу очередной «битвы народов».
07.05.202410:13
МАРЛЕН и ДЕНАЦИФИКАЦИЯ
6 мая 1992 г. умерла МАРЛЕН ДИТРИХ – мега-звезда, осветившая как первую, так и вторую половину ХХ века. «Голубой ангел» немецкого экспрессионизма 1920-х, «белокурая Венера» и «алая императрица» голливудских 1930-х, «свидетель обвинения» антифашистских 1950-х – 1960-х…Но, возможно, самую личную роль она сыграла в фильме – «Зарубежный роман» Билли Уайлдера.
1948 год. Камера панорамирует по развалинам Берлина (бесценные кадры, снятые почти в документальной манере). Комиссия американского Сената приезжает, чтобы выявить факты «морального падения» оккупационных войск. Пьяные гулянки в русском секторе с нашими солдатами, распевающими «Полюшко-поле». В общем, пир победителей и «денацификация»…
Нельзя ничто ни с чем впрямую сравнивать, но и смотреть сегодня такой фильм как чисто исторический невозможно. Уайлдера уличали в цинизме, с каким он показал борьбу американского добра с нацистским злом, не утаив и тонких переплетений между ними. Главной ниточкой этого переплетения оказалась Марлен Дитрих, ее героиня Эрика фон Шлютов. Это она, благодаря покровительству американского капитана Прингла, долго избегает наказания за свои связи с нацистской верхушкой. Это она, появляясь во всем шике-блеске берлинского кабаре, поет три песни Фридриха Холлендера – «Черный рынок», «Иллюзии», «Руины Берлина».
Это она одним взглядом «убирает» свою соперницу Фиби Фрост, правильную конгрессменшу из Айовы, которая пытается бороться за сердце капитана Прингла и даже как бы побеждает в финале. Но именно «как бы». Марлен в этом фильме уже немолода по меркам того времени, под пятьдесят, лет на десять старше своего любовника. Но возраст – это не про нее, так же как не про нее смерть (Хемингуэй назвал ее бессмертной).
Про нее – то, что она немка. И то, что сказал про их общую страну Томас Манн: «Злая Германия — это и есть та самая добрая Германия, пошедшая по ложному пути, попавшая в беду и погрязшая в преступлениях…Вот почему для человека, родившегося немцем, невозможно начисто отречься от злой Германии и заявить: «Я - не злая, я - добрая, благородная, справедливая Германия; смотрите, на мне белоснежное платье. А злую я отдаю вам на растерзание. Нет, так не получится».
И в фильме «Марлен», который снял о ней Максимилиан Шелл и где она участвует только голосом из парижского затворничества последних лет, она говорит с горьким, всепонимающим сарказмом: «Нам, немцам, нужен фюрер».
Это сказала она, воевавшая со своей родиной. Там ей «предательнице», в 1960-м оказали на гастролях более чем холодный приём, а молодая женщина плюнула ей в лицо. Многие берлинцы были против её концертов, а спустя годы – против того, чтобы назвать ее именем улицу Леберштрассе в берлинском Шенеберге, где она родилась. (Интересно, будет ли в Москве улица Аллы Пугачевой).
На этом доме и на другом, где она жила в детстве, все же висят мемориальные доски. Есть и доска в честь жившего неподалеку Билли Уайлдера, тоже навсегда покинувшего нацистский Берлин. Я прохожу мимо этого дома почти каждый день.
Только в нашем веке в футуристическом гетто на Потсдамер Плац появилась небольшая площадь Марлен Дитрих, никогда на забывавшей: «Слава Богу, я берлинка».
6 мая 1992 г. умерла МАРЛЕН ДИТРИХ – мега-звезда, осветившая как первую, так и вторую половину ХХ века. «Голубой ангел» немецкого экспрессионизма 1920-х, «белокурая Венера» и «алая императрица» голливудских 1930-х, «свидетель обвинения» антифашистских 1950-х – 1960-х…Но, возможно, самую личную роль она сыграла в фильме – «Зарубежный роман» Билли Уайлдера.
1948 год. Камера панорамирует по развалинам Берлина (бесценные кадры, снятые почти в документальной манере). Комиссия американского Сената приезжает, чтобы выявить факты «морального падения» оккупационных войск. Пьяные гулянки в русском секторе с нашими солдатами, распевающими «Полюшко-поле». В общем, пир победителей и «денацификация»…
Нельзя ничто ни с чем впрямую сравнивать, но и смотреть сегодня такой фильм как чисто исторический невозможно. Уайлдера уличали в цинизме, с каким он показал борьбу американского добра с нацистским злом, не утаив и тонких переплетений между ними. Главной ниточкой этого переплетения оказалась Марлен Дитрих, ее героиня Эрика фон Шлютов. Это она, благодаря покровительству американского капитана Прингла, долго избегает наказания за свои связи с нацистской верхушкой. Это она, появляясь во всем шике-блеске берлинского кабаре, поет три песни Фридриха Холлендера – «Черный рынок», «Иллюзии», «Руины Берлина».
Это она одним взглядом «убирает» свою соперницу Фиби Фрост, правильную конгрессменшу из Айовы, которая пытается бороться за сердце капитана Прингла и даже как бы побеждает в финале. Но именно «как бы». Марлен в этом фильме уже немолода по меркам того времени, под пятьдесят, лет на десять старше своего любовника. Но возраст – это не про нее, так же как не про нее смерть (Хемингуэй назвал ее бессмертной).
Про нее – то, что она немка. И то, что сказал про их общую страну Томас Манн: «Злая Германия — это и есть та самая добрая Германия, пошедшая по ложному пути, попавшая в беду и погрязшая в преступлениях…Вот почему для человека, родившегося немцем, невозможно начисто отречься от злой Германии и заявить: «Я - не злая, я - добрая, благородная, справедливая Германия; смотрите, на мне белоснежное платье. А злую я отдаю вам на растерзание. Нет, так не получится».
И в фильме «Марлен», который снял о ней Максимилиан Шелл и где она участвует только голосом из парижского затворничества последних лет, она говорит с горьким, всепонимающим сарказмом: «Нам, немцам, нужен фюрер».
Это сказала она, воевавшая со своей родиной. Там ей «предательнице», в 1960-м оказали на гастролях более чем холодный приём, а молодая женщина плюнула ей в лицо. Многие берлинцы были против её концертов, а спустя годы – против того, чтобы назвать ее именем улицу Леберштрассе в берлинском Шенеберге, где она родилась. (Интересно, будет ли в Москве улица Аллы Пугачевой).
На этом доме и на другом, где она жила в детстве, все же висят мемориальные доски. Есть и доска в честь жившего неподалеку Билли Уайлдера, тоже навсегда покинувшего нацистский Берлин. Я прохожу мимо этого дома почти каждый день.
Только в нашем веке в футуристическом гетто на Потсдамер Плац появилась небольшая площадь Марлен Дитрих, никогда на забывавшей: «Слава Богу, я берлинка».
Не удалось получить доступ
к медиа контенту
к медиа контенту
25.05.202421:19
15.05.202406:43
КРАСНОЕ И БЕЛОЕ
Женщины признаются в любви
Кто бы что ни говорил, но вчерашнее открытие Каннского фестиваля было одним из лучших. А я видел их немало. Из прошлого запомнились два. На сцену вышли потомки Чарли Чаплина всех возрастов и национальностей, трое подростков приветствовали фестиваль каждый на своем языке: по-испански, по-французски, по-английски. Занавес закрылся – фестиваль начался. Гениально. (То был, дай бог памяти, 1989 год).
Позднее Ванесса Паради пела песню для Жанны Моро в атмосфере «Жюля и Джима». А сегодня певица Захо де Сагазан спела для возглавляющей каннское жюри Греты Гервиг «Modern Love», которая звучит в фильме «Фрэнсис Ха». И это было так же забавно и трогательно, как признание в любви к Мэрил Стрип: его прочла по бумажке Жюльет Бинош и от прилива чувств расплакалась прямо перед почетной гостьей, вручая ей «Пальмовую ветвь».
Стрип -- в ослепительно белом, Бинош -- в ослепительно красном. Женщины этим вечером были элегантны, сентиментальны и пафос комплиментов снимали юмором. Главное же – это были признания в любви не только друг к другу, а к кинематографу в тех его формах, лицах и личностях, которые становятся все более редкими, реликтовыми. И если фестивали с их «религиозными» ритуалами зачем-то нужны, то чтобы напоминать об этом и крепить веру в то, что не все потеряно.
Женщины признаются в любви
Кто бы что ни говорил, но вчерашнее открытие Каннского фестиваля было одним из лучших. А я видел их немало. Из прошлого запомнились два. На сцену вышли потомки Чарли Чаплина всех возрастов и национальностей, трое подростков приветствовали фестиваль каждый на своем языке: по-испански, по-французски, по-английски. Занавес закрылся – фестиваль начался. Гениально. (То был, дай бог памяти, 1989 год).
Позднее Ванесса Паради пела песню для Жанны Моро в атмосфере «Жюля и Джима». А сегодня певица Захо де Сагазан спела для возглавляющей каннское жюри Греты Гервиг «Modern Love», которая звучит в фильме «Фрэнсис Ха». И это было так же забавно и трогательно, как признание в любви к Мэрил Стрип: его прочла по бумажке Жюльет Бинош и от прилива чувств расплакалась прямо перед почетной гостьей, вручая ей «Пальмовую ветвь».
Стрип -- в ослепительно белом, Бинош -- в ослепительно красном. Женщины этим вечером были элегантны, сентиментальны и пафос комплиментов снимали юмором. Главное же – это были признания в любви не только друг к другу, а к кинематографу в тех его формах, лицах и личностях, которые становятся все более редкими, реликтовыми. И если фестивали с их «религиозными» ритуалами зачем-то нужны, то чтобы напоминать об этом и крепить веру в то, что не все потеряно.
10.05.202409:02
ЛЕЙПЦИГ, ЛЕЙПЦИГ…
На днях я снова оказался в этом городе. А впервые был здесь в своей другой жизни. В Лейпциге, втором после разделенного Берлина городе ГДР, проходил документальный фестиваль, и меня, молодого кинокритика, туда позвали. И там я пережил сильный эмоциональный момент.
Между просмотрами фильмов, сидя в отеле, я дописывал заказную книжку про военную тему в кино (отрабатывал свой долг за обмен московской квартиры). В этот момент дошел до фильма Михаила Ромма «Человек N 217», образца пропаганды в духе 1944 года. Вопрос о коллективной германской вине за преступления гитлеризма был сформулирован с большевистской прямотой: «Люди ли немцы?». Я погрузился в тяжелый военный материал и словно отключился от реальности, забыл, где я и зачем. И вдруг за окном отеля раздался сигнал сирены.
Я подошел к окну. Гостиница стояла напротив вокзала, звук сирены все нарастал и не прекращался, по огромной площади бежали люди, это были немцы, а я ощутил себя маленькой инородной песчинкой, попавшей в чужую, судя по всему, враждебную среду. Меня охватило чувство совершающейся на глазах катастрофы. Потом, минуты две спустя, я пришел в себя и увидел все в другой оптике. Сирена – вероятно, промчавшейся машины «скорой помощи» -- затихла, люди, как оказалось, бежали через площадь не все, а только некоторые, они, наверное, опаздывали на электричку. Картинка из катастрофической вмиг стала мирной. Потом, анализируя паническую атаку, я понял, что это была игра исторических ассоциаций.
Лейпцигский вокзал, по площади самый большой в Европе, вытянувшийся фасадом на 300 метров – своеобразный шедевр массивной имперской архитектуры, прообраз «тоталитарного стиля». Он запечатлен во многих кадрах военной кинохроники: отсюда отправляли немецкие войска на Восточный фронт. И все это в моем сознании соединилось: хроника, тяжелая архитектура, сирена, бегущий народ и вопрос «люди ли немцы?».
Тогда я не увидел эпохальный памятник «Битве народов» 1813 года и не узнал о его богатой истории: открыл для себя только сейчас и написал об этом отдельный пост. Не знал и о другой битве за Лейпциг, которая разыгралась прямо в стенах этого грандиозного мемориала. В апреле 1945-го двести солдат Вермахта, укрывшись под сенью немецких мифологических богов, сопротивлялись до последнего и даже взяли в плен тридцать журналистов, сопровождавших американскую армию. Они сдались в день рождения Гитлера. (В первом комменте ссылка на интересный материал об этом).
Хоть Лейпциг взяли американцы, он вошел в состав ГДР. В этой гибридной стране меня поразило, как в ее образе жизни сплелись немецкое и советское начала. От совка – показуха и организационный бардак на бытовом уровне. Фестиваль устроил для гостей поездку в соседний Веймар, но автобуса пришлось ждать полтора часа, в результате мы приехали, когда основные музейные объекты, связанные с Гете и Шиллером, закрылись. Где она, хваленая немецкая пунктуальность?
Зато на статусных фестивальных мероприятиях все работало, как часы. Кубинскому фильму о революции публика устроила овации и скандировала «Фидель!» с энтузиазмом, которого уже не встретить было в позднем СССР. И это тоже были немцы, про них один знающий человек сказал: «Этот народ все делает хорошо, то есть доводит до высшей кондиции. Если это фашизм, будет вам образцовый фашизм, если коммунизм – тоже образцовый». А в это время немцы в западной части страны взялись построить образцовый капитализм – и, в общем-то, тоже добились успеха.
…Прошло N лет после той давней поездки, нет больше никакой ГДР. Лейпцигский вокзал уже не кажется таким мрачным монстром. Внутри светло, много красивых магазинов и кафе. Снаружи впечатление немного портит парочка бомжей, развалившихся на тротуаре. Минуя проблемную привокзальную зону, попадаем в изумительный старый город. Барокко и модерн, торговые пассажи, ничуть не уступающие миланским (в одном – прикольный бар с фаустовско-мефистофельской символикой). Музыкальный квартал, осененный скульптурным Бахом.
На днях я снова оказался в этом городе. А впервые был здесь в своей другой жизни. В Лейпциге, втором после разделенного Берлина городе ГДР, проходил документальный фестиваль, и меня, молодого кинокритика, туда позвали. И там я пережил сильный эмоциональный момент.
Между просмотрами фильмов, сидя в отеле, я дописывал заказную книжку про военную тему в кино (отрабатывал свой долг за обмен московской квартиры). В этот момент дошел до фильма Михаила Ромма «Человек N 217», образца пропаганды в духе 1944 года. Вопрос о коллективной германской вине за преступления гитлеризма был сформулирован с большевистской прямотой: «Люди ли немцы?». Я погрузился в тяжелый военный материал и словно отключился от реальности, забыл, где я и зачем. И вдруг за окном отеля раздался сигнал сирены.
Я подошел к окну. Гостиница стояла напротив вокзала, звук сирены все нарастал и не прекращался, по огромной площади бежали люди, это были немцы, а я ощутил себя маленькой инородной песчинкой, попавшей в чужую, судя по всему, враждебную среду. Меня охватило чувство совершающейся на глазах катастрофы. Потом, минуты две спустя, я пришел в себя и увидел все в другой оптике. Сирена – вероятно, промчавшейся машины «скорой помощи» -- затихла, люди, как оказалось, бежали через площадь не все, а только некоторые, они, наверное, опаздывали на электричку. Картинка из катастрофической вмиг стала мирной. Потом, анализируя паническую атаку, я понял, что это была игра исторических ассоциаций.
Лейпцигский вокзал, по площади самый большой в Европе, вытянувшийся фасадом на 300 метров – своеобразный шедевр массивной имперской архитектуры, прообраз «тоталитарного стиля». Он запечатлен во многих кадрах военной кинохроники: отсюда отправляли немецкие войска на Восточный фронт. И все это в моем сознании соединилось: хроника, тяжелая архитектура, сирена, бегущий народ и вопрос «люди ли немцы?».
Тогда я не увидел эпохальный памятник «Битве народов» 1813 года и не узнал о его богатой истории: открыл для себя только сейчас и написал об этом отдельный пост. Не знал и о другой битве за Лейпциг, которая разыгралась прямо в стенах этого грандиозного мемориала. В апреле 1945-го двести солдат Вермахта, укрывшись под сенью немецких мифологических богов, сопротивлялись до последнего и даже взяли в плен тридцать журналистов, сопровождавших американскую армию. Они сдались в день рождения Гитлера. (В первом комменте ссылка на интересный материал об этом).
Хоть Лейпциг взяли американцы, он вошел в состав ГДР. В этой гибридной стране меня поразило, как в ее образе жизни сплелись немецкое и советское начала. От совка – показуха и организационный бардак на бытовом уровне. Фестиваль устроил для гостей поездку в соседний Веймар, но автобуса пришлось ждать полтора часа, в результате мы приехали, когда основные музейные объекты, связанные с Гете и Шиллером, закрылись. Где она, хваленая немецкая пунктуальность?
Зато на статусных фестивальных мероприятиях все работало, как часы. Кубинскому фильму о революции публика устроила овации и скандировала «Фидель!» с энтузиазмом, которого уже не встретить было в позднем СССР. И это тоже были немцы, про них один знающий человек сказал: «Этот народ все делает хорошо, то есть доводит до высшей кондиции. Если это фашизм, будет вам образцовый фашизм, если коммунизм – тоже образцовый». А в это время немцы в западной части страны взялись построить образцовый капитализм – и, в общем-то, тоже добились успеха.
…Прошло N лет после той давней поездки, нет больше никакой ГДР. Лейпцигский вокзал уже не кажется таким мрачным монстром. Внутри светло, много красивых магазинов и кафе. Снаружи впечатление немного портит парочка бомжей, развалившихся на тротуаре. Минуя проблемную привокзальную зону, попадаем в изумительный старый город. Барокко и модерн, торговые пассажи, ничуть не уступающие миланским (в одном – прикольный бар с фаустовско-мефистофельской символикой). Музыкальный квартал, осененный скульптурным Бахом.
Не удалось получить доступ
к медиа контенту
к медиа контенту
07.05.202410:13
Показано 1 - 16 из 16
Войдите, чтобы разблокировать больше функциональности.