Халилбек (Андал) Мусаясуласул беэдухъан ХIавал рахъалъ ракӀалдещвеял:
«Эй ХIава, дир инсуца дун хьихьизе ячарай чӀужу, йикӀана тамашаяй гӀадан. Элъ жиндилъ цолъизабулаан цIуяб-ги бихьинаб-ги. Бихьиназул къолденалъ элъул щулияб черх къан букӀана, руччабазул кIазалъ къан букӀана элъул гьалагаб бетӀер. Дун ракIчIун элда цеве кьололъ гӀодокIун вукIунаан, элъ бихьин гӀадин хӀинкъичӀого, чода рекIун кьвагьулеб мехалъ. Цинги дун жеги цӀакъ тӀинав вукӀаго, элъ дун вачунаан Къарахъа ЧӀохъе унеб нухдасан, мугъзада кьижараб лъимергун бугеб кини-ги бухьун. Эдин, соналда жани кӀиго нухалъ дица къотӀулаан гIалхулал габурлъаби, гIадхачIого щибав бихьинасда цин бергьине кӀоларел. Швалта-гун хвалчен бугей ХIаваца гӀемерцIул гъулугъ гьабулаан дир инсуй мегьтарлъун, хIо дунгун эй бищун хIеренай чIужу йикIунаан. Дий щуго сон бараб мехалъ, дида ракӀалде ккана ХIавай жиндирго мугъзаде дун вухьизе тезе жив кIудияв вугин. Гьанже кьололъ дун алъул мугъзада нахъа гIодокIунаан, дир тIинал кераз ай рачелалдалъун ккун-ги йикIана, къолденалъги щибаб бахиналда-ги рещтIиналда дир килщал би бачIизегIан кIвекIулаан. ХIо, кьололъ дир цIияб ахIва-хIалалдаса, дий дагьалъ цебе сайгъат гьабураб цIияб чухъагун цирцеяб ярагъ бугеб ретIелалдаса-ги чIухIи унтудаса кутакаб букIана. Ниж хӀинкъи гьечӀого чуязда рекӀун хьвадулаан мугӀруздасан-гун расалъабаздасан, гIораздасан-гун кIалаздасан, цIадал-ги ран, гIазаби-ги риун хаду, чучазаруралги рекелаз цIезаруралги нухал гIемерцIул хьвадизе кIоларел рукIаниги, ниж талихIалдалъун мурадалде щвелин щаклъи букӀинчӀо. Нижер чуязда кӀолаан гIорцIенал гӀадин мугIрузде рахине, гIадамазул-ни эб бидулъ буго, киналго сухмахъазда балагьичIого битIараб нух бати, ХIава-ни элъул чуги рукӀана месалда бищун божизе бегьулел рухӀчӀаголъаби: я мугӀрузул нухазда ругел хъачагъазул, я женазул, я гъурабазул квешал рухӀазул эзда тӀад кинаб гӀаги кутак букӀинчӀо.»
•
Халилбек (Андал) Мусаясул воспоминания о няне Хаве:
«Странным человеком была эта Хава, женщина, которую отец нанял для ухода за мной. В ней сочеталось женское и мужское. Мужская кольчуга обтягивала ее сильное тело, женский платок покрывал ее буйную голову. Я уверенно сидел перед нею в седле, в то время как она стреляла на скаку, бесстрашная, как мужчина. А когда я был еще совсем маленьким, она возила меня по дороге из Караха в Чох, привязав люльку со спящим ребенком к своей спине. Так пересекал я два раза в год дикие перевалы, которые не всякий мужчина мог бы преодолевать без головокружения. Хава, вооруженная кинжалом и саблей, часто служила моему отцу конюхом, но со мной она обращалась как самая нежная женщина. Когда же мне исполнилось пять лет, я почувствовал себя уже слишком взрослым, чтобы позволять Хаве привязывать себя к спине. Теперь я сидел за ее спиной в седле, мои маленькие ручки держали ее за пояс, и кольчуга при каждом подъеме и спуске натирала мои пальцы до крови. Но гордость за свое новое положение в седле и новую одежду, черкеску с изящным оружием, которое мне подарили совсем недавно, была сильнее боли. Мы без страха ехали на лошадях через горы и долины, через реки и ущелья, и, хотя дороги, размытые и заваленные обломками скал после дождей и таяния снегов, были нередко труднопроходимы, сомнений в успешном прибытии к цели не возникало. Наши кони могли взбираться в горы как мулы, а у людей это в крови, несмотря на все препятствия, находить правильный путь. А Хава и ее конь были самыми надежными существами в мире: ни разбойники на горных тропах, ни джинны, злые духи пропастей, не имели над ними никакой силы.»