Если из-за человека у вас начинается тахикардия, отойдите от него. Так недалеко и до сердечного приступа.

— Тебе совсем не жаль тех девушек? — Лана шептала, смотря на Сальва с отчаянием и отголосками злости. Она сжимала в руке веер. Не элегантно и нежно, как юные особы на балах. Нет. Казалось, что через мгновение хруст услышит даже стоящий за дверью друг.

Сальва знал, чувствовал его присутствие. Некромаг смотрел в ответ; считывал эмоции, наблюдал за закипающей яростью, грозившей снести его и всё вокруг. О. Он прекрасно знал, насколько бывают девушки страшны в гневе, но не собирался врать и успокаивать даже ту, что взволновала его.

— Нет. Они уже мертвы. Им не требуется моя жалость. И тебе. Они бы все умерли рано или поздно. Лана, я не человек, как бы ты не хотела в это верить. У нас не будет, как в романах: жить долго и счастливо, чтобы после умереть в один день. Ты умрёшь гораздо раньше. На век или два. И о тебе я не буду сожалеть, — Сальва говорил спокойно, ровно. Может это стало последней каплей или сам смысл слов. Он не знал.

Лана кричала. Это уже не было светской беседой. Она размахивала руками, рыдала, позабыв о косметике, топала ногами. Сальва молчал. Терпел истерику, удары веером. Его не трогало всё это. И хлопнувшая дверь тоже. Он спокойно стоял на том же месте, когда в комнату зашёл Лармон.

— Браво, мой милый друг. Мог бы соврать, пощадить чувства юной леди, — Сальва мог бы принять нравоучительный тон, если бы не улыбка. Лармон сам поступил бы ровно также. Никто из них давно уже не щадил чужих чувств.

— Подслушивание и по сей день остаётся занятием недостойным для любого общества. Принеси лучше вина. Твой милый друг только что распрощался с возможной любовью всей жизни, — Сальва прошёл до кресла, тяжело опираясь на трость.

— Ради таких слов не грех открыть и что-то покрепче. У меня есть замечательный бурбон, — Лармон уже открывал дверь, когда услышал вопрос:

— Ты сам ещё жалеешь умерших?

— Нет. Уже давно нет. Мы оба знаем, что жалеть нет смысла, — дверь в этот раз закрылась практически бесшумно, на короткое время оставляя Сальва в тишине.

— Я ненавижу Чеслава Новака. Из-за него тогда погибли десятки людей, и многие были моими друзьями. Ты ведь в курсе, что ведущему инженеру безоговорочно верят? Я была для работников всем: императором, Богом, непреложной истиной. И они умирали с этой верой в меня… а может быть, и нет. Они не могли
понять, что я спасаю сотни жизней, взамен жертвуя ими. Они не знали, что обречены, и что у них нет ни единого шанса. А я знала. Только от этого было не легче.

Гуожи Цзи родился в семье известного адвоката, не отличающегося строгими моральными принципами. С детства мальчик видел множество криминальных авторитетов, дружил с их сыновьями и дарил подарки дочерям.

Неудивительно, что юный наследник отлично понимает преступников. Кроме одного. Американский серийный маньяк из Лос-Анджелеса вводит молодого адвоката в ступор. Первая практика Гуожи превращается в интересное приключение. И он не собирается становиться жертвой.