Notcoin Community
Notcoin Community
Proxy MTProto | پروکسی
Proxy MTProto | پروکسی
Proxy MTProto | پروکسی
Proxy MTProto | پروکسی
iRo Proxy | پروکسی
iRo Proxy | پروکسی
Философия подозрения avatar

Философия подозрения

Илья Стахеев и его общение с воображаемыми друзьями (в основном мертвыми белыми мужчинами).
Забустить канал можно тут – https://t.me/boost/susp_minds
TGlist рейтинг
0
0
ТипАчык
Текшерүү
Текшерилбеген
Ишенимдүүлүк
Ишенимсиз
Орду
ТилиБашка
Канал түзүлгөн датаЛют 12, 2025
TGlistке кошулган дата
Лют 08, 2025
Тиркелген топ

Рекорддор

11.03.202523:59
363Катталгандар
17.02.202501:27
300Цитация индекси
28.02.202523:59
1421 посттун көрүүлөрү
11.02.202519:53
1131 жарнама посттун көрүүлөрү
28.02.202523:59
35.21%ER
01.02.202519:27
47.81%ERR
Катталуучулар
Citation индекси
Бир посттун көрүүсү
Жарнамалык посттун көрүүсү
ER
ERR
СІЧ '25ЛЮТ '25БЕР '25

Философия подозрения популярдуу жазуулары

27.02.202512:13
Петер Слотердайк в конце прошлого века пророчески написал: "Современное счастье – это быть глупым и иметь работу". Он уже тогда увидел, что успешная интеграция в современном обществе требует не столько глубины мышления, сколько определённого уровня адаптивной "глупости" – неспособности или нежелания задаваться сложными вопросами о своем положении и смысле своей деятельности. В своей книге "Критика цинического разума", интеллектуальной аллюзии на великие труды Канта, он показывает, что современный цинизм – это не разоблачение лжи, а скорее сознательное соглашательство с ней. Если идеология 20 века – это "они не понимают, но делают это", то идеология 21 века – "они все прекрасно понимают, но все равно делают это".

Но еще одна интересная реминисценция здесь может быть и с трудом Эразма Роттердамского "Похвала глупости". Эразм еще в Средние века инструментализировал глупость как некоторую стратегию адаптации в обществе. Именно глупость делает людей счастливыми: избавляет их от излишней рефлексии, позволяет наслаждаться жизнью и не страдать от тяжести познания. Он сатирически показывад, что даже те, кто себя считает мудрецами (схоласты, теологи, политики), на самом деле глубоко зависят от глупости – ведь без неё их системы бы рухнули.

Сегодня глупость также становится защитным механизмом, но не в просветительском смысле Эразма, а в циничном ключе, который развивает Слотердайк. В постиндустриальном обществе, где экономика построена на поверхностном потреблении, бесконечной занятости и манипуляциях медиа, глупость – это уже не только внутреннее свойство индивида, но и необходимая норма, обеспечивающая функционирование системы.

Если у Эразма глупость освобождает человека от страданий и делает его счастливым, то у Слотердайка глупость – это необходимое условие современного "счастья", которое позволяет человеку не видеть механизмы своего подчинения. И конечно, глупость – это необходимое условие, чтобы иметь работу, "постоянный контракт". Человек должен быть глупым, чтобы его работа не вызывала у него экзистенциального ужаса. "Иметь работу" в этом контексте означает, во-первых, делать то, что не требует особой рефлексии, во-вторых, следовать предписанным алгоритмам (скрам, канбан, декомпозиция задач), и, конечно, не задавать вопросов о смысле своей деятельности – тут мы уже вспомним Дэвида Грэбера и его концепт Bullshit job.

Парадокс современной работы в том, что работник вынужден сочетать креативность с готовностью к тотальной эксплуатации. В условиях когнитивного капитализма "глупость" становится своего рода защитным механизмом – неспособность к критическому осмыслению реальности защищает субъекта от осознания его полной отчужденности. Такая стратегия позволяет быть встроенным в систему, которая обещает "счастье" (то есть средства для потребления) в обмен на отказ от вопросов.

Получается, что Слотердайк с его фразой "быть глупым и иметь работу" показывает перевернутую версию "Похвалы глупости": если раньше глупость делала человека счастливым в антидогматическом смысле, то теперь она – необходимое условие для того, чтобы система продолжала работать.

В этом есть злая ирония нашего времени: Эразм видел в глупости спонтанную радость, а современный мир превратил её в инструмент адаптации, где альтернативами становятся или невежество, или экзистенциальный кризис.

Такие дела.
14.02.202514:26
Как и большинство понятий, которые мы сейчас употребляем как универсальные, понятие "любовь", конечно, таким не является, и в разное историческое время под любовью понимались разные вещи. Однако одна общая черта все же была: любовь была средством преодоления некоторого главного страха, который гнетет человечество. Любовь должна была быть сильнее.

В античное время, когда любовь должна была быть сильнее Хаоса, варварства, спонтанности и небытия. Любовь была средством установления социального порядка, актом не только телесным, но и политическим. Она создавала космос – порядок и гармонию.

В Средние века любовь должна была быть сильнее смерти. Она была средством для того, чтобы принять то, что тело – это не главное, что есть что-то, что больше и лучше, что есть бессмертие в Боге и памяти прекрасных дам и ловких на слова трубадуров.

В Новое время любовь должна была быть сильнее тебя самого. Она вырывала тебя из уютного буржуазного брака, с одной стороны, и представлений о себе, с другой. Любовь становилась личным чувством и начала обращать внимание именно на личность и внутренний мир другого.

В эпоху модерна любовь была средством преодоления общественных предрассудком, она должна была быть сильнее вообще всего социального на свете. Это закрепил и Голливуд, создав или визуализировав каноны всех любовных историй.

Потом пришел постмодернизм и все это высмеял. Любовь должна была быть сильнее глупых текстов о любви, этих больших нарративов, которые, по сути, были социально сконструированными моделями для того, чтобы люди лучше понимали, как им себя вести. Постмодерн иронично показал, что любовь это не чувство, а набор культурных кодов, которые придумали маркетологи, чтобы продать тебе кольцо с бриллиантом, цветы на гендерные праздники, на этом живут свадебная индустрия, лакшери бренды, массовая культура и блогеры, которые только и делают, что превращают любовь в контент о любви, постоянный спектакль для выжимки дешевых быстрых эмоций.

Современность, когда постмодерн сменяется метамодерном, задает этот же вопрос: а что любовь должна преодолеть в наше время? Сильнее чего она должна быть? Мой скромный ответ на это: любовь сильнее технологий. Главным преодолением любви сейчас становится преодоление технологичности чувств, алгоритмам, схемам пикапа, спискам практик "как полюбить себя", искусства манипуляции, и может быть, наконец-то преодоления капитализма как главной машины желаний, которая штампует это на своем конвейере.

Сила любви всегда была в ее непредсказуемости, уязвимости, спонтанности, даже в античности, когда из нее собирали социальный порядок. Возможно, ее задача на новом витке истории не преодолеть Хаос, а внести его, но уже в новом, отрефлексированном и более ответственном виде, когда любовь – это не булгаковский убийца с ножом, который внезапно поражает в подворотне, не судьба, довлеющая над несчастным Желтковым, который не может от нее отказаться. Это признание отсутствия смысла, кроме того, который ты вкладываешь сам, и принятие за это личной ответственности. И как тут опять не вспомнить Лакана, который говорил: "Любовь это попытка предложить то, чего у тебя нет, тому, кому это не нужно".

Такие дела.
Советские сказки — это не просто детские истории, а масштабный культурный проект. В них соединяются индустриальный прогресс и волшебство, классовая борьба и приключения, диалектический материализм и чудеса. Эти тексты воспитывали «нового человека», закладывая в сознание идеалы социализма, коллективизма и научного прогресса.

Какие идеологические коды зашифрованы в сюжетах о Незнайке, Буратино и Страшиле Мудром? Почему детская литература стала полем для идеологических экспериментов? И как советские утопии продолжают жить в массовой культуре сегодня?

Советская эпоха закончилась, но советские сказки никуда не исчезли и продолжают жить в массовой культуре. Разберёмся в том, как и почему, на открытом эфире вместе с социологом и философом Ильёй Стахеевым, автором курса «Большие идеи малыша Незнайки». 13 марта в 19:00. Эфир бесплатный, доступ — по регистрации в TimePad.

Регистрироваться — здесь.
01.03.202515:05
Так сказать, на злобу дня.

Если обратиться к великой лекции Макса Вебера "Политика как призвание и профессия", анализ политического действия должен в первую очередь опираться на взаимодействие двух ключевых установок: этики убеждения (Gesinnungsethik) и этики ответственности (Verantwortungsethik). Лекция стала продолжением другого знакового публичного выступления "Наука как призвание и профессия", в которой Вебер анализирует некоторый автономный регион научного знания и тот этический кодекс, которому нужно следовать, если занимаешься наукой.


То же самое он сделал для политики. И вот, по Веберу, политик постоянно находится между молотом и наковальней, между двух этик. Кроме стремления к реализации собственных идеалов, неизбежно вынужден учитывать реальные последствия своих решений. Этика убеждения ориентируется на внутренняя непреложность принципов, тогда как этика ответственности требует взвешивания того, какие именно эффекты повлечет за собой тот или иной публичный шаг.

И конечно, эта взаимосвязь особенно проявляется в ситуациях, где церемониальный протокол подчеркивает высокую символическую значимость события. Когда политики встречаются на публичной площадке, любое отступление от ожидаемого ритуала способно высветить все подковерные противоречия.

В таком контексте можно вспомнить веберовское определение государства как "союза людей, претендующего на монополию легитимного физического насилия". Всегда за внешне спокойной атмосферой встречи, регламентированной аккуратными жестами и формулами вежливости, скрывается вопрос о том, кто и в какой мере контролирует ресурсы принуждения (в том числе экономические и дипломатические). Когда этот баланс нарушается, и одна из сторон демонстрирует жесткую принципиальность, это может выглядеть как триумф этики убеждения. Однако отсутствие гибкости в такой момент одновременно обнажает риск для будущих договоренностей и может поставить под угрозу любые дальнейшие тем самым, вступая в потенциальный конфликт с этикой ответственности.

Вебер также указывал на важность харизмы и публичного признания для современного политика. В условиях стремительно распространяющейся информации даже незначительные нюансы речи и поведения немедленно приобретают символическое значение: общественность видит в них признаки "искренности" или, напротив, "подковерного маневрирования". Столкновение интересов, мгновенно освещаемое медийными ресурсами, демонстрирует, насколько быстро нравственная убежденность может перейти в эмоциональное высказывание, а рациональный расчет – в прагматичную попытку силового давления и решения любой ценой.

Получается, что если использовать эту веберовскую триаду – этика убеждения, этика ответственности и харизматическая составляющая, — становится очевидно, что любая публичная встреча политиков не сводится только к протокольной репрезентации. Она превращается в поле столкновения принципов с одной стороны и прагматизма с другой, а публичность только усиливает как моральные, так и утилитарные аргументы. Вот этот постоянный баланс на краю – это и есть реальная политика, а не вот это все.

Такие дела.
Көбүрөөк функцияларды ачуу үчүн кириңиз.