Царский Венец

«А где ты видишь, что все разрушается? Знаешь, кто тебе все это показывает?» Я продолжала плакать и объясняла причины своей боли. Неожиданно вспыхнул свет, и мои глаза оказались прямо перед изображением Страшного суда. Батюшка указывал на диавола: «Вот, кто тебе показывает все. Гляди, какой он. Это Страшный суд, когда одни пойдут в рай, а другие в ад. Нам с тобой надо попасть вот сюда (то есть, в рай). Больше отчаянной озлобленности по отношению к иудеям у тебя не будет.

Бывает, потеряет кто веру, озлобится, отойдет от Церкви, – его ждут страшные мучения. Нужно молиться и просить милосердие Божие, не спасет ли как его Господь

Дом Ипатьева. Последние дни земной жизни святой Царской
Семьи.
17 (4) мая – День 18-ый.
2-я Седмица по Пасхе. Пятница.

«Целый день шёл дождь. Узнали, что дети выехали из Тобольска, но когда, Авдеев не сказал. Он же днём открыл дверь в запертую комнату, предназначенную нами для Алексея. Она оказалась большою и светлее, чем мы полагали, так как имеет два окна; наша печка хорошо её отапливает. Гуляли полчаса из-за дождя...».

«Комендант, его помощник, караульный начальник и электротехники бегали по всем помещениям, исправляя провода, но тем не менее ужинали в темноте».

«Огромное наслаждение, чашечка кофе... Сегодня три недели, как мы уехали из Тобольска... Получили известие, что дети уже в пути».

«Поздравляю Вас с светлым праздником. Извиняюсь, что так поздно, но мы как раз уехали перед праздниками. Это было для нас очень неожиданно. Алексей был как раз болен, так что сестрам пришлось остаться с ним. Они должны скоро к нам приехать... Сегодня три недели, как мы выехали из Тобольска. Так грустно быть без других, в особенности теперь, и на праздниках.
Устроились мы пока хорошо. Домик маленький, но чистый, жаль, что в городе, потом сад совсем маленький. Когда приедут другие, не знаю, как мы устроимся, комнат не очень много. Я живу с Папой и Мамой в одной, где и проводим почти целый день... Если хотите мне написать, то адрес мой: Екатеринбург. Областной исполнительный комитет. Председателю, для передачи мне…. Храни Вас Господь. Ужасно было грустно, что нам ни разу не удалось быть в соборе и приложиться к мощам Святого Иоанна Тобольского. М.»

«17 мая оставшиеся члены семьи Романова переданы уполномоченному Хохрякову. Наш отряд заменён уральцами. Кобылинский, Матвеев».

«Пятница 17 мая. Солдаты нашей стражи заменены красногвардейцами, присланными из Екатеринбурга... У нас с генералом Татищевым чувство, что мы должны.... задержать наш отъезд; но Великие Княжны так торопятся увидать своих родителей, что у нас нет нравственного права противодействовать их пламенному желанию».

«4/17 мая. ”Товарищи”, перевозившие Царя из Тобольска в Екатеринбург, хотели бы в своих сообщениях об этом путешествии еще раз поглумиться над несчастным Царем, его супругой и семьей, подчеркнуть... их презрение к царской фамилии, – но получается как раз обратное впечатление: хочется презирать самих палачей, а фигура Царя невольно растет и показывает нам, что это человек незаурядный. Какая-то высокая порядочность так и сквозит во всех его словах и поступках. Он необыкновенно прост, искренен и, что умилительнее всего, – покорен воле Божьей. Какая тирания – разлучить родителей с единственным больным сыном; он оставлен пока в Тобольске вместе с сестрами. Дай Бог им всем пережить эти бедствия и поскорее устроиться где-нибудь подальше от “товарищей”...».

«Были обрадованы получением писем из Тобольска; я получил от Татьяны. Читали их друг у друга всё утро».

«в 19-й раз» (утрачена).

«Воистину Воскресе! Моя хорошая Машка, душка!.. Видишь, конечно, как всегда, слухов количество огромное, ну и, понимаешь ли, трудно, и не знаешь, кому верить, и бывает противно! ...Мы завтракаем с Алексеем по очереди и заставляем его есть, хотя бывают дни, что он без понуканья ест. Мысленно все время с Вами, дорогими. Ужасно грустно и пусто... Крестильный крест, конечно, у нас, и получили от Вас известия, вот. Господь поможет и помогает. Ужасно хорошо устроили иконостас к Пасхе, все в елке, так полагается здесь, и цветы… Я продолжаю рисовать, говорят – недурно, очень приятно... Вообще уже вагон вещей рассказать Вам и тебе... Очень извиняюсь, забыла Вас Всех, моих любимых, поздравить с праздниками, целую не три, а массу раз Всех. Все тебя, душка, очень благодарим за письма... Сидим сейчас, как всегда, вместе, недостает тебя в комнате. Папе золотому скажи, что мы ужасно благодарим… Извиняюсь, что такое нескладное письмо, понимаешь, мысли несутся, а я не могу все написать и кидаюсь на что в башку влезет. Скоро пойдем гулять, лето еще не настало и ничего не распустилось... Так хочется Вас увидеть, ужас грустно! Приветы передали в точности, и Вам большое спасибо и то же самое. Так тут приятно все время благовеют (так в тексте — Сост.) почти во всех церквах, очень уютно получается… Когда мы поем между собой, то плохо выходит, т. к. нужен четвертый голос, а тебя нет, и по этому поводу мы острим ужасно… Все ужас как просили тебя и Вас, дорогих, поцеловать. Постоянно молимся за Всех и думаем: помоги Господь! Христос с Вами, золотыми. Моя хорошая, толстая Машка, целую. Твой Швыбз. Все очень кланяются!!!».

«К полудню сменился караул из состава той же особой команды фронтовиков – русских и латышей. Караульный начальник – представительный молодой человек. Сегодня нам передали через Боткина, что в день гулять разрешается только час; на вопрос: почему? исп. долж. коменданта ответил: “Чтобы было похоже на тюремный режим”».

«самый опасный элемент, преступный по типу».

«…Как Вы провели праздники? Мы все ужасно грустим с тех пор, как мы остались без Папа и Мама. Вы, должно быть уже слышали, что их увезли. Очень тяжело быть вдали от них... Мария уехала с ними, мы же остались присматривать за братом, который болен. Конечно, нам никто не сказал для каких целей их забрали. Примерно через неделю после их отъезда мы узнали, что они добрались до Екатеринбурга. Мы получаем от них письма и это — огромная радость... Теперь живут в трех комнатах. Перед окнами огромный забор и из окон видны лишь купола церкви. Мы отправимся в путь, как только Алексей поправится».