***
Слёз неба чистых не проси у бляди
и сахара в солёном не ищи,
Одессы не откроешь в Ленинграде,
увы, все люди здесь — прыщи.
Все девочки здесь критику читали,
все мальчики французски говорят,
все делали аборты, все глотали,
кто любит в рот, кто брезгует — тот в зад.
И это жизнь? И этой жизни ради
влачить, как … , постылое житьё,
ходить испрашивать у каждой бляди,
как ей понравится моё в её глубинах битиё?
Да, я любил деваху не такую,
и вот она как птичка смылась в даль,
и я пишу и плакаю в сухую,
хоть всякое о Нине я слыхал.
Но сурово брови мы насупим,
и смолчим, и бросим ревновать
к прошлому, и в нынешнее вступим:
Нина — это не её кровать.
Я люблю тебя и, значит, всё в порядке,
ничего не думал, ничего не знал,
были мы влюбленные ребятки,
были мы жидовские цыплятки
и ходили писать на вокзал.
<1930-е>
АЛИК РИВИН
