«ПАПА УМЕР В СУББОТУ»
Премия Ника в номинации Открытие Года - Зака Абдрахманова
Обрусевшая казашка Айко едет из Москвы в родной казахский поселок на похороны своего отца. Она запомнила его монстром, избивающим мать в начале каждого месяца, но вдруг узнает, что ее диктатор отец в другой своей семье был совсем другим. Полной противоположностью.
Айко реагирует остро на все - на траур по отцу, на «колхозный» вид и юмор окружающих, на бывших одноклассников. Она ходит в маске той, у которой все иначе, неважно как, но иначе. Ее обрамляет панцирь цинизма, она гордо заявляет в один из пиковых моментов - Не бойся, я не заплачу.
Конечно, Москва же слезам не верит.
Алексей Октябринович Балабанов, человек, которого я буду упоминать в любом своем тексте, уже очень давно заметил, в своих фильмах, что «маленькие» чеховские герои внутри нашей действительности - азиаты. Сунька в Грузе 200 единственный приличный человек, сиамские близнецы в Уродах и людях - унижаемые белыми рабовладельцами, Кочегар.
И вот именно Азия реанимирует , реабилитирует наше кино здесь и сейчас. Китобой, Папа умер в субботу, Кончится лето, Пугало. И корень этого успеха в том же , в чем успех этой картины - в аутентичности, в использовании родного материала, фольклора, родовых линий.
Честно говоря, фильм , казалось бы, вполне понятный и не эксклюзивный, но на «тонком плане» проделана огромная работа. Минимум трижды меня пронзало и очень сильно. Это высказывание про две важнейшие истории. Первая - насилие перерождается в насилии. Битые дети и жены вырастают теми, кто бьет или дает себя бить. Вечный круговорот насилия. И оно может быть разорвано только второй историей.
Проживанием травмы. Айко живет из травмы, и приезжает провожать отца из травмы. Травма это ее оптика, потому что она просто забыла о ней, как жертва изнасилования может сделать вид, что его не было. Как жена, которую истязают предпочитает думать только о днях, когда насильник муж - хороший и не бьет. Так не получится.
Травма уйдет, когда корни вновь будут обретены, какие бы ни были. Когда ты встретишься с ней лицом у лицу и скажешь - я могу плакать , хочу, я готова соединиться с болью, но из этой боли вырастают и цветы - в лице младшей сестры Айко. Надо лишь всмотреться в отражение. И Айко всматривается, конечно ее место не поселок, а Москва, и все с ней хорошо будет, когда она поняла важную вещь.
Она не волк - людоед, она бедный раненный волчонок. И шрам останется навсегда, и будет может даже ныть при дожде, но уже никогда не будет кровоточить.
Тончайшая работа. Два дня - два классных наших фильма, слава Богу не имеющие отношения к нелепым заказам платформ и оттого настолько честные.
