Ощущение "меня никогда не спрашивали, чего я хочу" — это как будто всё детство ты сидел на собрании, где раздавали всем роли, кроме тебя. А если и давали слово, то ровно настолько, чтобы потом сказать: "Ну, это ты выдумал, давай по-другому". И вот ты вырастаешь с таким странным чувством: вроде ты есть, но как-то вскользь, как пунктирная линия, которую легко стереть. Желания вроде бы есть, но их как будто никто не должен замечать. И это не просто обида, это что-то глубже. Это про то, что ты учишься даже сам не спрашивать себя: "А чего я хочу?" — потому что ответа всё равно не ждали.
Представьте: ребёнок просит что-то. Он не просто говорит "хочу конфету", он пробует показать: "Я есть. Я важен". А в ответ получает что-то вроде: "Нет, тебе этого не надо". Или: "Ты ещё маленький, ничего не понимаешь". Не спрашивают, не уточняют, не отражают. И тогда внутренний мир ребёнка превращается в пустыню, где можно быть только функциональным: "Вот это сделай, а это — не трогай".
Чтобы выдержать это, ребёнок находит хитрое решение: "Если меня настоящего не замечают, буду таким, каким хотят видеть". И вот он уже не тот, кто громко заявляет о своих желаниях, а тот, кто угадывает, чего хотят другие, и становится этим. Ложное Я — это как маска: ты вроде бы есть, но настоящего тебя под ней не видно.
Когда свои потребности настолько игнорировались, что говорить о них стало страшно, включается защитный механизм. "Ну и не надо! Сам всё сделаю, сам всё придумаю, мне вообще никто не нужен". Звучит героически, правда? А на деле это такая грустная броня: "Ты всё равно не спросишь, зачем тогда пытаться?"
И вот мы вырастаем с этой странной верой: если кто-то любит, он должен угадывать. Сам, без подсказок. Потому что говорить о своих желаниях страшно: вдруг снова не услышат, снова скажут, что тебе не надо? Лучше обижаться, злиться, но не рисковать. И вот тут вступает нарциссизм: "Я буду ждать, что ты всё поймёшь без слов. Но если не поймёшь, это потому, что ты плохой".
Когда желания так долго подавлялись, они начинают казаться чем-то опасным. "Если я скажу, чего хочу, ты не выдержишь. Если ты не выдержишь, я потеряю тебя". Вот почему проще подавить свои потребности, чем столкнуться с болью отказа. И вот тут любовь и агрессия больше не сосуществуют. Мы любим, но боимся показывать себя. Мы злимся, но направляем эту злость на себя, чтобы не разрушить отношения.
Как это выглядит во взрослом возрасте:
• Молчание о своих желаниях: "Мне не важно. Делай, как хочешь". А внутри тихий голос: "Но почему ты не спрашиваешь?"
• Обида на непонимание: Если партнёр не угадывает желания, это возвращает к детскому опыту: "Почему я опять должен объяснять? Разве любящий человек не понимает сам?"
• Страх отказа: "Лучше я вообще ничего не скажу, чем услышу, что это невозможно".
На самом деле, всё это — не про капризность или упрямство. Это про тоску. Тоску по тому, чтобы кто-то сказал: "Я вижу тебя. Твои желания важны". Но нарциссизм в этот момент выступает защитником: "Нет, не проси. Лучше спрячься. Если ты снова покажешь своё "хочу", а его не примут, это будет больно".
И вот так мы живём, разрываясь между двумя крайностями: спрятаться или требовать. Между страхом быть отвергнутым и отчаянным желанием, чтобы нас наконец увидели. Но в этой борьбе всегда скрывается нечто важное: глубокая жажда быть собой — и быть принятым.
Юлия Пирумова
