«Россия не может быть ни пролетарской, ни крестьянской, ни рабочей, ни служилой, ни боярской. Россия может быть только Россией Христа».

«Великая земельная реформа Столыпина как бы измерила у русского крестьянина его «собственническую температуру» и подтвердила сполна, — не сентиментальные мечтания аграрно-социалистических демагогов (партия эсеров), а верный диагноз дальнозоркого реформатора. <…> Провести аграрную реформу Столыпина надо было именно для того, чтобы освободить крестьян от принудительного, арифметического (душевого) уравнения в общине и развязать их творческие, от природы неравные трудовые силы. Отменить во имя равенства жизненные, предметно-обоснованные и потому справедливые привилегии, связанные с образованием, с организационным талантом и опытом, и поставить во главе русского государства и хозяйства невежественных коммунистов и бездарных «выдвиженцев» — могли только ослепшие от классовой ненависти революционеры; и вредоносные последствия этой меры вопиют к небу вот уже тридцать с лишним лет. Только от зависти и ненависти можно требовать вместо справедливости — нового, обратного неравенства и восхвалять его, как высшее достижение.»

«Вы, вся сволочь, сидите на народной шее по губерниям и округам и врете без конца, но не думайте, что вашему царству не будет конца. Придет время, что вся партийная сволочь не найдет себе места в нашей необъятной России, надо только войну, и царству вашему будет конец. <…> Я тоже бедняк, который никогда ничего не имел, но вижу, что между помещиком в половине XIX века, совхозами и комхозами разницы почти нет, тогда были у помещика рабы, от которого можно было удрать куда-либо в леса, а от вас, чертей, нет спасения в тундрах; лопарей и самоедов и тех вы находите, чтобы ободрать налогами. А поэтому государство — самый злой эксплуататор народный, и вся ваша цель — чтобы все были рабами государства, и вы, всероссийская банда душителей народных, т. е. коммунисты, скоро скажете народу, что государство — это вы. Вы отделили церковь от государства, а вместе с тем лезете туда, с вашим свинячьим рылом есть калачи и хотите затянуть народ в неверие, но народ видит, что вы волки в овечьей шкуре»

«Глубокая человечность и благородство, соединенные со смелостью и решительностью, должны стать идеалом для борца и гражданина новой России. Мы не должны кровью залить Россию. Мы не смеем искажать человеческий облик темной страстью мести, мы не должны осквернять знамя свободы коммунистическими методами. В тот день, когда мы поднимем знамя Восстания и Революции, глаза всего мира будут обращены на нас. Затаив дыхание, все человечество возложит свои надежды на нашу родину, на Россию. История сама, как бы замедлив свой ход, будет ждать великого слова от России. Когда Россия будет свободна, вся история пойдет иными путями».

«Остановлюсь немного на тех чувствах, которые вызывала у нас тогда Россия. Мы, австрийские славяне, любили русский народ и русскую культуру. Но, начитавшись и наслушавшись от иностранных и русских врагов России об ужасах самодержавия, подходили с известным предубеждением к проявлениям российской государственности. Всех нас чрезвычайно волновал вопрос: кто Он? Белый царь, мечта наших былин? Или деспот, угнетатель своего народа? Подозрение к царедворцам, якобы находившимся под влиянием немцев и ответственным за поражения, у нас, конечно, еще оставалось. Зато мы с удовлетворением и радостью увидели, что Россия во многом опередила Западную Европу, что в последние годы перед войной в России быстро развивались экономика, культурная и политическая жизнь. В разговорах с образованными русскими людьми мы старались выяснить положение крестьянства, расспрашивали о “страшных помещиках”. Наша наивность доходила до того, что мы даже пытались обнаружить остатки крепостного права, узнать подробней о страданиях политических заключенных, томящихся в цепях “во глубине сибирских руд”. И тут мы выяснили, что в России при “самом реакционном правительстве в мире” в ответ на многочисленные террористические акты, политические убийства, подрывную деятельность во всех областях культурной жизни, даже в школе, литературе, искусстве и Церкви, политических преступников было приговорено к смерти намного меньше, чем в любой западной стране. Что Сибирь не ледяная пустыня, что большинство политических преступников находятся там не на каторге, а в ссылке, приобретая теоретические и практические знания, которые им пригодятся после освобождения в дальнейшей жизни. К большому удивлению, узнали, что помещичьи земли с каждым годом все больше переходят в руки крестьян. Впервые в верном освещении увидели выдающуюся личность Столыпина, против реформ которого боролись как революционеры, так и реакционеры. Революционеров реформы лишали надежд на переворот, реакционеров — устаревших привилегий. По вине австрийских политических “фильтров”, пропускавших к нам только порочащую Россию информацию, мы не видели подлинной России. Революционная молодежь, орудие в руках неведомых для нее самой сил, имела на нас большое влияние, и мы нередко отождествляли босяков и “дно” Горького с русским народом. Уже в плену мы убедились в высоком уровне образования русской интеллигенции, в том, что русская женщина была несравненно более образованна, чем западная. Повсюду, во всех областях русской государственности можно было видеть, как Россия медленно, но неуклонно становится могущественной империей. А что уж говорить о широте русского образа жизни, о простоте и благородстве истинно русского человека! Русская культура, благородная и величественно-простая, постепенно пленяла нашу душу и вытесняла из нее западноевропейскую культуру, воспринятую нами разумом, а не чувствами. Мы начали узнавать Россию в ее настоящем виде...».

Прогерманская позиция, занятая представительной частью русских
военных за рубежом, выглядела в известной степени закономерной. На
протяжении двух десятилетий они жили мечтой о «весеннем походе». Это словосочетание означало ситуацию, когда какая-либо европейская держава или группа держав возобновит интервенцию против СССР. Тогда белогвардейцы смогут продолжить и гражданскую войну с большевиками. В подготовке к «весеннему походу» заключался смысл жизни военных эмигрантов и сочувствовавших им беженцев. Тот факт, что зачинательницей «весеннего похода» стала гитлеровская Германия, смутил не всех. Среди тысяч приказов, постановлений, распоряжений, циркуляров, отчетов, рапортов и частных писем из собрания Русского Заграничного исторического архива в Праге нам трудно обнаружить документы, содержавшие «оборонческие» настроения. Идея защиты Советского Союза от внешней агрессии, невзирая на существовавший в нем политический режим, очевидно, представлялась многим белоэмигрантам настолько абсурдной, что они даже не находили нужным её развенчивать.

«Желает ли крестьянство и рабочая масса независимости в чистом виде?
На этот вопрос, к сожалению, можно ответить негативно. Только самое большее это сознательное меньшинство захвачено
национальной идеей. Остальные же хотят сотрудничества с Великороссией. Конечно, не подчиненности ей, А федерации с ней
на условиях равного с равным»