«Мы хотим схватиться за то, что не кружится и не падает, но всё кружится и падает, и «неподвижное солнце любви», которое как спасение называет Соловьев, тоже кружится и падает вместе с платонизмом, с метафизикой и с церковной культурой. Всё кружась исчезает. Мы тогда говорим: не исчезнет то, чего нет. Это не рецепт, не результат, а тоненькая ниточка, которая, может быть, оборвется еще. Но пока мы попробуем по ней пройти. Дар то, чего нет (настоящий дар). Если он есть, говорит Деррида, то его нет, потому что первый наш взгляд на него включает его в цель получения-возвращения, отблагодарения, отдаривания: экономика. Но дар единственное, о чем имеет смысл говорить. Вся экономика существует и продолжается только потому, что ее круги, товарные и денежные т. е. обороты, снова и снова кажутся незамкнутыми, где-то включающими в себя невидимый, безвозвратный, абсолютно забытый дар (...).
Что я хочу, то и существует в той мере, в какой существует мною обеспеченным существованием. Откуда я беру средства? У меня их нет. Есть надежно только то, чего нет. Я творю из ничего, как Бог? Нет: я не знаю, творю ли я, и не знаю, из чего творю. Что же я делаю? Ничего. Я делаю то, что делал вчера или делаю не то, что делал вчера. Почему я вчера так делал, так был? Опять не знаю; но было то, что было. Я бывшее не бывшим сделать могу? Да могу. Когда то, что вчера не имело смысла, сегодня имеет смысл. Я его исправил, задним числом бессмысленно — сделал осмысленным. Как Раскольников своим поступком придал смысл — своему поступку?»
(В.В. Бибихин. Чтение философии)