хрусталики глаз звенят | дариа солдо
03.05.202520:26
Яндекс-переводчик автоматически стал настойчиво переводить мне тексты вместо русского на эльфийский (при этом эльфийский я сама не выбирала)
Улетаю🧚♀🧚♀🧚♀
Улетаю🧚♀🧚♀🧚♀
01.05.202518:11
В конце даже в унисон слились
26.04.202520:22
Ничего особенного, просто детишки мелками порисовали
07.04.202516:04
Кайра бөлүшүлгөн:Ос(ь)минкин_пишущий
ОЬ
01.04.202522:42
В этой печи в 1931 году горели рукописи Александра Введенского.
"Центральный объект парадной комнаты — сохранившаяся печь. Именно в ней, судя по всему, вторая супруга Введенского Анна Ивантер в 1931 году после первого ареста поэта сожгла все его рукописи, хранившиеся на Съезжинской улице. Она не до конца представляла ценность этих материалов, будучи уверенной, что Александр Иванович исключительно детский писатель. Печь как экспонат тут будет иметь большое символическое значение: в огне и при других обстоятельствах, по разным оценкам, погибло почти три четверти «взрослых» произведений Введенского."
"Центральный объект парадной комнаты — сохранившаяся печь. Именно в ней, судя по всему, вторая супруга Введенского Анна Ивантер в 1931 году после первого ареста поэта сожгла все его рукописи, хранившиеся на Съезжинской улице. Она не до конца представляла ценность этих материалов, будучи уверенной, что Александр Иванович исключительно детский писатель. Печь как экспонат тут будет иметь большое символическое значение: в огне и при других обстоятельствах, по разным оценкам, погибло почти три четверти «взрослых» произведений Введенского."
31.01.202512:32
Киëси Сайто (1907-1997)
Говорят, он работал, в частности, так. Забирался на крышу самого высокого небоскрёба в городе, прихватив с собою рулон бумаги шириной в 33 сантиметра и длиною около шести метров. Озирался кругом и набрасывал длинную и узкую панораму окружающих гор, долин и деревень. А потом резал её на куски и на основе каждого отрезка делал отдельную гравюру.
03.05.202515:36
Лиза Неклесса
01.05.202514:22
Дэвид Лоуренс
Figs
The proper way to eat a fig, in society,
Is to split it in four, holding it by the stump,
And open it, so that it is a glittering, rosy, moist, honied, heavy-petalled four-petalled flower.
Then you throw away the skin
Which is just like a four-sepalled calyx,
After you have taken off the blossom with your lips.
But the vulgar way
Is just to put your mouth to the crack, and take out the flesh in one bite.
Every fruit has its secret.
The fig is a very secretive fruit.
As you see it standing growing, you feel at once it is symbolic:
And it seems male.
But when you come to know it better, you agree with the Romans, it is female.
The Italians vulgarly say, it stands for the female part; the fig-fruit:
The fissure, the yoni,
The wonderful moist conductivity towards the centre.
Involved,
Inturned,
The flowering all inward and womb-fibrilled;
And but one orifice.
The fig, the horse-shoe, the squash-blossom.
Symbols.
There was a flower that flowered inward, womb-ward;
Now there is a fruit like a ripe womb.
It was always a secret.
That’s how it should be, the female should always be secret.
There never was any standing aloft and unfolded on a bough
Like other flowers, in a revelation of petals;
Silver-pink peach, venetian green glass of medlars and sorb-apples,
Shallow wine-cups on short, bulging stems
Openly pledging heaven:
Here’s to the thorn in flower! Here is to Utterance!
The brave, adventurous rosaceæ.
Folded upon itself, and secret unutterable,
And milky-sapped, sap that curdles milk and makes ricotta,
Sap that smells strange on your fingers, that even goats won’t taste it;
Folded upon itself, enclosed like any Mohammedan woman,
Its nakedness all within-walls, its flowering forever unseen,
One small way of access only, and this close-curtained from the light;
Fig, fruit of the female mystery, covert and inward,
Mediterranean fruit, with your covert nakedness,
Where everything happens invisible, flowering and fertilisation, and fruiting
In the inwardness of your you, that eye will never see
Till it’s finished, and you’re over-ripe, and you burst to give up your ghost.
Till the drop of ripeness exudes,
And the year is over.
And then the fig has kept her secret long enough.
So it explodes, and you see through the fissure the scarlet.
And the fig is finished, the year is over.
That’s how the fig dies, showing her crimson through the purple slit
Like a wound, the exposure of her secret, on the open day.
Like a prostitute, the bursten fig, making a show of her secret.
That’s how women die too.
The year is fallen over-ripe,
The year of our women.
The year of our women is fallen over-ripe.
The secret is laid bare.
And rottenness soon sets in.
The year of our women is fallen over-ripe.
When Eve once knew in her mind that she was naked
She quickly sewed fig-leaves, and sewed the same for the man.
She’d been naked all her days before,
But till then, till that apple of knowledge, she hadn’t had the fact on her mind.
She got the fact on her mind, and quickly sewed fig-leaves.
And women have been sewing ever since.
But now they stitch to adorn the bursten fig, not to cover it.
They have their nakedness more than ever on their mind,
And they won’t let us forget it.
Now, the secret
Becomes an affirmation through moist, scarlet lips
That laugh at the Lord’s indignation.
What then, good Lord! cry the women.
We have kept our secret long enough.
We are a ripe fig.
Let us burst into affirmation.
They forget, ripe figs won’t keep.
Ripe figs won’t keep.
Honey-white figs of the north, black figs with scarlet inside, of the south.
Ripe figs won’t keep, won’t keep in any clime.
What then, when women the world over have all bursten into self-assertion?
And bursten figs won’t keep?
San Gervasio.
Figs
The proper way to eat a fig, in society,
Is to split it in four, holding it by the stump,
And open it, so that it is a glittering, rosy, moist, honied, heavy-petalled four-petalled flower.
Then you throw away the skin
Which is just like a four-sepalled calyx,
After you have taken off the blossom with your lips.
But the vulgar way
Is just to put your mouth to the crack, and take out the flesh in one bite.
Every fruit has its secret.
The fig is a very secretive fruit.
As you see it standing growing, you feel at once it is symbolic:
And it seems male.
But when you come to know it better, you agree with the Romans, it is female.
The Italians vulgarly say, it stands for the female part; the fig-fruit:
The fissure, the yoni,
The wonderful moist conductivity towards the centre.
Involved,
Inturned,
The flowering all inward and womb-fibrilled;
And but one orifice.
The fig, the horse-shoe, the squash-blossom.
Symbols.
There was a flower that flowered inward, womb-ward;
Now there is a fruit like a ripe womb.
It was always a secret.
That’s how it should be, the female should always be secret.
There never was any standing aloft and unfolded on a bough
Like other flowers, in a revelation of petals;
Silver-pink peach, venetian green glass of medlars and sorb-apples,
Shallow wine-cups on short, bulging stems
Openly pledging heaven:
Here’s to the thorn in flower! Here is to Utterance!
The brave, adventurous rosaceæ.
Folded upon itself, and secret unutterable,
And milky-sapped, sap that curdles milk and makes ricotta,
Sap that smells strange on your fingers, that even goats won’t taste it;
Folded upon itself, enclosed like any Mohammedan woman,
Its nakedness all within-walls, its flowering forever unseen,
One small way of access only, and this close-curtained from the light;
Fig, fruit of the female mystery, covert and inward,
Mediterranean fruit, with your covert nakedness,
Where everything happens invisible, flowering and fertilisation, and fruiting
In the inwardness of your you, that eye will never see
Till it’s finished, and you’re over-ripe, and you burst to give up your ghost.
Till the drop of ripeness exudes,
And the year is over.
And then the fig has kept her secret long enough.
So it explodes, and you see through the fissure the scarlet.
And the fig is finished, the year is over.
That’s how the fig dies, showing her crimson through the purple slit
Like a wound, the exposure of her secret, on the open day.
Like a prostitute, the bursten fig, making a show of her secret.
That’s how women die too.
The year is fallen over-ripe,
The year of our women.
The year of our women is fallen over-ripe.
The secret is laid bare.
And rottenness soon sets in.
The year of our women is fallen over-ripe.
When Eve once knew in her mind that she was naked
She quickly sewed fig-leaves, and sewed the same for the man.
She’d been naked all her days before,
But till then, till that apple of knowledge, she hadn’t had the fact on her mind.
She got the fact on her mind, and quickly sewed fig-leaves.
And women have been sewing ever since.
But now they stitch to adorn the bursten fig, not to cover it.
They have their nakedness more than ever on their mind,
And they won’t let us forget it.
Now, the secret
Becomes an affirmation through moist, scarlet lips
That laugh at the Lord’s indignation.
What then, good Lord! cry the women.
We have kept our secret long enough.
We are a ripe fig.
Let us burst into affirmation.
They forget, ripe figs won’t keep.
Ripe figs won’t keep.
Honey-white figs of the north, black figs with scarlet inside, of the south.
Ripe figs won’t keep, won’t keep in any clime.
What then, when women the world over have all bursten into self-assertion?
And bursten figs won’t keep?
San Gervasio.
26.04.202513:18
Раньше я вела «транспортные саги» — с ситуациями из общественного транспорта как места скопления самого разного люда. Иногда кажется, что есть смысл их возобновить
***
На остановке стояла аккуратная старушечка крошечного роста, с сыном лет сорока пяти. Когда стал приближаться автобус, она его начала подзывать: «Ути-ути-ути». Сын подхватил: «Кыс-кыс-кыс». Когда пришлось забираться на ступеньку автобуса, он сказал маме: «Давай-давай, восходи на Эверест!» — и она взошла, как будто правда вскарабкавшись куда-то высоко-высоко.
***
«Вот нарожали же таких!» — сказал дед, злобно буравя меня маленькими чëрными глазками, когда я убрала стоящий рядом рюкзак не за миллисекунду, а в течение пары секунд.
Впрочем, это даже любопытно: раз меня нарожали, то, получается, неоднократно, но где в таком случае обитают другие версии меня?..
***
На остановке стояла аккуратная старушечка крошечного роста, с сыном лет сорока пяти. Когда стал приближаться автобус, она его начала подзывать: «Ути-ути-ути». Сын подхватил: «Кыс-кыс-кыс». Когда пришлось забираться на ступеньку автобуса, он сказал маме: «Давай-давай, восходи на Эверест!» — и она взошла, как будто правда вскарабкавшись куда-то высоко-высоко.
***
«Вот нарожали же таких!» — сказал дед, злобно буравя меня маленькими чëрными глазками, когда я убрала стоящий рядом рюкзак не за миллисекунду, а в течение пары секунд.
Впрочем, это даже любопытно: раз меня нарожали, то, получается, неоднократно, но где в таком случае обитают другие версии меня?..
06.04.202509:24
Ого! Валерий Горюнов и Дариа Солдо обнялись, и это даже не сон! Мы настоящие, мы не виртуальные!..
Кайра бөлүшүлгөн:
ВСЕАЛИЗМ | ЖУРНАЛ
01.04.202515:01
баллада на папиросной бумаге
I
каждый Одиссей художник когда возвращается
полные щёки шипов и гортанной речи сирен
голову держишь в порядке в кольце из камней
медуза всегда теперь будет повязкой на бёдрах
когда ты приедешь на одичалую пристань
если открыта к тишине
тишина ниспадет на твои ладони
как вечер на брошенной барже снеговик на Хермоне
уставший квартирник и пара тиктоков с подругами
мёртвый пёс, мирт и ива – родные сестра и брат
дождь, что поймали в миску в Суккот
я не знаю помнишь ли ты свет спустя полтора года
о чём воют клейма на грудях
как ожоги от сигарет на запястье превратить в стихи
но я знаю как мчаться через чащобу на поезде
видеть в окне только
пузырьки буквицы: п…п…п…п
или не видеть совсем никакого окна
слышать разрывы и думать о лесе
о симфонии водопроводных труб
о воланчике что не долетая снова меняет курс
Евгения Либерман
I
каждый Одиссей художник когда возвращается
полные щёки шипов и гортанной речи сирен
голову держишь в порядке в кольце из камней
медуза всегда теперь будет повязкой на бёдрах
когда ты приедешь на одичалую пристань
если открыта к тишине
тишина ниспадет на твои ладони
как вечер на брошенной барже снеговик на Хермоне
уставший квартирник и пара тиктоков с подругами
мёртвый пёс, мирт и ива – родные сестра и брат
дождь, что поймали в миску в Суккот
я не знаю помнишь ли ты свет спустя полтора года
о чём воют клейма на грудях
как ожоги от сигарет на запястье превратить в стихи
но я знаю как мчаться через чащобу на поезде
видеть в окне только
пузырьки буквицы: п…п…п…п
или не видеть совсем никакого окна
слышать разрывы и думать о лесе
о симфонии водопроводных труб
о воланчике что не долетая снова меняет курс
Евгения Либерман
31.01.202510:14
Иду по улице, слушаю музыку, немного пританцовывая, — а навстречу мне другая девушка, которая тоже немного пританцовывает под свою. И такое солнышко весеннее прямо в лицо!! 🌞
03.05.202514:26
🐶🐕
Кайра бөлүшүлгөн:
Neomenia | книжная серия
30.04.202511:46
Опубликован лонг-лист премии «Неистовый Виссарион». В этом году проект Neomenia стал одним из номинаторов — мы решили обратить внимания на тексты Валерия Горюнова. Искренне желаем ему удачи! — как и всем другим номинантам, среди которых есть наши авторы и друзья ❤️
Познакомиться с полным списком, в том числе с номинированными статьями и рецензиями можно по ссылке: https://book.uraic.ru/project/premiya-neistoviy/long-list.html
Познакомиться с полным списком, в том числе с номинированными статьями и рецензиями можно по ссылке: https://book.uraic.ru/project/premiya-neistoviy/long-list.html
13.04.202521:22
💘
05.04.202523:15
тела пресс на теле
жили как умели
девушки давили виноград
танцевать босые ноги болят
красный сок по ногам
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀стекает горький
отнимаются ноги
…будто не было бога
никогда и нигде
глиняные ноги омывали
водомерками ступая по воде
жили как умели
девушки давили виноград
танцевать босые ноги болят
красный сок по ногам
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀стекает горький
отнимаются ноги
…будто не было бога
никогда и нигде
глиняные ноги омывали
водомерками ступая по воде
31.01.202514:14
31.01.202509:13
произошла смена гендерных ролей
👁👄👁
👁👄👁
02.05.202520:01
Да здравствуют народы,Гимн Словении со времён «весны народов» (вернулся после распада Югославии: почти весь 20 в., с момента образования Королевства сербов, хорватов и словенцев, был другой — «Вперёд, знамя славян» на стихи Симона Енко) — «Здравица», или "Zdravljica" (букв. — «тост») Франце Прешерена. В полном тексте 9 строф, для гимна была взята 7-я. Особенность в том, что это фигурный стих: каждая строфа своей формой должна напоминать бокал (расширение наверху — сужение — расширение). А ещё Прешерен написал это стихотворение незадолго до своей смерти... от алкоголизма (ему было всего 48).
все нации любой земли,
чтоб все друзья свободы
навек к согласию пришли,
чтоб без бед
жил весь свет
и добрым другом стал сосед.
День его смерти — национальный праздник.
29.04.202513:31
13.04.202513:08
04.04.202514:41
Клянусь, сейчас, через два месяца, я встретила ту же самую девушку, в тот же самый момент, когда она идёт и пританцовывает в наушниках под свою музыку, а я теперь уже стою на остановке и пританцовываю под свою, только на сей раз холодно, дует сильный ветер и моросит дождик. Продолжаю наблюдение за своей жизнью
31.01.202512:34
30.01.202515:31
Көрсөтүлдү 1 - 24 ичинде 30
Көбүрөөк функцияларды ачуу үчүн кириңиз.