О кровавый ангел, протяни мне свои руки, протяни форфоровые, дева всевидящая. Это не указ, а просьба, крик о помощи, мольба моя коленная на кафельной плитке белоснежной, а коли ты её не выполнишь, будешь наблюдать, опуская голову подбородоком к груди. Совесть совокупится с твоей душой, будет безжалостно относиться к тебе, используя по своему вкусу. Тебе нужно и это? Или впустишь меня в свои оковы? Я отдаюсь по своему желанию, тебе, такой невозвратно-космически невинной. Фата на твоих щеках, как расписная ткань на молодильных яблочках — влюбиться бы только в яблочко, а не ткань. Но кажется я вижу тень, растягивающуся по сей столу и я льну к ней, провожу языком по доскам, окровавливаясь об грязные, ржавые гвозди. Улыбаясь, падаю лопатками к тебе, стол, растекаюсь, ноги подкашиваются, я разрешаю пажью мечей проткнуть меня, чтобы восьмёрка мечей связала меня, а сверху Ты, ангел мой, ангел, десятью мечами подло и насильно показал мне конец мой, смерть мою, закрывающую глаза, а за шторкой слёзных ресниц — он, обиженный, но превосходный. Ангел смерти, хранитель десяти мечей.
