Как и ранее упомянутая протонусайритская работа Китаб аль-Хафт ва-ль-Азиля, Китаб аль-Усус содержит важные сведения о космологии и космогонии. Весь порядок творения воспринимается как результат произвольного действия Бога, а не детерминированного или случайного процесса. Существует ряд эманаций, первой из которых является духовный мир. Сперва были созданы ангелы, а затем духовные, светлые человеческие существа в ангельском обличии. По завершении духовного творения ангелы и те духовные существа занялись созерцанием божества. Данное представление о сотворении духовного мира не совсем согласуется с другой мифокосмогонической концепцией, встречающейся в Китаб аль-Усус. Согласно ей, Бог также создал космического первочеловека, заключившего в себе всё духовное и физическое. Вторая космология основана на принципе типологического числа семь, управляющего космосом. Таким образом, космический первочеловек охватывает всё творение, которое разделено на семь уровней в различных областях (таких как небеса, планеты и океаны), в т.ч. семикратный цикл человеческого перерождения. Создав первочеловека по своему образу и подобию, Бог в течение семи тысяч лет восхвалял и прославлял себя, дабы научить ангелов и духовных людей подражать ему. Смыслом этого божественного наставления было желание Бога научить их описывать его должным образом, без какого-либо стремления к очеловечиванию.

И он сказал мне: «Посмотри себе под ноги на небесную твердь и познай изначально стенающее творение. На этом небе — творение и то, что в нем, и жизнь, уготовленная ему». И я смотрел на твердь, что под ногами, и видел подобие неба и то, что в нем. И там была земля и плоды ее, и движущиеся существа ее, и одушевленные существа ее, и множество людей ее, и неправедность одушевленных существ ее, и их оправдания, и начинания дел их; и бездна, и муки ее, и пропасти ее, и гибель в них. Я видел там море и острова его, и зверей его, и рыб его, и Левиафана, и владения его, и лежбище его, и язвы его, и населенный мир, лежащий на нем, и колебания его, и разрушение населенного мира из-за него».

На этой диаграмме описаны десять кругов, отличных друг от друга, но объединенных одним кругом, который, как cказано, есть душа всех вещей и называется Левиафаном. Этот Левиафан, как говорят иудейские Писания, что бы они ни подразумевали под этим словом, был создан Богом для игры (букв. как игрушка); ибо мы находим в Псалмах: «Всё соделал Ты премудро; земля полна произведений Твоих. Это — море великое и пространное: там пресмыкающиеся, которым нет числа, животные малые с большими; там плавают корабли, там этот [дракон] (синод. перевод сохраняет слово Левиафан), которого Ты сотворил играть в нём». Вместо слова дракон в еврейском языке стоит термин левиафан. Эта нечестивая диаграмма, таким образом, говорит об этом левиафане, которого так явно принизил Псалмист, что это — душа, проходящая через все вещи! Я также заметил на диаграмме существо по имени Бегемот, помещенное как бы под самым нижним кругом. Создатель этой проклятой диаграммы вписал этого Левиафана по его окружности и в центре, таким образом поместив его имя в двух отдельных местах (Ориген, Contra Celsum. VI, 21).

«Верховенство Диониса предполагает своего рода языческий монотеизм как ответ христианскому монотеизму. Неявный отклик на христианство в языческих мотивах в равной степени очевиден на мозаике, изображающей младенца Диониса, который сидит на коленях у Гермеса, очень похоже на ребенка на коленях Девы. Рядом находится аллегорическая фигура Теогонии, или «Рождения Бога», языческой Богородицы. Приближаясь к младенцу Дионису на коленях Гермеса, фигуры, протягивающие руки в жесте поклонения, повторяют иконографию волхвов, приближающихся к Младенцу Христу».

«Как было отмечено ранее, источники о Маркионе и его учении исходят исключительно от тех, кто ему оппонировал. Далее перечислены наиболее значимые из них: заметки Иустина Мученика – единственного ближайшего современника Маркиона, чьи комментарии дошли до наших дней; Ириней, писавший в течение двадцати-тридцати лет после смерти Маркиона; Тертуллиан, представивший наиболее обширное и систематическое исследование того, чему, по его мнению, учил Маркион, хотя и в латинской обертке. С этими фигурами устанавливается традиция, что, однако, не мешает другим авторам добавлять новые штрихи к образу Маркиона – независимо от того, опираются ли они на независимые источники или нет. При переходе от II века к III наиболее важными авторами являются Климент Александрийский, Ориген и Ипполит Римский, ибо они свидетельствуют о расширении географии распространения [маркионизма]. В IV веке Епифаний включил длинную главу о Маркионе в свое «лекарство» против ересей (Панарион), которое оказало решающее влияние на дальнейшую ересиологическую традицию Церкви. Возможно, более ранним, чем он, но трудным для расположения источником является анонимный Диалог Адамантия, в котором действующими лицами являются двое маркионитов, а также последователи Валентина и Бардесана Эдесского. Последнее явно указывает на восточное происхождение диалога; Маркион, несомненно, оказал длительное и обширное влияние на сироязычные области. В своей полемике Ефрем объединяет Маркиона с Бардесаном и Мани, что отражает период, когда статус доминирующей формы христианства в регионе всё ещё вызывал жаркие споры. Его богатая поэзия, а также прозаические сочинения рисуют живописную картину этого влияния вместе с системой Маркиона. Вскоре после Ефрема Езник из Колба был вынужден провести грань между их и «нашими» заветниками, а Феодорит Кирский в V веке всё ещё говорит о целых деревнях, которые он идентифицирует как «маркионитские». Действительно, влияние мысли Маркиона прослеживается и в армянских, и в арабских источниках, а также, возможно, питает новое и успешное религиозное движение: манихейство».

Так как он (Демиург) не знал Действующего через него (Логоса), полагая, что он творит своею силою, и не был трудолюбив по природе, то апостол сказал: «он покорился суетности мира не сознательно, но ради Покорившего его, в надежде, что он освободится», когда соберутся семена Божии.

Извлечения из Феодота, раздел 49.