Затем мы посещаем колледж. Его директор одновременно является депутатом от «Единой России», партии Путина в парламенте Донецкой Народной Республики и местным президентом Ассоциации ветеранов Афганистана. Он превратил несколько комнат своего учреждения в музей нынешней войны. В той же комнате, на небольшом расстоянии, три предмета мебели напоминают алтари: на двух из них, среди красных флагов, бюст Сталина и один Ленина; на другом, покрытом иконами, покоятся Библия. Видя мой вопросительный взгляд, наш цицерон говорит мне: «Мы должны уважать всю нашу историю и ничего не отвергать».

После короткой ночи я начинаю долгую поездку на автобусе в Донецк. Пятнадцать часов в пути по автомагистралям с низким уровнем движения. Пейзаж отчаянно плоский и белый. Мои попутчики разнообразны. Есть два журналиста - камерунец и ливанец - индийский профессор университета, сербский влиятельный и еще один словенец, и, но не менее важное: главный лидер Американской коммунистической партии, этот знаменитый МАГА-коммунизм, упомянутый в предыдущем выпуске РА. Насколько я могу судить, его идеологические взгляды являются «национальными левыми», близкими к взглядам писателя

.

На следующий день мы находимся в Мариуполе, город очень сильно пострадал от войны, и 90% зданий были повреждены или разрушены. Руины все еще видны, но особенно поражает быстрая реконструкция. Жизнь странно нормальная, кафе открыты, верующие многочисленны в православной церкви, где я рискую между двумя службами. Самое впечатляющее - это в непосредственной близости от руины гигантского сталелитейного завода «Азовсталь», где украинские войска долгое время сопротивлялись. Там все - хаос, свидетельство очень жестоких боев, которые там имели место.

Я возвращаюсь из этой поездки, подтвержденный в своих убеждениях и более чем когда-либо убежден в том, что конфронтация между Западом и Россией носит эсхатологический характер. Во время конца путешествия эти слова Достоевского приходят ко мне возвращаются ко мне: "К нам же ведь и застучится Европа и закричит, чтоб мы шли спасать ее, когда пробьет последний час ее «теперешнему порядку вещей». И она потребует нашей помощи как бы по праву, потребует с вызовом и приказанием; она скажет нам, что и мы Европа, что и у нас, стало быть, такой же точно «порядок вещей», как и у них, что недаром же мы подражали им двести лет и хвастались, что мы европейцы и что, спасая ее, мы, стало быть, спасет и себя. Конечно, мы, может быть, и не расположены бы были решить дело единственно. Таким образом, будет установлено Царство Божье. Мы еще не прибыли в это время. Сначала нам придется спуститься на дно нашего «ночного сознания» под полным давлением несчастья и весом «силы вещей».

Возможно, мы лучше поймем предупреждение Достоевского, вспомнив последние слова Леона Блоя в «На пороге Апокалипсиса»: «Я жду казаков и Святого Духа»; и эти слова Юлиуса Эволы: «Это в Идее, что она должна признать нашу истинную родину. Не быть из одной страны или языка, а быть из одной и той же идеи: это то, что важно сегодня. Это основа, есть отправная точка.