Структура наносит ответный удар
Канал @theghostagainstthemachine о советском востоковедении в контексте социологии знания и истории холодной войны.
TGlist рейтингі
0
0
ТүріҚоғамдық
Растау
РасталмағанСенімділік
СенімсізОрналасқан жеріРосія
ТілБасқа
Канал құрылған күніСіч 13, 2021
TGlist-ке қосылған күні
Трав 24, 2024Қосылған топ
Комментарии к структуре
63
Жазылушылар
7 628
24 сағат00%Апта
250.3%Ай
801.1%
Дәйексөз индексі
0
Ескертулер0Каналдарда қайта жазылу0Каналдарда ескерту0
1 жазбаның орташа қамтуы
989
12 сағат1 1720%24 сағат9890%48 сағат1 0680%
Қатысу деңгейі (ER)
9.2%
Қайта жазылды24Пікірлер29Реакциялар67
Қамту бойынша қатысу деңгейі (ERR)
0%
24 сағат0%Апта0%Ай
2.01%
1 жарнамалық жазбаның қамтуы
0
1 сағат00%1 – 4 сағат00%4 - 24 сағат00%
24 сағаттағы жазбалар саны
1
Динамика
1
"Структура наносит ответный удар" тобындағы соңғы жазбалар
18.04.202507:10
Вы будете смеяться – я вот сам смеюсь – но меня опять никуда не взяли. Вот пришел последний отказ из Чикаго, где я числился в листе ожидания. Опять моего полупериферийного габитуса не хватило, чтобы впечатлить звездных профессоров. Что ж, надо как-то пересобраться и искать другие варианты, чтобы продолжать свои скромные исследования. Буду думать над этим летом, а пока хочется просто доползти до конца этого бесконечного учебного года.
11.04.202506:00
Как сделаны тексты Бурдье, часть 2
Большинство текстов Бурдье в 1960-е гг. написаны еще вполне на общедоступном языке. Например, его первая статья о теории поля в журнале Бовуар и Сартра Les Temps modernes (sic!) по стилю почти неотличима от тогдашней мейнстримной американской социологии. Однако в 1970-е гг. рождается стилистически новый Бурдье, более известный нам. Несмотря на постоянную критику радикального шика коллег-философов, он сам становится не чужд их стратегии смешения жанров. Если долго всматриваться в бездну… Но давайте все-таки попробуем рационализировать эту стратегию.
Возможно, самый известный прием в его зрелых работах – это каскады метафор. Иногда кажется, что текст состоит только из них. Обычно критики цепляются только за образный ряд из экономики («обменный курс», «инвестиции», «прибыль» и т. п.), хотя не менее типичны и low key отсылки к религии («ересь», «посвящение», «вульгата» и др.). Первые напоминают, что мы все живем в царстве чистогана. Вторые – что даже голый капиталистический интерес не существует без искренней веры в него.
Другая фирменная фишка Бурдье, в наибольшей степени затрудняющая его чтение, – это сложившийся под впечатлением от романов Пруста невероятно навороченный синтаксис. Сложное предложение может состоять из трех-четырех частей, нескольких причастных и деепричастных оборотов, уточнений через тире и отступлений в скобках. Примеры приводить не буду. Просто откройте «Практический смысл» или «Homo Academicus» на случайной странице. Идти по такому тексту невероятно изнурительно, но в процессе мы можем ощутить многослойную рутинность социальных полей через многослойную рутинность бурдьевистской грамматики.
Что делает язык Бурдье в меньшей степени похожим на Пруста, но роднит его с современными MC, – это частые хлесткие оксюмороны («интерес в незаинтересованности», «принудительная свобода» и т. п.) и ритмичные тавтологии («классификация классифицирует классификаторов», «производство производителей» и др.). (Впрочем, возможно, эти решения тоже взяты у какого-то известного французского поэта, но моей эрудиции не хватает сказать, у какого.) Оба приема должны помочь читателю соединить противостоящие взгляды на социальность, будь-то в вечном вопросе первичности отдельных практик или структуры в целом.
Я мог бы продолжать список дальше, но пост и так разросся. Вместо заключения я бы хотел предложить записным хейтерам французского стиля задуматься: а так ли уж важно следовать в академическом тексте исключительно за логикой и фактами? Может, отдельные художественные приемы все-таки позволяют воздействовать на читателя более комплексно? Одновременно у меня есть вопрос и к беспрекословным любителям стиля French Theory: вы уверены, что в постсоветской дискурсивной ситуации они считываются именно так, как это происходило во Франции? Не делает ли это подражание тем авторам совершенно нелепым и отторгающим?
Большинство текстов Бурдье в 1960-е гг. написаны еще вполне на общедоступном языке. Например, его первая статья о теории поля в журнале Бовуар и Сартра Les Temps modernes (sic!) по стилю почти неотличима от тогдашней мейнстримной американской социологии. Однако в 1970-е гг. рождается стилистически новый Бурдье, более известный нам. Несмотря на постоянную критику радикального шика коллег-философов, он сам становится не чужд их стратегии смешения жанров. Если долго всматриваться в бездну… Но давайте все-таки попробуем рационализировать эту стратегию.
Возможно, самый известный прием в его зрелых работах – это каскады метафор. Иногда кажется, что текст состоит только из них. Обычно критики цепляются только за образный ряд из экономики («обменный курс», «инвестиции», «прибыль» и т. п.), хотя не менее типичны и low key отсылки к религии («ересь», «посвящение», «вульгата» и др.). Первые напоминают, что мы все живем в царстве чистогана. Вторые – что даже голый капиталистический интерес не существует без искренней веры в него.
Другая фирменная фишка Бурдье, в наибольшей степени затрудняющая его чтение, – это сложившийся под впечатлением от романов Пруста невероятно навороченный синтаксис. Сложное предложение может состоять из трех-четырех частей, нескольких причастных и деепричастных оборотов, уточнений через тире и отступлений в скобках. Примеры приводить не буду. Просто откройте «Практический смысл» или «Homo Academicus» на случайной странице. Идти по такому тексту невероятно изнурительно, но в процессе мы можем ощутить многослойную рутинность социальных полей через многослойную рутинность бурдьевистской грамматики.
Что делает язык Бурдье в меньшей степени похожим на Пруста, но роднит его с современными MC, – это частые хлесткие оксюмороны («интерес в незаинтересованности», «принудительная свобода» и т. п.) и ритмичные тавтологии («классификация классифицирует классификаторов», «производство производителей» и др.). (Впрочем, возможно, эти решения тоже взяты у какого-то известного французского поэта, но моей эрудиции не хватает сказать, у какого.) Оба приема должны помочь читателю соединить противостоящие взгляды на социальность, будь-то в вечном вопросе первичности отдельных практик или структуры в целом.
Я мог бы продолжать список дальше, но пост и так разросся. Вместо заключения я бы хотел предложить записным хейтерам французского стиля задуматься: а так ли уж важно следовать в академическом тексте исключительно за логикой и фактами? Может, отдельные художественные приемы все-таки позволяют воздействовать на читателя более комплексно? Одновременно у меня есть вопрос и к беспрекословным любителям стиля French Theory: вы уверены, что в постсоветской дискурсивной ситуации они считываются именно так, как это происходило во Франции? Не делает ли это подражание тем авторам совершенно нелепым и отторгающим?
10.04.202506:36
Как сделаны тексты Бурдье, часть 1
Думаю, среди тех, кто увлекается теорией в соцгум науках, нет равнодушных по отношению к стилю письма франкофонных авторов: от ярого отторжения до желания подражать. Я долгое время был в рядах, хоть и легких, но хейтеров. I mean, мне интересны и близки идеи Бурдье, Фуко и многих других, но не лучше бы было высказать их более ясно? Подходящий к концу курс окончательно поменял мое мнение по вопросу. Восторженным поклонником стиля French Theory я не стал, но стал понимать, откуда это взялось, зачем это нужно, как с этим работать и как на это отвечать.
Начнем с того, что после войны университетская система и писательский рынок находились во Франции в основном в оппозиции друг к другу. Люди либо писали в академические журналы, либо в литературные. Мало кто делал и то, и другое. Отчасти это можно заметить в остром идейном противостоянии структуралистов и экзистенциалистов. Мастерам культуры нужно было выбирать, с одними они или с другими.
Однако со временем рынок нон-фикшна начал расти. Образованный класс и студенты создавали огромный спрос на интеллектуальный продукт. В результате даже наиболее академически ориентированные авторы стали откликаться на просьбы читателей. Например, Леви-Стросс получил популярность не благодаря своим узкоспециальным книгам о родстве или тотемизме, а из-за «Печальных тропиков», которые не назовешь строгой монографией. Ролан Барт вообще изначально ориентировался на мягкообложечный формат и писал в стиле игривого критика, а не душного филолога.
В принципе, для России хорошо знакома модель публичного интеллектуала как писателя. Она даже более легитимна по сравнению с учеными. Однако автономия литературы во Франции ушла намного дальше, чем в стране победившего соцреализма. Эксперименты в поэтике письма модернистов, сюрреалистов, потом представителей «нового романа» сделали даже подходы Камю и Сартра довольно традиционными. Передним краем стала проза с фрагментированным повествованием, вкраплениями потоков сознания, переключениями между явью, снами и галлюцинациями, добавлением в прозу поэтических рядов и т. п.
Итак, у вас есть желание соревноваться за аудиторию с вашими конкурентами по тиражам. Они, возможно, проигрывают вам в эрудиции и рассудительности, но имеют явное преимущество в умении экспериментировать в иммерсивной форме. Кроме того, за пределами университетской аудитории вы даже обожаете читать их произведения. Что вы делаете? Вы отправляетесь за ними в погоню. Сначала в погоню бросились литературоведы Tel Quel, вдохновленные уже проторенной дорожкой Батая и Бланшо по смешению философии, прозы и гуманитарных наук. Потом пример показал омолодившийся после Туниса Фуко. Затем в прорубь устремились все остальные. Отменив оппозицию между ученым, философом и писателем, молчаливое поколение вступило в большую теоретическую игру по-настоящему.
Думаю, среди тех, кто увлекается теорией в соцгум науках, нет равнодушных по отношению к стилю письма франкофонных авторов: от ярого отторжения до желания подражать. Я долгое время был в рядах, хоть и легких, но хейтеров. I mean, мне интересны и близки идеи Бурдье, Фуко и многих других, но не лучше бы было высказать их более ясно? Подходящий к концу курс окончательно поменял мое мнение по вопросу. Восторженным поклонником стиля French Theory я не стал, но стал понимать, откуда это взялось, зачем это нужно, как с этим работать и как на это отвечать.
Начнем с того, что после войны университетская система и писательский рынок находились во Франции в основном в оппозиции друг к другу. Люди либо писали в академические журналы, либо в литературные. Мало кто делал и то, и другое. Отчасти это можно заметить в остром идейном противостоянии структуралистов и экзистенциалистов. Мастерам культуры нужно было выбирать, с одними они или с другими.
Однако со временем рынок нон-фикшна начал расти. Образованный класс и студенты создавали огромный спрос на интеллектуальный продукт. В результате даже наиболее академически ориентированные авторы стали откликаться на просьбы читателей. Например, Леви-Стросс получил популярность не благодаря своим узкоспециальным книгам о родстве или тотемизме, а из-за «Печальных тропиков», которые не назовешь строгой монографией. Ролан Барт вообще изначально ориентировался на мягкообложечный формат и писал в стиле игривого критика, а не душного филолога.
В принципе, для России хорошо знакома модель публичного интеллектуала как писателя. Она даже более легитимна по сравнению с учеными. Однако автономия литературы во Франции ушла намного дальше, чем в стране победившего соцреализма. Эксперименты в поэтике письма модернистов, сюрреалистов, потом представителей «нового романа» сделали даже подходы Камю и Сартра довольно традиционными. Передним краем стала проза с фрагментированным повествованием, вкраплениями потоков сознания, переключениями между явью, снами и галлюцинациями, добавлением в прозу поэтических рядов и т. п.
Итак, у вас есть желание соревноваться за аудиторию с вашими конкурентами по тиражам. Они, возможно, проигрывают вам в эрудиции и рассудительности, но имеют явное преимущество в умении экспериментировать в иммерсивной форме. Кроме того, за пределами университетской аудитории вы даже обожаете читать их произведения. Что вы делаете? Вы отправляетесь за ними в погоню. Сначала в погоню бросились литературоведы Tel Quel, вдохновленные уже проторенной дорожкой Батая и Бланшо по смешению философии, прозы и гуманитарных наук. Потом пример показал омолодившийся после Туниса Фуко. Затем в прорубь устремились все остальные. Отменив оппозицию между ученым, философом и писателем, молчаливое поколение вступило в большую теоретическую игру по-настоящему.
08.04.202506:05
Другие семь приемов теоретического письма
Подписчики не унимаются: «Андрей, ты не понял. Я не хочу звучать как зумер, только что вышедший из абьюзивного ситуэйшеншипа. Мне ближе стиль ностальгирующего миллениала, на 95% состоящего из кофе и нормотимиков». Только теперь дошло! Не проблема!
1) Начните с короткой истории, приключившейся с вами, вашими друзьями или родственниками. «Как-то раз мы с легендарным Сюткиным зашли в армянское кафе в Девяткино, где на плазме показывали фильм Параджанова».
2) Вводные слова. Отступления в круглых скобках. Риторические вопросы. «Забавно, но недавно в Сан-Хосе я обедал в очень похожем заведении, где крутили реалити-шоу с Ким Кардашьян. (Кстати, там же крутят еще и пропутинскую пропаганду, но про это в другой раз.) Итак, что же кроется за этим глобальным феноменом?»
3) Задействуйте максимально широкий спектр тропов, дистанцирующих вас от сказанного: легкую иронию, сарказм, постиронию. «Ответ можно найти в работах ключевых мыслителей, писавших на тему социальных сетей: Бруно Латура, Виктора Вахштайна, Овсея Шкаратана».
4) Вводите любое утверждение через антитезы: «Согласно их теориям, с одной стороны, неформальные связи позволяют легче передавать информацию по диаспоре; с другой, одновременно создают все новые барьеры между диаспорой и внешним обществом».
5) Обязательно используйте абстрактный жаргон Берта, Валлерстайна и Бурдье: «Такие структурные полости между капиталистическим ядром и постсоциалистической полупериферией приводят к появлению брокеров с уникальным сочетанием культурного и символического капиталов».
6) Конкретизируйте через отсылки к рандомным персонажам из академии, спорта или политики. «В голову сразу приходят фигуры Георгия Дерлугьяна, Генриха Мхитаряна и Сергея Лаврова, настоящая фамилия которого, кстати, Калантарян».
7) Закончите пространной цитатой из творчества музыкальной группы, играющей альтернативный рок, хардкор-панк или метал: «Everybody's going to the party, / Have a real good time. / Dancin' in the desert, / Blowin' up the sunshine».
There you are!
Подписчики не унимаются: «Андрей, ты не понял. Я не хочу звучать как зумер, только что вышедший из абьюзивного ситуэйшеншипа. Мне ближе стиль ностальгирующего миллениала, на 95% состоящего из кофе и нормотимиков». Только теперь дошло! Не проблема!
1) Начните с короткой истории, приключившейся с вами, вашими друзьями или родственниками. «Как-то раз мы с легендарным Сюткиным зашли в армянское кафе в Девяткино, где на плазме показывали фильм Параджанова».
2) Вводные слова. Отступления в круглых скобках. Риторические вопросы. «Забавно, но недавно в Сан-Хосе я обедал в очень похожем заведении, где крутили реалити-шоу с Ким Кардашьян. (Кстати, там же крутят еще и пропутинскую пропаганду, но про это в другой раз.) Итак, что же кроется за этим глобальным феноменом?»
3) Задействуйте максимально широкий спектр тропов, дистанцирующих вас от сказанного: легкую иронию, сарказм, постиронию. «Ответ можно найти в работах ключевых мыслителей, писавших на тему социальных сетей: Бруно Латура, Виктора Вахштайна, Овсея Шкаратана».
4) Вводите любое утверждение через антитезы: «Согласно их теориям, с одной стороны, неформальные связи позволяют легче передавать информацию по диаспоре; с другой, одновременно создают все новые барьеры между диаспорой и внешним обществом».
5) Обязательно используйте абстрактный жаргон Берта, Валлерстайна и Бурдье: «Такие структурные полости между капиталистическим ядром и постсоциалистической полупериферией приводят к появлению брокеров с уникальным сочетанием культурного и символического капиталов».
6) Конкретизируйте через отсылки к рандомным персонажам из академии, спорта или политики. «В голову сразу приходят фигуры Георгия Дерлугьяна, Генриха Мхитаряна и Сергея Лаврова, настоящая фамилия которого, кстати, Калантарян».
7) Закончите пространной цитатой из творчества музыкальной группы, играющей альтернативный рок, хардкор-панк или метал: «Everybody's going to the party, / Have a real good time. / Dancin' in the desert, / Blowin' up the sunshine».
There you are!
07.04.202505:36
Семь приемов теоретического письма
Подписчики часто спрашивают меня: «Йоу, Андрей, у меня нет времени читать Бурдье, Фанона, де Бовуар, тем более Лакана в первоисточнике, но хочу писать, как современные теоретики в Интернете. Есть ли какой-то быстрый способ научиться этому?» Ни слова больше. Я здесь, чтобы помочь.
1) Употребляйте все устоявшиеся в вашей области знаний понятия исключительно во множественном числе, а также подчеркивайте это сериями прилагательных. К примеру: «Не существует одной Социологии – есть только пересекающиеся, накладывающиеся, сталкивающиеся друг с другом социологии».
2) Поупражняйтесь в морфологии русского языка, добавляя к получившимся словам наукообразные суффиксы и приставки: «Социологии – это исследования не только самих социо-лог-ик, но и образующих их социологистик, асоциологик и асоциологистик».
3) Покажите, что вы ангажированный исследователь, через оригинальное политизирующее сравнение. Заодно тут же можно употребить устоявшиеся иностранные выражения (сами языки знать не обязательно). Например: «Любое социальное – par excellence имперское, а значит, все социологии – a fortiori империологии».
4) Нужен какой-то конкретный образный ряд легких увечий. Пожалуйста, не заходите далеко, чтобы случайно не триггернуть кого-нибудь! «В отличие от социологий, империологии следуют за ссадинами, порезами, царапинами на внешне послушных и податливых органах колонизируемых».
5) Сошлитесь на авторитетного автора. Можно спросить у ChatGPT, на кого именно, как сделал я. «Вслед за Гаятри Спивак я называю свою сборку десоциологистических теоретических практик прямым этическим актом против эпистемического насилия».
6) Необходимо усилить текст метафорами нарушений из КоАП РФ минимальной тяжести и throw gender_gaps in it: «Империологи_ни – это те, кто проникает в империологистики через пожарную лестницу, оставляет граффити на их стенах, проезжает на желтый свет».
7) Закончите аллюзией на классический текст, осовремененный гипертекстом эпохи Web 3.0: «Империологи_ни лишь различным образом объясняли империологики, но дело заключается в том, чтобы взломать, хакнуть и спиратить их!»
Ta-da!
Подписчики часто спрашивают меня: «Йоу, Андрей, у меня нет времени читать Бурдье, Фанона, де Бовуар, тем более Лакана в первоисточнике, но хочу писать, как современные теоретики в Интернете. Есть ли какой-то быстрый способ научиться этому?» Ни слова больше. Я здесь, чтобы помочь.
1) Употребляйте все устоявшиеся в вашей области знаний понятия исключительно во множественном числе, а также подчеркивайте это сериями прилагательных. К примеру: «Не существует одной Социологии – есть только пересекающиеся, накладывающиеся, сталкивающиеся друг с другом социологии».
2) Поупражняйтесь в морфологии русского языка, добавляя к получившимся словам наукообразные суффиксы и приставки: «Социологии – это исследования не только самих социо-лог-ик, но и образующих их социологистик, асоциологик и асоциологистик».
3) Покажите, что вы ангажированный исследователь, через оригинальное политизирующее сравнение. Заодно тут же можно употребить устоявшиеся иностранные выражения (сами языки знать не обязательно). Например: «Любое социальное – par excellence имперское, а значит, все социологии – a fortiori империологии».
4) Нужен какой-то конкретный образный ряд легких увечий. Пожалуйста, не заходите далеко, чтобы случайно не триггернуть кого-нибудь! «В отличие от социологий, империологии следуют за ссадинами, порезами, царапинами на внешне послушных и податливых органах колонизируемых».
5) Сошлитесь на авторитетного автора. Можно спросить у ChatGPT, на кого именно, как сделал я. «Вслед за Гаятри Спивак я называю свою сборку десоциологистических теоретических практик прямым этическим актом против эпистемического насилия».
6) Необходимо усилить текст метафорами нарушений из КоАП РФ минимальной тяжести и throw gender_gaps in it: «Империологи_ни – это те, кто проникает в империологистики через пожарную лестницу, оставляет граффити на их стенах, проезжает на желтый свет».
7) Закончите аллюзией на классический текст, осовремененный гипертекстом эпохи Web 3.0: «Империологи_ни лишь различным образом объясняли империологики, но дело заключается в том, чтобы взломать, хакнуть и спиратить их!»
Ta-da!
04.04.202507:23
Патрон, не вошедший в канон
Раймон Арон – один из самых популярных французских интеллектуалов 1950–1970-х гг. В своем прайме он мог тягаться не только с Леви-Строссом, но и с Сартром. В отличие от первого, он излагал мысль доступнее и высказывался прямо на волнующие всех политические темы. В отличие от второго, апеллировал к более широким и умеренным слоям, а не только к творческой интеллигенции. Кроме того, он первый профессор социологии в истории Коллеж де Франс, то есть, попросту, гегемонный французский социолог на какое-то время.
Меня несколько удивляет, что в постсоветской России он практически никого не интересовал в плане культуртрегерства, хотя он как будто идеальная фигура для легитимизации целых направлений в провинциальной науке по Соколову и Титаеву: антисоветский либерал, антифашистский еврей, один из первых феноменологов во Франции и, пожалуй, первый неовеберианец в послевоенном мире вообще. Как будто прекрасный автор для публичной лекции условной Екатерины Шульман или условного Виктора Вахштайна (когда тот интересовался теорией больше, чем косплеем на Бена Шапиро).
Поймите меня правильно. Я вообще не фанат Арона. Меня он интересует исключительно как многолетний покровитель Бурдье, Пассрона, Мулен и еще большого ряда довольно интересных социологов тех лет. Просто я вижу очевидную структурную дыру и удивляюсь, что ее никто не заполнил. Может, конечно, на условном политфаке Вышки уже годами существуют Ароновские чтения, а я просто сижу в танке? Нет?
Коллега Чернолесский в личной беседе немного поправил меня, сказав, что все-таки некоторые работы Арона переведены и прокомментированы ушедшим не так давно из жизни философом из МГУ Иваном Гобозовым. Гобозов даже ездил стажироваться к Арону в годы приятельских отношений между СССР и Францией. Хорошо, возражение принимается, но для меня это все равно что-то очень нишевое. Даже, прости господи, Роже Кайуа читают у нас больше.
Раймон Арон – один из самых популярных французских интеллектуалов 1950–1970-х гг. В своем прайме он мог тягаться не только с Леви-Строссом, но и с Сартром. В отличие от первого, он излагал мысль доступнее и высказывался прямо на волнующие всех политические темы. В отличие от второго, апеллировал к более широким и умеренным слоям, а не только к творческой интеллигенции. Кроме того, он первый профессор социологии в истории Коллеж де Франс, то есть, попросту, гегемонный французский социолог на какое-то время.
Меня несколько удивляет, что в постсоветской России он практически никого не интересовал в плане культуртрегерства, хотя он как будто идеальная фигура для легитимизации целых направлений в провинциальной науке по Соколову и Титаеву: антисоветский либерал, антифашистский еврей, один из первых феноменологов во Франции и, пожалуй, первый неовеберианец в послевоенном мире вообще. Как будто прекрасный автор для публичной лекции условной Екатерины Шульман или условного Виктора Вахштайна (когда тот интересовался теорией больше, чем косплеем на Бена Шапиро).
Поймите меня правильно. Я вообще не фанат Арона. Меня он интересует исключительно как многолетний покровитель Бурдье, Пассрона, Мулен и еще большого ряда довольно интересных социологов тех лет. Просто я вижу очевидную структурную дыру и удивляюсь, что ее никто не заполнил. Может, конечно, на условном политфаке Вышки уже годами существуют Ароновские чтения, а я просто сижу в танке? Нет?
Коллега Чернолесский в личной беседе немного поправил меня, сказав, что все-таки некоторые работы Арона переведены и прокомментированы ушедшим не так давно из жизни философом из МГУ Иваном Гобозовым. Гобозов даже ездил стажироваться к Арону в годы приятельских отношений между СССР и Францией. Хорошо, возражение принимается, но для меня это все равно что-то очень нишевое. Даже, прости господи, Роже Кайуа читают у нас больше.
03.04.202507:19
Продолжаю падать в кроличью нору истории хип-хопа. Послушал и прочитал все, что смог, на тему прошлогоднего бифа Кендрика Ламара и Дрейка. Возможно, если бы Бурдье дожил, то махнул бы рукой на всю эту пошлую американскую культурную гегемонию. Но в то же время есть шанс, что ему понравилось бы распутывать этот узел жанровых, коммерческих, гендерных, расовых и прочих конфликтов! Уверен, что в конце концов он бы разглядел в Кендрике нечто по-настоящему флоберовское.
31.03.202506:08
Искал посмотреть что-то документально-историческое про Окленд и наткнулся на серию из «Эволюции хип-хопа» о том, как такие разные исполнители, как Тупак и MC Hammer, стартовали в игре чуть ли не на соседней от нас улице Сан-Пабло. Пришлось смотреть весь эпичный сериал. Создатели очень социологичны в своем подходе. Через интервью и архивную хронику они показывают рост и развитие всего поля американского хип-хопа с 1970-х гг. Есть акцент на художественных инновациях наиболее ярких эм-си и ди-джеев; есть и на связи культуры с Черными пантерами и наркомафией. Слушателям курса про Бурдье приготовиться к массированным отсылкам к творчеству Too $hort!
29.03.202506:48
Есть Большая четверка в теннисе, есть в гранже, даже в аудиторском бизнесе. А есть ли такая во французском структурализме? Давайте посмотрим. Пиаже присоединился к структурализму очень поздно. Барт влиял с самого начала, но работы его довольно поверхностны. Альтюссер и Лакан? Куда более серьезные авторы, но слишком философско-спекулятивные; пафос движения вообще-то в анализе эмпирических предметов. Короче, четыре структуралистских всадника по версии этого канала: Леви-Стросс, Бродель, Фуко и Бурдье. Живите с этим.
Қайта жіберілді:
Страсть знания
27.03.202510:15
Рад объявить набор на мой новый курс «Сёрен Кьеркегор: рыцарь веры.»
Подробнее в карточках выше!
Для записи в личку: @marzialspb
Ознакомьтесь с программой. Я буду рад всем слушателям!
Подробнее в карточках выше!
Для записи в личку: @marzialspb
Ознакомьтесь с программой. Я буду рад всем слушателям!
27.03.202510:15
Главный Вергилий современной русскоязычной философии, Андрей Денисов, продолжает свое путешествие по ключевым авторам философии эмоций и приглашает к нему присоединиться. В разговоре о депрессии мне из этой эпохи куда ближе Маркс или, скажем, Фюстель де Куланж, но и Кьеркегор вполне неплох.
25.03.202507:16
Кассир в магазине на углу уловила, что я из России, и сказала: «Spasibo vam!» Я поинтересовался, откуда она знает русский. Она со приветливой улыбкой ответила, что ее мама была переводчицей с русского в Камбодже. Я спросил: «Как ваша мама сейчас?» Она не менее мило ответила, что мама была похищена и убита во время гражданской войны много лет назад. Я пробормотал что-то дежурное про сочувствие и мир в огне, забрал свое темное пиво и побрел домой. Был уже поздний вечер, так что она закрыла магазин и помахала мне на прощание. Во многих смол-токах я поучаствовал за эти месяцы в США, но такого еще не случалось.
24.03.202507:10
Культура–3
Все-таки невероятно, насколько Бурдье в своей поздней социологии культуры глубоко погружен в советские дебаты 1920–1930 гг. о методе искусствознания и насколько часто цитирует их участников. Иногда кажется, что все это пишет вовсе не французский социолог, а советский оттепельный интеллигент, который хочет заново переиграть идейные споры Лукача, Троцкого, Эйхенбаума, Бахтина и расставить точки над «i» по-другому, чем это сделало официальное сталинское искусствознание. Работы Мане и Флобера берутся только для того, чтобы бдительные цензоры ни о чем не догадались.
Конечно, советская литературная теория и так была в повестке французских интеллектуалов, не говоря уже об эпохе сталинизма в целом. Однако я думаю, что идея третьего подхода между марксизмом и формализмом возникла по инициативе Люсьена Гольдмана, с которым Бурдье вместе участвовал в одних и тех же социологических семинарах. Бурдье не очень охотно признавал его влияние, и хотя в своих книгах он упоминает старшего коллегу достаточно часто, но практически всегда резко критически. Хотя именно Гольдман первым из французов попытался родить ребенка от Лукача с Якобсоном, которого потом назвал генетическим структурализмом. Возможно, это была не самая удовлетворительная попытка создать рабочий метод в социологии культуры, но за ней последовали другие, не только Бурдье, но и Раймонды Мулен.
Главная проблема с инспирированной Гольдманом программой заключается в том, что, несмотря на концептуальную изощренность и мастер-класс по работе с самыми разными историческими источниками, в плане выбора предмета она застряла где-то далеко в довоенной эпохе. Кому на рубеже 1980–1990-х гг. всерьез была интересна судьба классических западноевропейских романов или пейзажей? Тем более, кому они интересны сейчас? Вот если бы Бурдье написал что-то про музыку, кино или какой-то другой вид современного искусства в эпоху его технической воспроизводимости, то влияние его на социологию культуры было бы еще выше. Однако тогда он уже был слишком стар для рок-н-ролла. (Но, к счастью, слишком молод, чтобы преждевременно умереть и не оставить нам вообще ничего.)
Все-таки невероятно, насколько Бурдье в своей поздней социологии культуры глубоко погружен в советские дебаты 1920–1930 гг. о методе искусствознания и насколько часто цитирует их участников. Иногда кажется, что все это пишет вовсе не французский социолог, а советский оттепельный интеллигент, который хочет заново переиграть идейные споры Лукача, Троцкого, Эйхенбаума, Бахтина и расставить точки над «i» по-другому, чем это сделало официальное сталинское искусствознание. Работы Мане и Флобера берутся только для того, чтобы бдительные цензоры ни о чем не догадались.
Конечно, советская литературная теория и так была в повестке французских интеллектуалов, не говоря уже об эпохе сталинизма в целом. Однако я думаю, что идея третьего подхода между марксизмом и формализмом возникла по инициативе Люсьена Гольдмана, с которым Бурдье вместе участвовал в одних и тех же социологических семинарах. Бурдье не очень охотно признавал его влияние, и хотя в своих книгах он упоминает старшего коллегу достаточно часто, но практически всегда резко критически. Хотя именно Гольдман первым из французов попытался родить ребенка от Лукача с Якобсоном, которого потом назвал генетическим структурализмом. Возможно, это была не самая удовлетворительная попытка создать рабочий метод в социологии культуры, но за ней последовали другие, не только Бурдье, но и Раймонды Мулен.
Главная проблема с инспирированной Гольдманом программой заключается в том, что, несмотря на концептуальную изощренность и мастер-класс по работе с самыми разными историческими источниками, в плане выбора предмета она застряла где-то далеко в довоенной эпохе. Кому на рубеже 1980–1990-х гг. всерьез была интересна судьба классических западноевропейских романов или пейзажей? Тем более, кому они интересны сейчас? Вот если бы Бурдье написал что-то про музыку, кино или какой-то другой вид современного искусства в эпоху его технической воспроизводимости, то влияние его на социологию культуры было бы еще выше. Однако тогда он уже был слишком стар для рок-н-ролла. (Но, к счастью, слишком молод, чтобы преждевременно умереть и не оставить нам вообще ничего.)
19.03.202507:15
Между Лениным и Леви-Строссом
Хотите узнать, как полвека назад люди представляли себе передний край социальных наук? В 1971 году один из создателей академической дисциплины международных отношений Карл Дойч со своими студентами написал обзорную статью о важнейших открытиях мирового обществознания на тот момент. И не куда-нибудь, а сразу в журнал Science. Получился список из 62 пунктов, организованный в таблицу. Некоторые позиции сегодня шокируют, другие – очень смешат.
Во-первых, я лично ожидал от натурализованного американца из Восточной Европы полного игнорирования СССР. Однако он удивил. Дойч почтительно упоминает в своем списке Канторовича, Павлова и даже организаторов советской плановой экономики – Красина и Гринько. Но самое главное – в списке есть Ленин! Два раза! Как создатель «теории однопартийной организации и революции» и «теории однопартийного государства»!
Для контраста, Дойч практически полностью игнорирует парижских интеллектуалов тех лет. Единственным значимым ученым из Франции ему представляется Клод Леви-Стросс. Так их, Карл, этих балаболов и шарлатанов! Зато Дойч называет в числе наиболее продвинутых умов самого себя за разработку «количественной модели национализма и интеграции». Действительно, если себя не похвалишь – никто не похвалит.
Ладно, если без шуток, то статья представляет собой не только курьезный археологический экспонат. В ней есть неплохие тейки о том, что значимые научные прорывы происходят только в крупных академических центрах и специально организованных институтах. Дойч даже предлагает простенькую методологию измерения этих параметров. В принципе, здесь можно усмотреть предвосхищение сетевого анализа в социологии знания. Возможно, оно даже не выглядит натянутым, потому что Харрисон Уайт позже признавался, что Дойч был его любимым преподавателем в MIT и именно он склонил его перейти с физики на социологию.
Хотите узнать, как полвека назад люди представляли себе передний край социальных наук? В 1971 году один из создателей академической дисциплины международных отношений Карл Дойч со своими студентами написал обзорную статью о важнейших открытиях мирового обществознания на тот момент. И не куда-нибудь, а сразу в журнал Science. Получился список из 62 пунктов, организованный в таблицу. Некоторые позиции сегодня шокируют, другие – очень смешат.
Во-первых, я лично ожидал от натурализованного американца из Восточной Европы полного игнорирования СССР. Однако он удивил. Дойч почтительно упоминает в своем списке Канторовича, Павлова и даже организаторов советской плановой экономики – Красина и Гринько. Но самое главное – в списке есть Ленин! Два раза! Как создатель «теории однопартийной организации и революции» и «теории однопартийного государства»!
Для контраста, Дойч практически полностью игнорирует парижских интеллектуалов тех лет. Единственным значимым ученым из Франции ему представляется Клод Леви-Стросс. Так их, Карл, этих балаболов и шарлатанов! Зато Дойч называет в числе наиболее продвинутых умов самого себя за разработку «количественной модели национализма и интеграции». Действительно, если себя не похвалишь – никто не похвалит.
Ладно, если без шуток, то статья представляет собой не только курьезный археологический экспонат. В ней есть неплохие тейки о том, что значимые научные прорывы происходят только в крупных академических центрах и специально организованных институтах. Дойч даже предлагает простенькую методологию измерения этих параметров. В принципе, здесь можно усмотреть предвосхищение сетевого анализа в социологии знания. Возможно, оно даже не выглядит натянутым, потому что Харрисон Уайт позже признавался, что Дойч был его любимым преподавателем в MIT и именно он склонил его перейти с физики на социологию.
Рекордтар
16.04.202523:59
7.6KЖазылушылар08.10.202423:59
100Дәйексөз индексі23.09.202423:59
8.4K1 жазбаның қамтуы11.02.202518:42
1KЖарнамалық жазбаның қамтуы28.03.202520:17
15.47%ER23.09.202423:59
126.32%ERRҚайта жіберілді:Страсть знания
27.03.202510:15
Рад объявить набор на мой новый курс «Сёрен Кьеркегор: рыцарь веры.»
Подробнее в карточках выше!
Для записи в личку: @marzialspb
Ознакомьтесь с программой. Я буду рад всем слушателям!
Подробнее в карточках выше!
Для записи в личку: @marzialspb
Ознакомьтесь с программой. Я буду рад всем слушателям!
Көбірек мүмкіндіктерді ашу үшін кіріңіз.