Я думаю, что можно было бы начать постепенное свертывание водки, вводя в дело, вместо водки, такие источники дохода, как радио и кино.

Перед войной хотели пошить 15 тысяч комплектов женской формы. Завезли чёрный драп, габардин, хорошие ткани, однако практически ничего из этого не осталось. Часть сожгли, часть попала к немцам в качестве трофеев, на складах остались только рубашки большого размера, кальсоны, помада и лак для ногтей. Санинструктор 369-го отдельного батальона морской пехоты Екатерина Михайлова вспоминала, что мужские брюки она завязывала бинтами у подбородка, а форменку ей выдали ниже колен. Она писала, что внешний вид девушек был просто ужасен. Вопрос с женской формой в мае 1942-го решал лично адмирал Кузнецов. От выкройки до готового изделия прошла всего неделя. А до этого многие заступили на службу в гражданской одежде. Были и проблемы с нижним бельём: четыре пары чулок, панталоны, две пары портянок, гребёнка, два гигиенических пояса, полотенце, держатель для чулок и два бюстгальтера выдавались на год. Хватало же этого на пару месяцев. Девушки сами кроили трусы с заниженной талией, просили для этого у лётчиков парашютный шёлк. Носить мужские трусы они считали позором: «Вот умрёшь за Родину, а они на тебе».

"9 ноября 1918 г. состоялась большая манифестация, площадь Вальтера Симонса была черна от людской массы, а над ней колыхался лес знамен. Я там был, но мало что понял: ораторы толкали довольно туманные p-p-революционные речи, например, о змее, которую пролетариат должен раздавить”.

Как-то за ужином отец читал вслух «Хижину дяди Тома». После вечернего чая он, как всегда, по-своему комментировал страницы Бичер-Стоу: «Если бы все нации были братьями, и негры, и немцы, и евреи, и русские, то войну пришлось бы вести тому, кому она нужна. Наши левые голосуют против военных кредитов, но, чует сердце, воевать придётся и нам...» Отца забрали в ополчение на второй день войны 1914 года.

Военные знания его несколько устарели, они относятся к девятьсот шестнадцатому году. Для поднятия авторитета он хотел купить себе стек; я отговорил и подарил ему желтые лайковые перчатки. Он сказал, что это тоже как-то придает авторитет.

Рассказывали, будто в годы гражданской войны полковник В. К. Глиноедский под Уфой воевал против Чапаева. Не знаю, правда ли это, — он со мною никогда не заговаривал о своем прошлом; знаю только, что он был в белой армии и в Париже стал рабочим. В Барселону он приехал одним из первых, еще не было интербригад. Он попал в батальон «Чапаева», поразил немногочисленных испанских офицеров, оставшихся верными правительству, своими военными знаниями: его перевели в штаб колонны.
Человеком он был на редкость привлекательным, смелым, требовательным, но и мягким. Прошел он нелегкий путь, это помогало ему терпеливо сносить чужие заблуждения. Он настаивал на том минимуме дисциплины, без которой невозможно было удержать занятые позиции. Два раза анархисты хотели его расстрелять "за восстановление порядков прошлого", но не расстреляли — привязались к нему, почувствовали, что он верный человек. А Глиноедский говорил мне: «Безобразие! Даже рассказать трудно... Но что с ними поделаешь? Дети! Вот хлебнут горя, тогда опомнятся...»

В руки сотрудников «Смерша» ближе к концу войны попали важные бумаги, в их числе был бюллетень для высших чинов СС и полиции, носивший секретный характер. В нём говорилось о положении женщин в Советском Союзе, то есть немцы провели собственный анализ и сделали вывод, что мужчины в оккупации не играют руководящей роли:
«Противник сражается против нас не только на фронте, но и у нас в тылу, а его политическое оружие не менее сильно и многочисленно, чем его материальное оружие. На фронте он использует главным образом мужчин, в тылу женщин».
Был сделан важнейший вывод: «Тот, кто склонит на свою сторону женщин Востока, тот склонит на свою сторону и Россию!»