Україна Online: Новини | Політика
Телеграмна служба новин - Україна
Резидент
Мир сегодня с "Юрий Подоляка"
Труха⚡️Україна
Николаевский Ванёк
Лачен пише
Реальний Київ | Украина
Реальна Війна
Україна Online: Новини | Політика
Телеграмна служба новин - Україна
Резидент
Мир сегодня с "Юрий Подоляка"
Труха⚡️Україна
Николаевский Ванёк
Лачен пише
Реальний Київ | Украина
Реальна Війна
Україна Online: Новини | Політика
Телеграмна служба новин - Україна
Резидент
Философия подозрения
Илья Стахеев и его общение с воображаемыми друзьями (в основном мертвыми белыми мужчинами).
Забустить канал можно тут – https://t.me/boost/susp_minds
Забустить канал можно тут – https://t.me/boost/susp_minds
TGlist рейтингі
0
0
ТүріҚоғамдық
Растау
РасталмағанСенімділік
СенімсізОрналасқан жері
ТілБасқа
Канал құрылған күніFeb 12, 2025
TGlist-ке қосылған күні
Feb 08, 2025Қосылған топ
ФП
susp_minds Chat
1
Рекордтар
21.04.202523:59
382Жазылушылар17.02.202501:27
300Дәйексөз индексі16.04.202517:40
3131 жазбаның қамтуы02.04.202505:44
160Жарнамалық жазбаның қамтуы28.02.202523:59
35.21%ER15.04.202513:30
85.52%ERR02.04.202509:42
Игра против геймификации
В этом полузабытом уголке парадоксов и бухтения я часто пишу о том, как современная эпоха позднего капитализма отчуждает людей от своих важных укорененных форм бытия. Игра – это одна из таких форм. Геймификация, несмотря на звучание, к игре имеет примерно такое же отношение, как карта к территории. Это не игра, а схема поведенческого контроля, только замаскированная под «веселье». Баллы, бейджики, уровни, график вовлеченности – это элементы дрессуры, в которой субъекту предлагается чувствовать себя свободным, строго следуя маршруту. Это и есть чудо геймификации: ты как будто выбираешь, но только между вариантами в выпадающем списке.
Но с философской точки зрения, это не игра, а ее профанация.
Подлинная игра никогда не была средством. Она была основой, и это большая разница. Игра это некоторая форма бытия, в которой мир не объясняется, не используется и не завоевывается, а разыгрывается. Она предшествует морали, предшествует политике, предшествует функциональной рациональности. Что писал центральный людовед Хёйзинга? Культура как таковая не предшествует игре, а наоборот, возникает из нее. Ритуал, право, наука, религия: все это, по его мысли, вырастает из изначального «магического круга».
Как мы поймем, что перед нами настоящая игра? Чем она нас завораживает?
Прежде всего – своей бесполезностью. В настоящей игре нет цели, которую можно вынести наружу. Счет в футболе – не в профессиональном, где два миллиардера смотрят, как по полю бегают 22 миллиардера – а вот в дворовом, в который мы все играли, вне матча перестает быть важным, рациональным.
Во-вторых – свободой. В игру нельзя заставить играть. Принуждение к игре обнуляет ее, и вот это родительское «сходи, поиграй с ними» никогда не сработает, если. Если что?
Если, в-третьих, не появились правила, создающие мир, а не ограничивающие действия.
Именно это рождает четвертое условие игры – вовлеченность. В игре нет внешнего наблюдателя, она требует вашего телесного и символического участия.
Это и делает игру родственной ритуалу: она не представлена, а разыграна. В этом смысле она ближе к театру, чем к симуляции, к обряду, чем к сценарию, и к жизни, чем к проекту.
Мы живём в эпоху тотального утилитаризма. Даже досуг давно стал инвестиционной активностью: его надо «грамотно планировать», «измерять эффективность», «повышать конверсию в отдых». Сам факт того, что появилось выражение «геймификация обучения», говорит о том, что игра теперь воспринимается как технология мотивации, а не как самостоятельная форма взаимодействия с миром.
Но подлинная игра ничего не мотивирует. Она не требует, она втягивает. И так мы можем бросить вызов современной логике продуктивности: быть, не принося пользы.
Потому что, возможно, именно в игре, в ее бесполезности, повторяемости, символической избыточности, и скрыт тот способ быть, который сегодня особенно трудно себе позволить.
Такие дела.
В этом полузабытом уголке парадоксов и бухтения я часто пишу о том, как современная эпоха позднего капитализма отчуждает людей от своих важных укорененных форм бытия. Игра – это одна из таких форм. Геймификация, несмотря на звучание, к игре имеет примерно такое же отношение, как карта к территории. Это не игра, а схема поведенческого контроля, только замаскированная под «веселье». Баллы, бейджики, уровни, график вовлеченности – это элементы дрессуры, в которой субъекту предлагается чувствовать себя свободным, строго следуя маршруту. Это и есть чудо геймификации: ты как будто выбираешь, но только между вариантами в выпадающем списке.
Но с философской точки зрения, это не игра, а ее профанация.
Подлинная игра никогда не была средством. Она была основой, и это большая разница. Игра это некоторая форма бытия, в которой мир не объясняется, не используется и не завоевывается, а разыгрывается. Она предшествует морали, предшествует политике, предшествует функциональной рациональности. Что писал центральный людовед Хёйзинга? Культура как таковая не предшествует игре, а наоборот, возникает из нее. Ритуал, право, наука, религия: все это, по его мысли, вырастает из изначального «магического круга».
Как мы поймем, что перед нами настоящая игра? Чем она нас завораживает?
Прежде всего – своей бесполезностью. В настоящей игре нет цели, которую можно вынести наружу. Счет в футболе – не в профессиональном, где два миллиардера смотрят, как по полю бегают 22 миллиардера – а вот в дворовом, в который мы все играли, вне матча перестает быть важным, рациональным.
Во-вторых – свободой. В игру нельзя заставить играть. Принуждение к игре обнуляет ее, и вот это родительское «сходи, поиграй с ними» никогда не сработает, если. Если что?
Если, в-третьих, не появились правила, создающие мир, а не ограничивающие действия.
Именно это рождает четвертое условие игры – вовлеченность. В игре нет внешнего наблюдателя, она требует вашего телесного и символического участия.
Это и делает игру родственной ритуалу: она не представлена, а разыграна. В этом смысле она ближе к театру, чем к симуляции, к обряду, чем к сценарию, и к жизни, чем к проекту.
Мы живём в эпоху тотального утилитаризма. Даже досуг давно стал инвестиционной активностью: его надо «грамотно планировать», «измерять эффективность», «повышать конверсию в отдых». Сам факт того, что появилось выражение «геймификация обучения», говорит о том, что игра теперь воспринимается как технология мотивации, а не как самостоятельная форма взаимодействия с миром.
Но подлинная игра ничего не мотивирует. Она не требует, она втягивает. И так мы можем бросить вызов современной логике продуктивности: быть, не принося пользы.
Потому что, возможно, именно в игре, в ее бесполезности, повторяемости, символической избыточности, и скрыт тот способ быть, который сегодня особенно трудно себе позволить.
Такие дела.
10.04.202515:15
Нассим Талеб как нарративная структура
Я уже давно слежу за феноменом под названием «российские успешные мужчины 40+». Их система ценностей и правда представляет интересное сочетание оголтелого эгоцентризма, индивидуализма, позитивизма и объектизма уровня книг Айн Рэнд и подхода к социально-гуманитарным проблемам уровня советского инженера из НИИМахорки пополам с двачером, уверовавшим в «темное просвещение».
И здесь нужно вспомнить еще одного интеллектуального гигачада, который стал нарративной ролевой моделью для такого сорта мужчин. Джордан Питерсон для нытиков, для настоящих мужчин – Нассим Талеб. Он очень популярен в России среди некоторого слоя мужчин, которые добились относительного материального успеха на ниве предпринимательства или стали топ-менеджерами в отечественных, а то и зарубежных т.н. экосистемах. Они пытаются перенимать его стиль речи, манеру суждения, пишут, как он, в своих Фейсбуках, твиттерах и т.д.
Все знакомы со словосочетанием «Черный лебедь», «антихрупкость», но, как обычно, вряд ли все внимательно вчитывались его книжки. Они просто пытаются перенимать его стиль речи, манеру суждения и тд. Это коктейль стоицизма по акции, дропов «жестких» цитат, антиуниверситетской позе, презрения к «толпе», и, конечно, вера в то, что теперь ты понял жизнь.
Но, по факту, это не философия. Это просто нарративное оправдание своего случайного успеха. Потому что признать, что тебе повезло, больно. А вот сказать «я антихрупкий» очень приятно. На виртуальных полях срачей в соцсетях Талеб и его последователи родили интересный гибрид - агрессивный стоицизм. Эти буквально позиция, при которой ты подавляешь эмоции, но с выражением лица, как будто вот-вот ударишь кого-нибудь за то, что он не верит в гуманный капитализм и креативное разрушение.
Культ Талеба по факту это маскулинный элитизм с теоретическим лицом. За ним прячется все то же старое доброе:
– мизогиния,
– нарциссическое самоутверждение,
– и временами интеллектуализированное ультранасилие, которое вместо кулака предлагает циничную таблицу вероятностей.
Нассим Талеб это не философ. Это маркетолог вашей тревожной идентичности, дорогие мои успешные люди.
Такие дела.
Я уже давно слежу за феноменом под названием «российские успешные мужчины 40+». Их система ценностей и правда представляет интересное сочетание оголтелого эгоцентризма, индивидуализма, позитивизма и объектизма уровня книг Айн Рэнд и подхода к социально-гуманитарным проблемам уровня советского инженера из НИИМахорки пополам с двачером, уверовавшим в «темное просвещение».
И здесь нужно вспомнить еще одного интеллектуального гигачада, который стал нарративной ролевой моделью для такого сорта мужчин. Джордан Питерсон для нытиков, для настоящих мужчин – Нассим Талеб. Он очень популярен в России среди некоторого слоя мужчин, которые добились относительного материального успеха на ниве предпринимательства или стали топ-менеджерами в отечественных, а то и зарубежных т.н. экосистемах. Они пытаются перенимать его стиль речи, манеру суждения, пишут, как он, в своих Фейсбуках, твиттерах и т.д.
Все знакомы со словосочетанием «Черный лебедь», «антихрупкость», но, как обычно, вряд ли все внимательно вчитывались его книжки. Они просто пытаются перенимать его стиль речи, манеру суждения и тд. Это коктейль стоицизма по акции, дропов «жестких» цитат, антиуниверситетской позе, презрения к «толпе», и, конечно, вера в то, что теперь ты понял жизнь.
Но, по факту, это не философия. Это просто нарративное оправдание своего случайного успеха. Потому что признать, что тебе повезло, больно. А вот сказать «я антихрупкий» очень приятно. На виртуальных полях срачей в соцсетях Талеб и его последователи родили интересный гибрид - агрессивный стоицизм. Эти буквально позиция, при которой ты подавляешь эмоции, но с выражением лица, как будто вот-вот ударишь кого-нибудь за то, что он не верит в гуманный капитализм и креативное разрушение.
Культ Талеба по факту это маскулинный элитизм с теоретическим лицом. За ним прячется все то же старое доброе:
– мизогиния,
– нарциссическое самоутверждение,
– и временами интеллектуализированное ультранасилие, которое вместо кулака предлагает циничную таблицу вероятностей.
Нассим Талеб это не философ. Это маркетолог вашей тревожной идентичности, дорогие мои успешные люди.
Такие дела.
16.04.202512:43
Подлая крыса и Большие яйца
Маркс иронически сказал, что история повторяется дважды: первый раз как трагедия, второй раз как фарс. Он, конечно, сравнивал истории восшествия на трон Наполеона Первого и Наполеона Третьего. А что хочу сравнить я?
11 сентября 2012 года во время теракта в Бенгази погибло много служащих американского посольство, среди которых был служащий Госдепартамента США Шон Патрик Смит. Чем он нам интересен? Тем, что скорбь по его гибели выразили не только коллеги и родственник, а также друзья в мире реальном. По нему скорбили в мире игры EVE Online, в которую он уже давно играл. В EVE Online Смит был видной фигурой с ником Vile Rat, занимая должность главного дипломата альянса Goonswarm. Он также был членом Совета звездного управления (Council of Stellar Management), органа, представляющего интересы игроков перед разработчиками игры. Его дипломатические навыки в виртуальном мире были настолько значимы, что многие считают, что он существенно повлиял на формирование политической карты игры .
После его гибели игровое сообщество EVE выразило свою скорбь самыми разными способами, включая массовое переименование космических станций в его честь и организацию виртуальных памятных мероприятий. То есть этот человек с реальным опытом дипломатии в горячих точках крайне успешно применял свои навыки в игровых мирах, в которых высока роль умения договариваться в условиях острой конкуренции.
А сейчас в команде Трампа-Маска DOGE мы видим 19-летнего Эдварда Користина, который под ником Big Balls постил всякую расистскую дичь, устраивал сливы данных, устраивал хакерские атаки "по приколу", а теперь (внимание!) отвечает за информационную безопасность в государственных агентствах, в том числе, Госдепартаменте, то есть отвечает за дипломатическую кибербезопасность. Вот такая, понимаете ли, загогулина и ирония судьбы.
Vile Rat решал реальные проблемы, перенося этот опыт в мир виртуальный.
Big Balls создавал виртуальные проблемы, перенося этот опыт на мир реальный.
Раньше игроки стремились стать похожими на настоящих политиков. Теперь политики подбираются из бывших игроков. Симуляция больше не нуждается в реальности, чтобы ее имитировать. Она теперь сама и есть протокол.
Такие дела.
Маркс иронически сказал, что история повторяется дважды: первый раз как трагедия, второй раз как фарс. Он, конечно, сравнивал истории восшествия на трон Наполеона Первого и Наполеона Третьего. А что хочу сравнить я?
11 сентября 2012 года во время теракта в Бенгази погибло много служащих американского посольство, среди которых был служащий Госдепартамента США Шон Патрик Смит. Чем он нам интересен? Тем, что скорбь по его гибели выразили не только коллеги и родственник, а также друзья в мире реальном. По нему скорбили в мире игры EVE Online, в которую он уже давно играл. В EVE Online Смит был видной фигурой с ником Vile Rat, занимая должность главного дипломата альянса Goonswarm. Он также был членом Совета звездного управления (Council of Stellar Management), органа, представляющего интересы игроков перед разработчиками игры. Его дипломатические навыки в виртуальном мире были настолько значимы, что многие считают, что он существенно повлиял на формирование политической карты игры .
После его гибели игровое сообщество EVE выразило свою скорбь самыми разными способами, включая массовое переименование космических станций в его честь и организацию виртуальных памятных мероприятий. То есть этот человек с реальным опытом дипломатии в горячих точках крайне успешно применял свои навыки в игровых мирах, в которых высока роль умения договариваться в условиях острой конкуренции.
А сейчас в команде Трампа-Маска DOGE мы видим 19-летнего Эдварда Користина, который под ником Big Balls постил всякую расистскую дичь, устраивал сливы данных, устраивал хакерские атаки "по приколу", а теперь (внимание!) отвечает за информационную безопасность в государственных агентствах, в том числе, Госдепартаменте, то есть отвечает за дипломатическую кибербезопасность. Вот такая, понимаете ли, загогулина и ирония судьбы.
Vile Rat решал реальные проблемы, перенося этот опыт в мир виртуальный.
Big Balls создавал виртуальные проблемы, перенося этот опыт на мир реальный.
Раньше игроки стремились стать похожими на настоящих политиков. Теперь политики подбираются из бывших игроков. Симуляция больше не нуждается в реальности, чтобы ее имитировать. Она теперь сама и есть протокол.
Такие дела.
15.04.202510:58
После Хейзинги и Батая философия как будто забыла о праздности. Я уже писал про Хейзингу и его обоснование того, что вся культура, особенно право, религия, даже наука, выросла именно из свободного, игрового и непроизводительного времени. Неотомист Йозеф Пипер настаивал, что досуг — это не отдых после труда, а фундаментальное условие человеческой свободы и созерцания, не подчинённого логике полезности. Батай же пошел еще дальше и считал, что подлинная свобода проявляется не в работе или полезной деятельности, а в расточительстве, в ритуальном эксцессе, в непроизводительном и даже разрушительном празднике, который невозможно превратить в товар.
Сегодня этот опыт почти полностью утрачен в результате "разукоренения", о котором писал Поланьи. Досуг превратился в индустрию услуг, а праздность стала подозрительной, если не сказать аморальной. Мы бесконечно оптимизируем отдых, стремимся извлечь из него ценность и пользу, переживаем чувство вины за "пустое" время.
Любопытно, что вопреки современному стереотипу о постоянно работающих людей древнего мира, антропология показывает другое: люди в традиционных обществах на самом деле не так уж много работали. Большая часть их жизни была организована вокруг ритуалов, коллективных праздников, танцев и молитв. Эта "организованная праздность" была не случайной, это была символическая и структурная форма социального существования. Про это, например, пишет Маршалл Салерс в The Original Affluent Society.
Современный аналог праздности называет прокрастинацией и всячески стигматизируют. Ее патологизируют, пытаются объяснить нейробиологически, найти эффективные способы "побороть". Но что если прокрастинация — это не "сбой", а естественное сопротивление тела и разума против непрерывной продуктивности? Что если она — не симптом лени" или слабости воли, а подавленная и стигматизированная форма праздности, которая так или иначе прорывается наружу?
Философия сегодня практически не обращает внимания на эту потерю. Праздность стала новой ересью в культе продуктивности: признать её правомерность означало бы поставить под вопрос фундаментальные принципы современной жизни. Но возможно, именно в праздности и скрывается то, чего нам сегодня больше всего не хватает: свобода не приносить пользу.
Сегодня этот опыт почти полностью утрачен в результате "разукоренения", о котором писал Поланьи. Досуг превратился в индустрию услуг, а праздность стала подозрительной, если не сказать аморальной. Мы бесконечно оптимизируем отдых, стремимся извлечь из него ценность и пользу, переживаем чувство вины за "пустое" время.
Любопытно, что вопреки современному стереотипу о постоянно работающих людей древнего мира, антропология показывает другое: люди в традиционных обществах на самом деле не так уж много работали. Большая часть их жизни была организована вокруг ритуалов, коллективных праздников, танцев и молитв. Эта "организованная праздность" была не случайной, это была символическая и структурная форма социального существования. Про это, например, пишет Маршалл Салерс в The Original Affluent Society.
Современный аналог праздности называет прокрастинацией и всячески стигматизируют. Ее патологизируют, пытаются объяснить нейробиологически, найти эффективные способы "побороть". Но что если прокрастинация — это не "сбой", а естественное сопротивление тела и разума против непрерывной продуктивности? Что если она — не симптом лени" или слабости воли, а подавленная и стигматизированная форма праздности, которая так или иначе прорывается наружу?
Философия сегодня практически не обращает внимания на эту потерю. Праздность стала новой ересью в культе продуктивности: признать её правомерность означало бы поставить под вопрос фундаментальные принципы современной жизни. Но возможно, именно в праздности и скрывается то, чего нам сегодня больше всего не хватает: свобода не приносить пользу.
12.04.202516:36
Умер Андрей Щербенок, с которым мы что-то работали, что-то обсуждали, делали вместе тексты.
Философы обычно живут сильно дольше, чем получилось у него. Не надо так.
Философы обычно живут сильно дольше, чем получилось у него. Не надо так.
08.04.202513:18
Хочется и дальше развить идею игры как некоторого сакрального ритуала, где практическая польза сию минуту не является главной целью. Если вернуться к истокам социологии, то мы увидим, как Марсель Мосс показывал: ритуал, конечно же, это не пережиток архаики, а способ, которым власть думает телом. Через повтор, позу, интонацию, жест.
И конечно, в современной политике в устоявшихся политических культурах существует своего рода целая литургия: определенный набор манер, сложившиеся партийные оппозциии, выступления, где важна не аргументация, а форма говорения. Ну например, если республиканец не говорит, что на идти на выборы ему велел бог, к нему меньше доверия, потому что ритуал не завершен. Ведется игра, в которой нельзя выйти из роли, не разрушив сам порядок.
Интересно, что про это общество спектакля говорили именно левые мыслители в 60-ые годы прошлого века, однако их действия не шли дальше контр-перфомансов.
То, что сейчас делает Трамп, это борьба с этим "спектаклем" справа. То, что он делает, антропологически можно назвать лиминальным разрывом. Ему нет места в этой двухпартийной литургии, так что он не просто нарушает ритуал, он навязывает новый. Его митинги становятся это буквально проповеди, Make America great again - это не лозунг, это мантра, заклинание, красная шапка это обрядовый инструмент. Он не отказывается от сакрального, он просто меняет жрецов. Политика становится театром, в котором старая сцена сжигается на глазах.
6 января 2021 года, когда толпа врывается в Капитолий, она действует не как политический субъект. Она действует как мистериальное братство, возвращающее себе свое священное пространство. Это не штурм, это обряд вторичного освящения. Не ради власти, а ради знака
Система глобальной торговли, со всеми её тарифами, ВТО и "естественным порядком" потоков - это тоже ритуал, просто замаскированный под экономику. Когда Трамп вводит тарифы, он делает это не как экономист, а как ритуальный агент, возвращающий символическую границу: между своими и чужими, между телом нации и чужим вмешательством. Это не цифры, это жест очищения. "Чистота и опасность", про которую писала Мэри Дуглас.
Трамп - это шут, которому повезло надеть настоящую корону. И потому он публично, перформативно, с полным осознанием того, что священное всегда требует спектакля, пытается выстроить свои правила. Просто теперь это другой культ.
Такие дела.
И конечно, в современной политике в устоявшихся политических культурах существует своего рода целая литургия: определенный набор манер, сложившиеся партийные оппозциии, выступления, где важна не аргументация, а форма говорения. Ну например, если республиканец не говорит, что на идти на выборы ему велел бог, к нему меньше доверия, потому что ритуал не завершен. Ведется игра, в которой нельзя выйти из роли, не разрушив сам порядок.
Интересно, что про это общество спектакля говорили именно левые мыслители в 60-ые годы прошлого века, однако их действия не шли дальше контр-перфомансов.
То, что сейчас делает Трамп, это борьба с этим "спектаклем" справа. То, что он делает, антропологически можно назвать лиминальным разрывом. Ему нет места в этой двухпартийной литургии, так что он не просто нарушает ритуал, он навязывает новый. Его митинги становятся это буквально проповеди, Make America great again - это не лозунг, это мантра, заклинание, красная шапка это обрядовый инструмент. Он не отказывается от сакрального, он просто меняет жрецов. Политика становится театром, в котором старая сцена сжигается на глазах.
6 января 2021 года, когда толпа врывается в Капитолий, она действует не как политический субъект. Она действует как мистериальное братство, возвращающее себе свое священное пространство. Это не штурм, это обряд вторичного освящения. Не ради власти, а ради знака
Система глобальной торговли, со всеми её тарифами, ВТО и "естественным порядком" потоков - это тоже ритуал, просто замаскированный под экономику. Когда Трамп вводит тарифы, он делает это не как экономист, а как ритуальный агент, возвращающий символическую границу: между своими и чужими, между телом нации и чужим вмешательством. Это не цифры, это жест очищения. "Чистота и опасность", про которую писала Мэри Дуглас.
Трамп - это шут, которому повезло надеть настоящую корону. И потому он публично, перформативно, с полным осознанием того, что священное всегда требует спектакля, пытается выстроить свои правила. Просто теперь это другой культ.
Такие дела.
29.03.202514:41
Когда уже все обсосали историю с репером из Оксфорда и его поведение с несовершеннолетними, можно посмотреть на все эти события с несколько более отстраненной позиции. Современное психологизированное общество опять уперлось в конкретный кейс и начало с наслаждением разматывать эмоции. Я эмоции обесценивать не хочу и такое поведение репера, конечно, осуждаю, но почему-то никому не пришло в голову перестать ощупывать слона в комнате за только хобот и посмотреть на это животное целиком.
Максимум, говорили о «рэп-тусовке». Но это куда более широкая системная проблема.
Ситуация эта абсолютно аналогичная, если сопоставлять ее со скандалом вокруг католической церкви, который в начале 2000-х вскрыло издание Boston Globe (история, экранизированная в фильме «Spotlight»).
Там один из ключевых моментов заключался не только в самих преступлениях, но и в способе, которым церковь как институт систематически укрывала виновных, изолируя и переводя из прихода в приход, чтобы не подрывать авторитет церковной организации. «Плохие яблоки на хорошем дереве» – именно так священников представляли, замалчивая реальный масштаб.
https://telegra.ph/V-centre-vnimaniya-03-29
Максимум, говорили о «рэп-тусовке». Но это куда более широкая системная проблема.
Ситуация эта абсолютно аналогичная, если сопоставлять ее со скандалом вокруг католической церкви, который в начале 2000-х вскрыло издание Boston Globe (история, экранизированная в фильме «Spotlight»).
Там один из ключевых моментов заключался не только в самих преступлениях, но и в способе, которым церковь как институт систематически укрывала виновных, изолируя и переводя из прихода в приход, чтобы не подрывать авторитет церковной организации. «Плохие яблоки на хорошем дереве» – именно так священников представляли, замалчивая реальный масштаб.
https://telegra.ph/V-centre-vnimaniya-03-29
Көбірек мүмкіндіктерді ашу үшін кіріңіз.
