Судьба морализма. В книжке Лукача о Ленине, написанной после "Истории и классового сознания", но еще до его сталинистского периода, есть прекрасное рассуждение о соотношении, условно говоря, политики истины и реальной политики. Ленин в этой книжке описывается как фигура лидера, способного обращать внимание одновременно на историческое движение к коммунизму и на множество конкретных обстоятельств. Ленин в лукачесвской интерпретации осуществляет, таким образом, опосредование между истиной и реальными действиями, тем не менее, не смешивая их до неразличимости. Уже вернувшийся из Москвы в Венгрию Лукач будет писать о том, что Сталин как раз не смог удержать эту дистанцию, произведя своеобразную вульгаризацию ленинизма. Связано это было как будто бы с тем, что он не очень понимал диалектическую категорию опосредования. Но, если оставить в скобках все эти архивные ссылки на Ленина и Сталина, что остается от этого рассуждения. Я думаю, что сама проблема двойного коллапса политики истины и реальной политики остается вполне актуальной. Во-первых, мы имеем дело с отождествлением истины с той или иной локальной исторической конъюнктурой, триумфом реальной политики. Во-вторых, мы имеем дело с морализмом, полагающим, что занятие правильной этической позиции само по себе является практическим действием. Отчасти это справедливо, когда касается личной этики, "внутреннего джихада", не позволяющего идти на компромиссы с тем, что истиной не является. Однако когда этот морализм, не обеспеченный реальными возможностями, становится источником принятия решений, от которых можешь пострадать не только ты сам, он становится совершенно катастрофическим. В каком-то смысле он является не альтернативой реал-политике, а ее изнанкой. Не менее патологической и не менее опасной.
