Алексей Весёлкин - артист из моего детства. Телевизионный бог из детских передач и ведущий мастер ЦДТ. Веселкину досталось для развития таланта перестроечное и постперестроечное время, и трансформация этого артиста как раз случилась в последние годы на наших глазах. Из молодого живчика, телевизионного и радийного смехача, привыкшего к бесконечной самопрезентации и к языку без костей, Веселкин превращался в серьезного драматического артиста. Та же самая карьера, как и у Игоря Верника, с обретением возраста и опыта потерь ставшего мощной психологической краской в руках режиссера.
Был трагический поэт Георг Гервег в "Береге утопии", разделяющий с Герценом любовную драму.
Был душка Фамусов в "Горе от ума", слишком добрый малый, чтобы интриговать против Чацкого. Рассудительный разорившийся купчик, который не дает дочери выйди замуж за небогатого и неблагонадежного. Фамусов Алексея Весёлкина оттеснял Чацкого из своего дома незлобиво, забрасывал как мусор под ковер. В Скалозубе он видел денежный мешок, а в Чацком - былого мальчишку-сорванца из прошлого, который уже неактуален. И за него просто стыдно. Все прошлые связи надо оставить, братец. Пошалили, и будя: не ровня ты ей, Софью надо продать подороже.
Был в "Гупешке" Лёня - здесь Веселкин, пожалуй, сыграл редкое для себя: отчетливо плохого парня, омерзительного красавчика - морального урода. Выпадал из засады в халате боксера с капюшоном, разминал ноги и руки, готовясь к расправе над изменившей женой и ее полюбовничком. Этот Лёня - хозяин, кукловод, манипулятор. И на правах хозяина он творил бытовое насилие над женщиной - по праву закрытых занавесок. Любил фальшивую, вычурно-эстрадную Ротару с плаката (устроил себе для нее альков, иконостас для женщины мечты) и не любил женщину живую, которую сам же и изуродовал. Бесчувственный абьюзер, ложный самец, он одевал жену как куклу и оправлял ее восвояси, в смерть.
Последняя роль Алексея Веселкина была удивительной. Он играл Сильвио в пушкинском "Выстреле". На маленькой сцене было видно, что артист сильно повзрослел, его миловидное лицо ловеласа обрело черты угрюмого философа, размышляющего о жизни. Седой волос исключал беспечность и порывистость молодости. Сильвио отложил смерть, оставил за собой право на выстрел. И эта отложенная месть погрузила его в размышление, он ходил около смерти, он словно проглотил пулю, не вошедшую в телу обидчика. Он выращивал месть, а вырастил в себе человека, остановив насилие.
У Пушкина Сильвио был убит под Скулянами. Он всю свою жизнь упражнялся во владении пистолетом. А был убит в сражении, где рубилась саблями конница, где нужен был ближний бой.
Пушкин нам дает великий урок жизни: готовишься к одной стратегии выживания, а жизнь затем резко принимает другой оборот.
Сильвио копил месть, впустил в себя смерть, право распоряжаться сроком чужой смерти. Сильвио копил месть, а накопил только прощение.
