Образ детства в поэзии Арсения Тарковского словно оказывается на пороге временного – того, что было в прошлом, когда-то «до», с конкретными людьми – и в то же самое время на пороге вечного, относящегося к нему в своей исполненности счастья, почти священной чистоте и недосягаемости. Та детская радость, которая возвращается, обостряется при близости смерти, становится почти божественно спасительной для Тарковского; она поддерживает его, как молитва, как то, ради чего можно вернуться, то, что является частью дома.
При этом материя поэзии у Тарковского не обожествляется, точнее – она возвышается, но не становится идентична божественному, поскольку является тем, что было создано ребёнком и представлено миру человеческому или же «надиктовано детьми детей», которые сами уже являются частью небес.
Детство возвращается к поэту «на пороге гроба», в любви к близким, в жалости к себе, в сожалении, в тоске и том когда-то реальном, но уже исчезнувшем с карты месте, которое приобрело иной статус.
В этой системе координат Тарковский словно стремится – благодаря памяти – реконструировать недосягаемый рай: слово поэтическое позволяет коснуться иного мира – божественного – и на мгновение предощутить радость небес на земле.
Юлия Токарева
На фото: Арсений Тарковский ведёт сына Андрея за руку.
