«Мыльная опера» по-достоевски
Классическая литература овеяна таким ореолом гениальности, особенности, знаковости, что невольно ожидаешь от неё чего-то эдакого. И по-началу такое эдакое происходит. Вот 5 класс с собачкой-которую-утопили и чёртом в мешке, вот 6 — с патриотично-пейзажной лирикой и первым большим произведением Пушкина в школе («Дубровским»), вот 7 с казаками и сыноубийством.
А потом «эдакость» надламливается. Появляется «драма-квин» Лиза, взрослеющий Гринёв с любовным недо-треугольником и ссорами с родителями, да наконец Ромео и Джульетта, Шекспир их забери, с тропом «запретная любовь»... Ощущение, что эти тексты неидеальны, нелогичные в тех или иных местах (зачастую это проблема сменившихся эпох, конечно), появляется где-то здесь.
«Эдакость» классики у меня сломалась в университете, когда я начала узнавать подробности о жизни литераторов и научилась анализировать их произведения, не пытаясь слепить из них идеальную хрустальную вазу.
Чем больше я читаю и перечитываю классику, тем отчётливее замечаю это ощущение «раскрывшихся» глаз: будто раньше смотрела на всё сквозь золотистые очки, которые делали всё гениальным, хорошо сделанным и новаторским, а теперь сняла их и увидела в произведениях приземлённую реальность. Из «эдакости» остались лишь приметы времени: у Достоевского героя затопчет лошадь, в современной литературе — задавит машина.
О Достоевском — ради него, собственно, всё затевалось. «Белые ночи» — это же просто слезливый текст о чудике, которого френдзонит возлюбленная, который витает в облаках и мечта заменяет ему реальность. Легко могу представить этот сюжет в современной новинке.
Читаешь и не веришь, что это написал тот же суровый дядька, который рядом с дурдомом жил, который написал «Братьев Карамазовых» (даром, что писал эти произведения в разные годы). А потом вспоминаешь, что и в «Карамазовых» всё достаточно приземлённо: ну монах, ну сумасшедший, ну анархист — это всё в нашем, обычном мире встречается, а не изолированный мир далёкой, непонятной классики.
При этом я отчётливо понимаю и уровень психологизма, и особенность литературного процесса. Но не могу не удивиться, какой простой и универсальной оказывается фабула — и для бессмертной литературы, и для сериалов по «России 1»
