"Война конца света" (1981). Написанный как грандиозное, мрачное полотно, этот всеобъемлющий исторический роман повествует о восторженном начале и пропитанном кровью финале крестьянского восстания, потрясшего Бразилию 1890-х годов. В войне Канудос отчаявшиеся сельские жители Баии последовали за харизматичным проповедником и его мечтами о рае на земле в катастрофический конфликт с силами светского государства Бразилии. Длительная вражда Варгаса Льосы с утопическими деформациями в жизни Латинской Америки находит здесь свое самое полное выражение. В конце апокалиптической радуги лежит не радостный подъем, а страдание и смерть. Красота и ужас здесь тесно переплетены, но мы не упускаем из виду угнетение, которое толкает отчаявшихся людей к потенциальным мессиям.
"El pez en el agua" ("A Fish in the Water", 1993). Кандидат от либерального прорыночного альянса Варгас Льоса в 1990 г. едва не стал президентом Перу. Его поражение от изворотливого, но хитрого популиста Альберто Фухимори дало начало этой, наверное, самой приятной его книге. В мемуарах чередуются яркие сцены привилегированной, но нестабильной юности писателя с печальными, но оптимистичными отчетами о предвыборной кампании. Варгас Льоса со своей платформой гражданских и экономических свобод действительно был близок к успеху: он победил в первом туре. Его оппонент, как вскоре выяснилось, оказался жестоким гангстером, позже приговоренным к 25 годам тюремного заключения. Однако бурлящая энергия и артистизм этой хроники поражения заставляют читателя радоваться поражению.
"Праздник Козла" (2000). Недостаточно просто осудить привлекательных сильных мира сего, которые опустошали латиноамериканские общества на протяжении двух столетий; писатели должны понимать и передавать их очарование. Варгас Льоса делает это в своем мастерском «романе диктатора». Карьера Рафаэля Трухильо (1891-1961) на протяжении трех десятилетий смертоносного деспотизма в Доминиканской Республике продвигает извилистое, стремительное повествование. Оно изображает динамику обмана и контроля в общественном и внутреннем масштабе. Оскорбительная для своей нации и его молодых жертв-женщин властная фигура, «Козел» воплощает «возведение на престол чудовищной лжи посредством пропаганды и насилия». Варгас Льоса переосмысливает события середины 20-го века, но настаивает на том, что диктаторские опасности сохраняются: «Что-то из тех времен все еще витает в воздухе»."
17.04.202514:05
LA Times: и еще 10 писателей, отличившихся за последние 30 лет.
The Los Angeles Times в честь 30-летней годовщины своего "Фестиваля Книг" к уже опубликованному списку лучших 60 книг за последние 30 лет (нон-фикшн и художественные книги) добавляет еще один - из 10 писателей, которые, несмотря на созданные ими за этот период качественные произведения, в основные списки, к сожалению, не попали, так как мнение жюри разделилось между их книгами:
"Edward Fishman. "Chokepoints" («Удушающие точки»). В первом эпизоде сериала «Джек Райан», основанного на романах Тома Клэнси, герой с квадратной челюстью очаровывает впечатлительную молодую чиновницу казначейства, заставляя ее заблокировать банковский счет подозреваемого террориста. «Это... было потрясающе", — вздыхает она, нажав кнопку. «Меня так расстраивает, когда люди говорят, что казначейство ничего не делает», — замечает Райан - аналитик ЦРУ и бывший морской пехотинец - перед тем как отправиться на в Йемен.
Теперь так не говорят. В книге "Chokepoints" автор - бывший чиновник Госдепартамента и Министерства финансов - описывает, как за последние два десятилетия непопулярные экономические рычаги американского правительства вклинились в геополитические баталии. Это произошло, когда лидеры утратили веру в военную силу, но обрели уверенность в экономических орудиях, имеющихся в их распоряжении. Некоторые из этих «удушающих точек» очевидны, например, доллар и жизненно важные американские чиповые технологии. Автор приглашает читателей в мировое турне. Он пишет о том, как американские чиновники убедили иностранные банки и энергетические компании избегать Ирана, заставив его заключить ядерную сделку в 2015 г.; как западные союзники не дали крупным российским фирмам привлекать новые деньги на мировых финансовых рынках в 2014 г.; и как Министерство торговли запретило странам поставлять в Китай передовые полупроводники, изготовленные по американским технологиям. В актерский состав книги входит Стюарт Леви, которого называют «отцом-основателем американской финансовой войны», который убедил иностранные банки отказаться от Ирана. (Они сделали это не потому, что этого требовали их правительства, а потому, что это противоречило их коммерческим интересам — обслуживать страну с противоречивыми ядерными амбициями и отвратительными банковскими привычками). Другой персонаж, Далип Сингх, бывший трейдер Goldman Sachs, когда-то был описан как «олицетворение The Economist». Он возглавил атаку на заморозку валютных резервов России в 2022 г. Третий персонаж — Дэвид Коэн. Коллеги называют его «финансовым Бэтменом», он перешел из Казначейства в ЦРУ. Различные периоды работы Фишмана в правительстве по санкциям дают ему право судить о сути. Автор показывает, как, путем проб и ошибок, развивалось экономическое оружие. Такой подход делает историю захватывающей.
В заключительных, более аналитических главах книги автор указывает, что западные чиновники зачастую слишком боялись собственного оружия. Они беспокоились о «катастрофическом успехе» — нанесении такого урона своим противникам, что это навредит их собственным экономикам. Фишман утверждает, что послевоенный мир боролся с неудобной «трилеммой»: экономическая безопасность, экономическая взаимозависимость и геополитическое соперничество. Они не могут сосуществовать вместе; мир должен пожертвовать чем-то одним. Сегодня страны чувствуют себя уязвимыми, особенно после возвращения Дональда Трампа к власти. Что отличает президента, так это его страсть к ведению экономической войны с давними союзниками Америки, которую он сочетает с любовью к тарифам. Эта захватывающая книга, которая заканчивается перед возвращением Трампа, описывает, как изобретательные технократы выковали новые, более точные инструменты экономического принуждения, включая то, что называют «скальпелем». Трамп, однако, часто предпочитает дубинку."
"Дональд Трамп в одиночку перенес тарифы с последних страниц учебников на первые страницы газет. Президент с момента возвращения в Белый дом ввел налоги на тысячи товаров. 2 апреля в "День Освобождения" Трамп ввел 25%-ые пошлины на импортные автомобили и «взаимные» тарифы для всех стран. До появления у правительств сложных способов мониторинга продаж и доходов, тарифы были наименее сложным способом повышения доходов. Чаще всего они предназначены, как это делает и Трамп, для защиты промышленности внутри страны от конкурентов за рубежом.Эти книги показывают, что концепция налогообложения импорта не нова: если уж на то пошло, свободная торговля была историческим исключением:
Douglas Irwin. "Clashing over Commerce: A History of US Trade Policy" ("Столкновение из-за торговли: история торговой политики США"). Эта книга методично развенчивает мифы о торговой политике, в частности идею о том, что протекционизм сделал Америку великой промышленной державой. В некоторых отраслях промышленности тарифы могли ускорить развитие на несколько лет. Но экономический рост в период протекционизма в 19 в. был связан не столько с подобными пошлинами, сколько с обильными ресурсами страны и ее открытостью людям и идеям.
Leonard Read. "I, Pencil" ("Я, карандаш").Не все работы, защищающие свободную торговлю, длинные и технически сложные. Это краткое эссе, которое Милтон Фридман назвал «классическим», описывает материалы и опыт, необходимые для изготовления базового письменного прибора. Когда оно было опубликовано в 1958 г., для карандаша графит брали из Шри-Ланки, древесину из Калифорнии, а краситель для розового ластика - из Италии. Эта цепочка поставок могла измениться за прошедшие годы. Тем не менее, это качественное исследование сложных процессов, необходимых для производства, казалось бы, простых товаров.
Robert Lighthizer. "No Trade Is Free: Changing Course, Taking on China and Helping America’s Workers" ("Торговля не бывает бесплатной: изменение курса, борьба с Китаем и помощь американским рабочим"). Чтобы понять точку зрения "America First", почитайте книгу бывшего торгового главы во время президенства Трампа. Лайтхайзер утверждает, что другие страны вели себя неправильно, субсидируя экспорт и воруя американские технологии, и что вашингтонские политики уделяли слишком мало внимания влиянию офшоринга на американских рабочих. Отчет Лайтхайзера однобокий: он не упоминает о нарушении правил самой Америкой (например, о субсидиях фермерам, выращивающим хлопок, в 2000-х годах в попытке остаться крупнейшим в мире экспортером хлопка).
David Ricardo. "On the Principles of Political Economy and Taxation" ("О принципах политической экономии и налогообложения").Давид Рикардо опубликовал свой трактат против британских хлебных законов, тарифов на импорт зерна в 1817 г. и установил принцип сравнительного преимущества. Теория предполагает, что даже если страна производит все хуже, чем ее торговые партнеры, для каждой из них все равно лучше специализироваться в той области, в которой она более конкурентоспособна, поскольку тогда все страны станут богаче. Некоторые экономисты сомневаются в практичности теории, поскольку специализация может запереть страны в менее производительных отраслях.
Marc-William Palen. "Pax Economica: Left-Wing Visions of a Free Trade World" ("Экономический мир: левые взгляды на мир свободной торговли"). Администрация Джо Байдена продемонстрировала, что не только правые отказываются от свободной торговли. Однако, существует богатая история поддержки свободной торговли левыми, включая Карла Маркса (который, по общему признанию, видел в ней точку отсчета на пути к коммунизму). Противники «Хлебных законов» утверждали, что тарифы являются националистическими и империалистическими: их отмена, по их словам, принесет мир или «Pax Economica». Рассказ Палена о том, почему левые отказались от этой традиции, несовершенен, но показателен."
The Atlantic опубликовал список из 25 самых значимых поэтических сборников за последние 25 лет. 450 специалистов, среди которых - поэты, писатели, издатели, редакторы и информированные читатели, рекомендовали около 400 различных поэтических книг. Главный критерий включения книги в итоговый список - значимость. Выбирались незабываемые, долговечные и влиятельные поэтические сборники, которые поразили своих читателей:
1. Claudia Rankine. "Citizen" 2. Terrance Hayes. "American Sonnets for my Past and Future Assassin" 3. Ocean Vuong. "Night Sky With Exit Wounds" 4. Natasha Trethewey. "Native Guard" 5. Layli Long Soldier. "Whereas" 6. Richard Siken. "Crush" 7. Луиза Глик. "Ночь, всеохватная ночь" 8. Robert Hass. "Time and Materials" 9. Илья Каминский. "Глухая республика" 10. Diane Seuss. "frank: sonnets" 11. Sharon Olds. "Stag’s Leap" 12. Tyehimba Jess. "Olio" 13. Mark Strand. "Man and Camel" 14. Jericho Brown. "The Tradition" 15. Eduardo C. Corral. "Slow Lightning" 16. Solmaz Sharif. "Look" 17. Ada Limón. "Bright Dead Things" 18. Ross Gay. "Catalog of Unabashed Gratitude" 19. Natalie Diaz. "Postcolonial Love Poem" 20. C. D. Wright. "One With Others" 21. Tracy K. Smith. "Life on Mars" 22. Anne Carson. "Nox" 23. W. S. Merwin. "The Shadow of Sirius" 24. Danez Smith. "Don’t Call Us Dead" 25. Jorie Graham. "To 2040"
Мне нужен был план, как остаться с ней наедине. Для книги, которую я писала о Лувре, мне назначили музейного сопровождающего. После того, как мы познакомились, этот закаленный в боях, соблюдающий правила бюрократ признался, что однажды, работая допоздна с тележурналистом, они несколько минут стояли и смотрели на Мону Лизу. «Когда мы ушли, она сказала мне: "Я видела, как она двигалась!", — сказал мой сопровождающий. — Проблема была в том, что я тоже видел, как она двигалась». По вторникам, когда музей закрыт, я попросила своего сопровождающего отвести меня к Моне Лизе. Я послушно смотрела и ждала, но не видела, чтобы она двигалась. Я не дрожала.
Я попросил Sébastien Allard, директора по живописи Лувра, присоединиться ко мне в одном из моих вторничных паломничеств к картине. Он признал, что бывает трудно отделить картину от ее репутации: «Она стала иконой, как религиозная реликвия», — сказал он. Он предложил мне подойти поближе и попытаться забыть все, что я знала о ней. «Смотри, смотри на самом деле», — сказал он. Я посмотрела сквозь сверхтолстое защитное стекло, сквозь слои лака в глаза Моны Лизы. Она посмотрела в ответ. Я двигалась взад и вперед. Ее глаза следовали за мной — явление в живописи, которое иногда называют «эффектом Моны Лизы». Я пристально посмотрела на ее губы, чтобы изучить эту улыбку, возможно, самую известную в мире. Когда я сосредоточилась на ее губах, она не улыбнулась в ответ. Но когда я ласкала взглядом другие части ее лица, блестящее использование света и тени Леонардо что-то изменило. Она, казалось, улыбнулась мне. На мгновение, да, Мона Лиза ожила. Как я могла не поддаться соблазну? Аллард принял мой ответ. Он сказал: "Я никогда не встречал человека, который видел ее без рамки и не спрашивал: «Можно ли ее потрогать?»"
Мне повезло, что она была в моем полном распоряжении. Такие моменты доступны для хитрого туриста. Я рекомендую встать в очередь до открытия музея, чтобы быть первым, а затем прямиком идти к картине, пока толпа не достигла ее. Другой подход, который иногда тоже работает, — задержаться возле Моны Лизы до закрытия и очаровать охранников, чтобы они дали вам несколько минут после того, как большинство посетителей уйдут. Улыбка, даже едва заметная, загадочная, часто помогает."
07.04.202508:07
Как познать Мону Лизу (начало).
Элейн Скиолино - автор недавно вышедшей книги “Adventures in the Louvre: How to Fall in Love with the World’s Greatest Museum” («Приключения в Лувре: как влюбиться в величайший музей мира») - рассказывая в The Wall-Street Journal о великолепной картине Лонардо да Винчи говорит, что как и Кардашьяны, картина знаменита тем, что она знаменита:
"У меня сложные отношения с Моной Лизой. Она является самым известным произведением искусства в мире. Книги, фильмы, песни и поэмы восхваляют и пародируют ее. Исследователи-любители идентифицировали изображенную на картине женщину как блудницу, вампира, богиню, автопортрет Леонардо да Винчи в женском платье. Около 80% впервые посещающих Лувр приходят туда в основном для того, чтобы увидеть ее. Президент Франции Эммануэль Макрон недавно объявил об амбициозном плане предоставить Моне Лизе отдельную комнату и специальный вход.
Меня это никогда не беспокоило. Почему люди так заботятся об этой удивительно маленькой — всего 30 на 20 дюймов — картине XVI в. жены какого-то торговца шелком из Флоренции? Слегка косоглазая, без бровей и ресниц, она даже не классически красива. Картина в свое время пользовалась некоторой известностью из-за того, насколько реальным и живым казался портрет женщины. «Улыбка столь приятная, что она скорее божественная, чем человеческая», — заметил Джорджо Вазари, художник и критик эпохи Возрождения. Однако причина столь широкой известности картины усилила мои предубеждения против нее. В 1911 г. итальянец, работавший в Лувре, выкрал ее из музея. Новые технологии печати распространили качественные репродукции картины в газетах по всему миру, а заголовки удерживали портрет в коллективном воображении, пока его не вернули два года спустя.
Мона Лиза, как и Пэрис Хилтон и Кардашьяны, по сути, прославилась благодаря своей известности. Но почему картина до сих пор так популярна? За ответами я обратилась к Vincent Delieuvin, куратору итальянской живописи XVI в. в Лувре. Он признал, что очарование Моны Лизы загадочно: «Как певица, которая не обязательно поет лучше всех остальных в мире, но в которой присутствует личность, история, что делает певицу более известной, более важной».
Чтобы по-настоящему оценить эту силу, Винцент рекомендовал подойти поближе. «Вы должны быть с ней наедине», — настаивал он. Он объяснил, что его собственные тихие единения с Моной Лизой оказались захватывающими, даже восторженными. «Вы находитесь в ее присутствии, и она вибрирует…, — сказал он. - Вы дрожите». Такую близость трудно найти среди обычной толпы назойливых туристов, которые фотографируют на смартфон изображение, которое они уже могут купить на футболках и полотенцах. К тому времени, как вы приблизитесь — но все еще будете в нескольких футах — охранник прикажет вам отойти. «Она жертва собственного успеха!» — воскликнул Делевен.
Пять лучших книг об изобретениях и изобретателях (начало).
Советами делитсяКарл Шрамм - автор недавно вышедшей книги "Burn the Business Plan: What Great Entrepreneurs Really Do" («Сожгите бизнес-план: что на самом деле делают великие предприниматели»):
"1. Helen Clapesattle. "The Doctors Mayo" (1941). География сыграла свою роль в стимулировании инноваций в клинике Майо, которая открылась в 1889 году в Рочестере, штат Миннесота. Находясь в тени ведущих медицинских центров в Балтиморе, Бостоне и Нью-Йорке братья-хирурги Уильям и Чарльз Майо разработали революционную организационную модель лечения. Как пишет автор в этой книге, каждый пациент в многопрофильном учреждении братьев Майо был пациентом всей клиники, а не какого-то отдельного врача. Чарльз считал, что для того, чтобы больные «имели преимущество, необходимо объединение сил». Была построена сеть пневматических трубок для практически мгновенной доставки истории болезни пациента врачам по всему учреждению. Эта же система поддерживала еще одно новшество: приостановку операций, пока биопсийная ткань уходила в патологоанатомическую лабораторию клиники для немедленного анализа. Еще одним новшеством Майо, датируемым 1907 годом, было ведение единообразных историй болезни пациентов. Обширный архив клиники, изначально хранившийся на бумаге, а теперь в цифровом формате, продолжает служить исследователям и по сей день.
2. Дава Собел. "Долгота"(1995). Ряды новаторов переполнены одержимыми гениями. Эта книга отслеживает 43-летнюю историю поиска Джоном Харрисоном инструмента, который помог бы морякам в навигации. С началом XVIII века европейских исследователей терзали кораблекрушения. В 1707 году моряки британского флота «неправильно оценили свою долготу» и потопили четыре военных корабля у южной Англии около островов Силли, сделав острова «неотмеченными надгробиями для почти двух тысяч» человек. После этого и последовавших за ним других крушений, парламент учредил премию в размере 20 000 фунтов стерлингов (более 4 миллионов долларов на сегодня) тому, кто сможет разработать метод точного измерения долготы в море. Широту можно легко определить, сверившись с звездами. Однако долгота требует учета разницы во времени между положением корабля и портом, из которого он вышел. Решение заключалось в изобретении устройства для точного измерения времени — морских часов. В то время самые сложные часы требовали маятников - механическое решение, несовместимое с качающимся судном в море. Харрисон - плотник и часовщик - создал три типа часов без маятников. «Однако каждый его успех был парирован членами научной элиты», — пишет Собел. Четвертая попытка Харрисона - морской хронометр, произведенный в 1759 г., напоминал большие карманные часы и получил премию парламента. Его улучшенное изобретение 1783 г. использовалось в море до тех пор, пока технология GPS не стала доступной в 1983 г.
3. Jean Gimpel. "The Medieval Machine" ("Средневековая машина", 1976).«Между десятым и тринадцатым веками Западная Европа пережила технологический бум», — пишет автор. Появились готические соборы, а также очки, механические часы с гиревым приводом и наука севооборота. «Амбиции изобретателей были беспредельны, их воображение безгранично», — пишет Жимпель, для которого инновации - это непрерывные эксперименты по повышению производительности. Тяжелый колесный плуг - еще одно чудо эпохи - является примером такого мышления. Его глубокие борозды выносили на поверхность более плодородную почву, что давало более высокие урожаи. Европейские новаторы использовали воду и ветер, чтобы экономить энергию людей и животных. Жимпель описывает, как строились плотины и водяные колеса, передающие энергию жерновам, шлифовальным кругам, чесальным машинам и молотам, которые измельчали льняные и хлопковые шмотки в кашицу, которая впоследствии превращалась в бумагу. Голландские поселенцы привезли ветряную мельницу в Новый Амстердам; теперь этот триумф инноваций увековечен в печати Нью-Йорка.
Средний американский читатель прочитывает около 11 книг в год. Никто не хочет тратить свое драгоценное свободное время на пустяки. Поэтому критики The Economist выбрали несколько книг, опубликованных в этом году, и которые действительно стоят нашего времени (но не потребуют его слишком много: ни один роман не длиннее 400 страниц).
Callan Wink. "Beartooth". Этот напряженный, захватывающий роман исследует природу - и сферу моральной неопределенности. Два брата зарабатывали на жизнь рубкой леса в Монтане. Однажды к ним подошел грозный чужак в килте, известный как «Шотландец», с выгодным, но опасным предложением, связанным с незаконным предприятием в Йеллоустонском национальном парке. Жестоко захватывающая книга.
Garrett Carr. "The Boy from the Sea". В 1973 году в бочке на пляже ирландской деревни находят младенца. Рыбак и его жена усыновляют мальчика, но по мере того, как он растет, его присутствие создает разногласия и не в одной семье. Эта пронзительная и гуманная работа мастерски изображает сплоченное сообщество, тяжелую жизнь и соперничество братьев и сестер.
Laila Lalami. "The Dream Hotel". Вдохновленный Хеллером, Кафкой и Оруэллом роман показывает общество, трансформированное технологиями и слежкой. Сара обнаруживает себя «заключенной» в тюремную обстановку после того, как правительство проанализировало ее сны и предупредило, что она может представлять угрозу для своего мужа. В книге есть свои недостатки, но это захватывающая история о рисках отказа от частной жизни ради удобств.
Дэвид Солой. "Flesh". Драматическая жизнь мужчины показана в нескольких важных периодах: от юношеских сексуальных отношений с женщиной постарше в Венгрии до пребывания в качестве мультимиллионера в Британии, и, наконец, до неопределенности после личной трагедии. Элегантная, лаконичная проза автора питает повествование, богатое проницательностью и пафосом.
Таш Оу. "The South". Первая часть запланированного квартета - роман представляет собой интимное и интенсивное исследование подросткового возраста. В нем рассказывается о 16-летнем Джее, который вместе с семьей меняет город на юг Малайзии, чтобы получить свое наследство — захудалую ферму. Джей приспосабливается к сельской жизни и заводит дружбу со старшим и более общительным подростком, который показывает ему яркие огни местного городка и пробуждает в нем сексуальное желание.
Абдулразак Гурна. "Theft". Три человека из разных слоев общества достигают совершеннолетия в Танзании. Карим и Фаузия влюбляются, но их брак не идиллия. Бадар, необразованный деревенский мальчик, использует свои возможности — сначала как домашний слуга, а затем как работник отеля, но сталкивается с предрассудками. Первый роман автора после получения Нобелевской премии в 2021 г. — это тщательно сфокусированное, прекрасно контролируемое исследование дружбы и предательства.
Колум Маккэнн. "Twist". Энтони Феннелл - журналист в поисках истории - отправляется в Южную Африку, чтобы сопровождать команду, которая ремонтирует кабели на дне Атлантического океана. Он страдает морской болезнью и испытывает напряжение, общаясь с начальником миссии Джоном Конвеем - человеком, у которого «много потерянных лет». Когда Конвей позже исчезает, Феннелл пытается найти его и выяснить, кто он на самом деле. Исследование скрытых глубин, рассказанное в мерцающей прозе.
Хан Ган. "Я не прощаюсь". Лауреат Нобелевской премии описывает кровавую главу в истории Южной Кореи. Писательница отправляется из Сеула на остров Чеджу, чтобы ухаживать за домашней птицей своей подруги, пока она находится в больнице. После борьбы со снежной бурей она прибывает в пункт назначения, где узнает об ужасах неудавшегося восстания, которое привело к гибели тысяч мирных жителей. Роман, который одновременно тревожит и завораживает: суровые свидетельства очевидцев о зверствах соседствуют с потусторонними образами.
18.04.202507:25
Марио Варгас Льоса: пять виртуозных, провидческих романов (окончание).
"Война конца света" (1981). Написанный как грандиозное, мрачное полотно, этот всеобъемлющий исторический роман повествует о восторженном начале и пропитанном кровью финале крестьянского восстания, потрясшего Бразилию 1890-х годов. В войне Канудос отчаявшиеся сельские жители Баии последовали за харизматичным проповедником и его мечтами о рае на земле в катастрофический конфликт с силами светского государства Бразилии. Длительная вражда Варгаса Льосы с утопическими деформациями в жизни Латинской Америки находит здесь свое самое полное выражение. В конце апокалиптической радуги лежит не радостный подъем, а страдание и смерть. Красота и ужас здесь тесно переплетены, но мы не упускаем из виду угнетение, которое толкает отчаявшихся людей к потенциальным мессиям.
"El pez en el agua" ("A Fish in the Water", 1993). Кандидат от либерального прорыночного альянса Варгас Льоса в 1990 г. едва не стал президентом Перу. Его поражение от изворотливого, но хитрого популиста Альберто Фухимори дало начало этой, наверное, самой приятной его книге. В мемуарах чередуются яркие сцены привилегированной, но нестабильной юности писателя с печальными, но оптимистичными отчетами о предвыборной кампании. Варгас Льоса со своей платформой гражданских и экономических свобод действительно был близок к успеху: он победил в первом туре. Его оппонент, как вскоре выяснилось, оказался жестоким гангстером, позже приговоренным к 25 годам тюремного заключения. Однако бурлящая энергия и артистизм этой хроники поражения заставляют читателя радоваться поражению.
"Праздник Козла" (2000). Недостаточно просто осудить привлекательных сильных мира сего, которые опустошали латиноамериканские общества на протяжении двух столетий; писатели должны понимать и передавать их очарование. Варгас Льоса делает это в своем мастерском «романе диктатора». Карьера Рафаэля Трухильо (1891-1961) на протяжении трех десятилетий смертоносного деспотизма в Доминиканской Республике продвигает извилистое, стремительное повествование. Оно изображает динамику обмана и контроля в общественном и внутреннем масштабе. Оскорбительная для своей нации и его молодых жертв-женщин властная фигура, «Козел» воплощает «возведение на престол чудовищной лжи посредством пропаганды и насилия». Варгас Льоса переосмысливает события середины 20-го века, но настаивает на том, что диктаторские опасности сохраняются: «Что-то из тех времен все еще витает в воздухе»."
Книга, которую я открыл для себя позже в жизни. Впервые прочитана мной год или два назад, «Когда я умирала» Уильяма Фолкнера. Прием, когда главы предлагают разные точки зрения на какую-то ситуацию, каждая из которых помечена именем персонажа, чью точку зрения мы собираемся получить, стал надоедливым и привычным. Однако, в его оригинальной версии, он кажется свежим и мощным. Особенно в сочетании с тем, как Фолкнер передает грубый язык своих персонажей, придавая им своего рода гомеровское величие в их близости к сущностным переживаниям человеческой жизни. То, что роман о демографической группе, которая стала казаться политически значимой в США (и в других местах), просто добавляет ему еще одно интересное измерение. Прождав почти 50 лет, чтобы открыть его для себя, я не сомневаюсь, что скоро снова его прочту.
Книга, которую я перечитывал. Одна из тех, к которой я возвращался снова и снова с тех пор, как мне исполнилось 20, — это"Дневник" Сэмюэля Пипса. Это, должно быть, самая многословная книга, которую я знаю. Взяв ее, чтобы прочитать одну короткую запись, я могу легко застрять в ней на час. Насколько же увлекательны различия между нашим миром и миром 1660-х годов, настолько же увлекательны и сходства — легко представить, что у Пипса была, по сути, идентичная жизнь в современном Лондоне. А сам герой? Он просто очень человечен: щедрый, лживый, тщеславный, любящий, мелочный, похотливый, умный и ничего не остается, кроме как в полной мере вовлечься в его идеальную откровенность, которую он привносит в свою деятельность.
Книга, которую я сейчас читаю. Я только что прочитал замечательную повесть Tessa Hadley "The Party" ("Вечеринка"). В отличие от полноценных романов, новеллы способны приближаться к совершенству — вспомните «Смерть в Венеции» или «Превращение» Кафки — и «The Party» (хотя она сильно отличается от этих произведений!) обладает этим жизнеутверждающим чувством безупречности, которую нельзя улучшить. Я знаю, что это будет одна из тех книг, которую я буду помнить в деталях спустя годы после прочтения.
Мое утешительное чтение. «Вовсе не художественная литература». Художественная литература слишком близка к жизни, возможно, чтобы быть утешительной. Для утешения я читаю поэзию — Вергилия, Ван Вэя, Одена — и средневековую историю, что-то вроде "Merchant of Prato" («Купца из Прато») Iris Origo".
17.04.202514:05
LA Times: и еще 10 писателей, отличившихся за последние 30 лет.
The Los Angeles Times в честь 30-летней годовщины своего "Фестиваля Книг" к уже опубликованному списку лучших 60 книг за последние 30 лет (нон-фикшн и художественные книги) добавляет еще один - из 10 писателей, которые, несмотря на созданные ими за этот период качественные произведения, в основные списки, к сожалению, не попали, так как мнение жюри разделилось между их книгами:
"Хотя аудиокниги являются самым быстрорастущим сегментом издательского бизнеса, все еще большое количество людей считают, что прослушивание книг — это низко и лениво, и, говоря откровенно, это обман. Я полагаю, что такое отношение проистекает из «трудовой этики», в которую, как говорят, мы, американцы, верим. С этой точки зрения чтение добродетельно так же, как и работа — в то время как прослушивание сводится к своего рода подачке.
Но является ли прослушивание книг обманом? Во-первых, этот вопрос даже не имеет смысла для людей с ослабленным зрением или расстройствами чтения, такими как дислексия. Кроме того, для миллионов людей, чьи дни состоят из поездок на работу и, как правило, из выполнения утомительно скучных задач, аудиокниги в некоторой степени компенсируют время, потраченное на рутину и скуку. Слушатели могут наслаждаться книгами, на которые у них в противном случае никогда бы не нашлось времени. В этом отношении аудиокниги были созданы для того, чтобы добиваться цели.
Пренебрежительное отношение к аудиокнигам часто возникает из-за ощущения, что слушатель не может воспринять книгу так же полно, как и читатель. Нейробиологи, конечно, высказались по этому поводу. Вывод, сделанный в исследовании 2019 года “The Representation of Semantic Information Across Human Cerebral Cortex During Listening Versus Reading is Invariant to Stimulus Modality” («Представление семантической информации в коре головного мозга человека во время прослушивания и чтения инвариантно к модальности стимула»), опубликованном в журнале "Journal of Neuroscience", состоит в том, что мы понимаем слова независимо от того, прочитаны они или услышаны.
Поскольку нейронаука не может отделить то, что делает наш мозг, от того, о чем думает наш разум, это открытие на самом деле не решает вопрос восприятия книг. Большинство слушателей аудиокниг прекрасно знают, что опыт чтения отличается от опыта прослушивания книги; например тем, что слушатель, как правило, запоминает меньше, чем читатель. Кроме того, аудиокниги могут быть испорчены чтецом. Так, жертвами часто становятся мемуары. Хотя их авторы часто говорят от всего сердца, многие из них просто не являются опытными читателями. Недавний пример — чтение Geraldine Brooks своих воспоминаний "Memorial Days" («Дни памяти»). Книга хорошо написана и очень трогательная, но Брукс подает книгу расслабленно и изматывающе, как будто она не столько делится своей историей, сколько продирается через текст слово за словом. Это может отражать ее душевное состояние, что понятно, но все же жаль.
"Дональд Трамп в одиночку перенес тарифы с последних страниц учебников на первые страницы газет. Президент с момента возвращения в Белый дом ввел налоги на тысячи товаров. 2 апреля в "День Освобождения" Трамп ввел 25%-ые пошлины на импортные автомобили и «взаимные» тарифы для всех стран. До появления у правительств сложных способов мониторинга продаж и доходов, тарифы были наименее сложным способом повышения доходов. Чаще всего они предназначены, как это делает и Трамп, для защиты промышленности внутри страны от конкурентов за рубежом.Эти книги показывают, что концепция налогообложения импорта не нова: если уж на то пошло, свободная торговля была историческим исключением:
Douglas Irwin. "Clashing over Commerce: A History of US Trade Policy" ("Столкновение из-за торговли: история торговой политики США"). Эта книга методично развенчивает мифы о торговой политике, в частности идею о том, что протекционизм сделал Америку великой промышленной державой. В некоторых отраслях промышленности тарифы могли ускорить развитие на несколько лет. Но экономический рост в период протекционизма в 19 в. был связан не столько с подобными пошлинами, сколько с обильными ресурсами страны и ее открытостью людям и идеям.
Leonard Read. "I, Pencil" ("Я, карандаш").Не все работы, защищающие свободную торговлю, длинные и технически сложные. Это краткое эссе, которое Милтон Фридман назвал «классическим», описывает материалы и опыт, необходимые для изготовления базового письменного прибора. Когда оно было опубликовано в 1958 г., для карандаша графит брали из Шри-Ланки, древесину из Калифорнии, а краситель для розового ластика - из Италии. Эта цепочка поставок могла измениться за прошедшие годы. Тем не менее, это качественное исследование сложных процессов, необходимых для производства, казалось бы, простых товаров.
Robert Lighthizer. "No Trade Is Free: Changing Course, Taking on China and Helping America’s Workers" ("Торговля не бывает бесплатной: изменение курса, борьба с Китаем и помощь американским рабочим"). Чтобы понять точку зрения "America First", почитайте книгу бывшего торгового главы во время президенства Трампа. Лайтхайзер утверждает, что другие страны вели себя неправильно, субсидируя экспорт и воруя американские технологии, и что вашингтонские политики уделяли слишком мало внимания влиянию офшоринга на американских рабочих. Отчет Лайтхайзера однобокий: он не упоминает о нарушении правил самой Америкой (например, о субсидиях фермерам, выращивающим хлопок, в 2000-х годах в попытке остаться крупнейшим в мире экспортером хлопка).
David Ricardo. "On the Principles of Political Economy and Taxation" ("О принципах политической экономии и налогообложения").Давид Рикардо опубликовал свой трактат против британских хлебных законов, тарифов на импорт зерна в 1817 г. и установил принцип сравнительного преимущества. Теория предполагает, что даже если страна производит все хуже, чем ее торговые партнеры, для каждой из них все равно лучше специализироваться в той области, в которой она более конкурентоспособна, поскольку тогда все страны станут богаче. Некоторые экономисты сомневаются в практичности теории, поскольку специализация может запереть страны в менее производительных отраслях.
Marc-William Palen. "Pax Economica: Left-Wing Visions of a Free Trade World" ("Экономический мир: левые взгляды на мир свободной торговли"). Администрация Джо Байдена продемонстрировала, что не только правые отказываются от свободной торговли. Однако, существует богатая история поддержки свободной торговли левыми, включая Карла Маркса (который, по общему признанию, видел в ней точку отсчета на пути к коммунизму). Противники «Хлебных законов» утверждали, что тарифы являются националистическими и империалистическими: их отмена, по их словам, принесет мир или «Pax Economica». Рассказ Палена о том, почему левые отказались от этой традиции, несовершенен, но показателен."
Элейн Скиолино - автор недавно вышедшей книги “Adventures in the Louvre: How to Fall in Love with the World’s Greatest Museum” («Приключения в Лувре: как влюбиться в величайший музей мира») - рассказывая в The Wall-Street Journal о великолепной картине Лонардо да Винчи говорит, что как и Кардашьяны, картина знаменита тем, что она знаменита:
"У меня сложные отношения с Моной Лизой. Она является самым известным произведением искусства в мире. Книги, фильмы, песни и поэмы восхваляют и пародируют ее. Исследователи-любители идентифицировали изображенную на картине женщину как блудницу, вампира, богиню, автопортрет Леонардо да Винчи в женском платье. Около 80% впервые посещающих Лувр приходят туда в основном для того, чтобы увидеть ее. Президент Франции Эммануэль Макрон недавно объявил об амбициозном плане предоставить Моне Лизе отдельную комнату и специальный вход.
Меня это никогда не беспокоило. Почему люди так заботятся об этой удивительно маленькой — всего 30 на 20 дюймов — картине XVI в. жены какого-то торговца шелком из Флоренции? Слегка косоглазая, без бровей и ресниц, она даже не классически красива. Картина в свое время пользовалась некоторой известностью из-за того, насколько реальным и живым казался портрет женщины. «Улыбка столь приятная, что она скорее божественная, чем человеческая», — заметил Джорджо Вазари, художник и критик эпохи Возрождения. Однако причина столь широкой известности картины усилила мои предубеждения против нее. В 1911 г. итальянец, работавший в Лувре, выкрал ее из музея. Новые технологии печати распространили качественные репродукции картины в газетах по всему миру, а заголовки удерживали портрет в коллективном воображении, пока его не вернули два года спустя.
Мона Лиза, как и Пэрис Хилтон и Кардашьяны, по сути, прославилась благодаря своей известности. Но почему картина до сих пор так популярна? За ответами я обратилась к Vincent Delieuvin, куратору итальянской живописи XVI в. в Лувре. Он признал, что очарование Моны Лизы загадочно: «Как певица, которая не обязательно поет лучше всех остальных в мире, но в которой присутствует личность, история, что делает певицу более известной, более важной».
Чтобы по-настоящему оценить эту силу, Винцент рекомендовал подойти поближе. «Вы должны быть с ней наедине», — настаивал он. Он объяснил, что его собственные тихие единения с Моной Лизой оказались захватывающими, даже восторженными. «Вы находитесь в ее присутствии, и она вибрирует…, — сказал он. - Вы дрожите». Такую близость трудно найти среди обычной толпы назойливых туристов, которые фотографируют на смартфон изображение, которое они уже могут купить на футболках и полотенцах. К тому времени, как вы приблизитесь — но все еще будете в нескольких футах — охранник прикажет вам отойти. «Она жертва собственного успеха!» — воскликнул Делевен.
"В марте, если вы не заметили, состоялась Лондонская книжная ярмарка. На ней издатели, агенты, покупатели литературного мира (Лондон по «важности» уступает только Франкфурту) лихорадочно приобретают и продают права на горячие новые книги, на горячих новых авторов, может быть, на случайных счастливчиков-середнячков, одновременно выявляя тенденции, писателей и жанры, которые скрывают в себе драгоценные ядра грядущего жара.
На сегодняшнем рынке покупатели чаще всего ищут визуально насыщенные комиксы для детей, которые переживают возрождение, и что-нибудь в новом жанре под названием «романтизм» (например, «Пятьдесят оттенков серого» с «Игрой престолов», с большим количеством вампиров и меньшим количеством шлепков). Но то, что покупатели и агенты не будут искать, — это серьезную литературу. Конечно, это не новость. Упадок высокой литературы — интеллектуальных романов, издаваемых такими издательствами, как Picador и Granta, книг-посмотри-на-меня, которые вы хотели бы увидеть в руках посетителей кафе или пассажиров поезда — давно замечен. Но теперь эта уважаемая литературная ниша практически исчезла. Когда-то такие литературные романисты, как Джон Апдайк, Ричард Форд, А. С. Байетт, Зэди Смит, Дж. М. Кутзее, Джонатан Франзен, Майкл Ондатже и многие другие, считались вершиной литературной пирамиды. В настоящее время такие писатели публикуются — если публикуются вообще — небольшими издательствами, которые предлагают авансы, которых едва хватает на химчистку: типичный профессиональный писатель в 2024 г. заработал около 7000 фунтов стерлингов, что вдвое меньше дохода десятилетием ранее. Гонорары также упали, поскольку продажи упали с книжных полок. Более того, когда эти книги выходят, публикуются рецензии, которые никто не читает, а затем эти произведения исчезают — если только им не посчастливится выиграть крупный приз, после чего они исчезают в таком случае.
Другими словами, литературный роман пошел по пути поэзии. Было время, когда новое стихотворение Теннисона вызывало всплеск в Times. Я достаточно стар, чтобы помнить, как новый роман Иэна Макьюэна действительно попадал в телевизионные новости (когда люди смотрели телевизионные новости). Сейчас это кажется смешным. Именно в этот момент плач по серьезной литературе обычно принимает осуждающий характер, поскольку наблюдатель отмечает растущую слабоумие современного читателя, притуплённого смартфонами, ослеплённого TikTok и проклятого концентрацией внимания нервозного подростка. Но я не из таких. Я говорю «скатертью дорога» интеллектуальной литературе — это был изначально глупый, саморазрушительный жанр, помещающий шикарные книги в шикарное гетто, отгораживающий себя от обычных читателей.
Что делает для меня этот процесс еще более трогательным, так это тот факт, что когда-то мне это всё нравилось. В свои двадцать и тридцать я хихикал над ранним Мартином Эмисом, восхищался Джулианом Барнсом, мне очень нравился «Мир глазами Гарпа», и я мужественно справлялся с «Возлюбленной» Тони Моррисон.
У Эммы Донохью, автора романа "Комната", только что вышла новая книга - "The Paris Express", в которой рассказывается о событиях, произошедших в 1895 году в злополучном экспрессе Гранвиль-Париж. В Lithub она вспоминает еще о девяти книгах, действие в которых происходит в поездах:
The Atlantic опубликовал список из 25 самых значимых поэтических сборников за последние 25 лет. 450 специалистов, среди которых - поэты, писатели, издатели, редакторы и информированные читатели, рекомендовали около 400 различных поэтических книг. Главный критерий включения книги в итоговый список - значимость. Выбирались незабываемые, долговечные и влиятельные поэтические сборники, которые поразили своих читателей:
1. Claudia Rankine. "Citizen" 2. Terrance Hayes. "American Sonnets for my Past and Future Assassin" 3. Ocean Vuong. "Night Sky With Exit Wounds" 4. Natasha Trethewey. "Native Guard" 5. Layli Long Soldier. "Whereas" 6. Richard Siken. "Crush" 7. Луиза Глик. "Ночь, всеохватная ночь" 8. Robert Hass. "Time and Materials" 9. Илья Каминский. "Глухая республика" 10. Diane Seuss. "frank: sonnets" 11. Sharon Olds. "Stag’s Leap" 12. Tyehimba Jess. "Olio" 13. Mark Strand. "Man and Camel" 14. Jericho Brown. "The Tradition" 15. Eduardo C. Corral. "Slow Lightning" 16. Solmaz Sharif. "Look" 17. Ada Limón. "Bright Dead Things" 18. Ross Gay. "Catalog of Unabashed Gratitude" 19. Natalie Diaz. "Postcolonial Love Poem" 20. C. D. Wright. "One With Others" 21. Tracy K. Smith. "Life on Mars" 22. Anne Carson. "Nox" 23. W. S. Merwin. "The Shadow of Sirius" 24. Danez Smith. "Don’t Call Us Dead" 25. Jorie Graham. "To 2040"
