05.05.202518:04
Советские и российские институты, а также федерализм
Недавно задумался о сопоставлении институтов в Российской империи и в СССР. Большевикам вполне справедливо предъявляют претензии за прерывание органического развития России, за внедрение институтов, внешних по отношению к российской традиции, — институтов, которые во многом сохранились и после распада Союза.
Проблема крушения институциональной преемственности заключается не только в ценностном, но и в прагматическом смысле. Снова вспоминается Хайек: естественный порядок априори лучше искусственного. Институты, развившиеся органически, прошли проверку временем и доказали свою жизнеспособность.
Парадоксально, но Российскую империю правые мыслители, особенно славянофилы, также критиковали за искусственность, внесённую в страну Петром I. Однако петровские реформы проводились не в эпоху идеологий. Пётр I никогда не становился Лениным, его стиль правления не превращался в догму. Изменения, начатые в начале XVIII века, на протяжении столетия корректировались и оттачивались.
Совсем другая система сложилась в Советском Союзе. Взять, пожалуй, самый вопиющий пример — советский федерализм.
Несмотря на все формальные гарантии, его фактически не существовало. Возможно, большевики и не планировали реализовывать федерализм всерьёз, но в реальности сложилась абсолютно централизованная система, основанная на личной власти конкретного вождя, его связях с секретарями разных уровней и поддерживающем всё это аппарате. Неформальные партийные институты действительно работали — но не сказать, что эффективно.
Шаг Горбачёва к реальному задействованию формальных федеративных институтов советского государства быстро привёл к его краху.
А что в Российской Федерации?
Я не стану отрицать, что говорить о федерализме в России сегодня трудно. Однако критики часто не видят корень проблемы — нежизнеспособность советского варианта федерализма в российских реалиях. Не случайно в современной РФ, как и в СССР, власть в регионах выстраивается на основе личных связей и административного аппарата. Только теперь речь идёт не об аппарате ЦК, а об аппарате Администрации Президента.
Чтобы жить в правовом государстве, необходимо для начала задуматься о строительстве работающих законов и устойчивых институтов.
Недавно задумался о сопоставлении институтов в Российской империи и в СССР. Большевикам вполне справедливо предъявляют претензии за прерывание органического развития России, за внедрение институтов, внешних по отношению к российской традиции, — институтов, которые во многом сохранились и после распада Союза.
Проблема крушения институциональной преемственности заключается не только в ценностном, но и в прагматическом смысле. Снова вспоминается Хайек: естественный порядок априори лучше искусственного. Институты, развившиеся органически, прошли проверку временем и доказали свою жизнеспособность.
Парадоксально, но Российскую империю правые мыслители, особенно славянофилы, также критиковали за искусственность, внесённую в страну Петром I. Однако петровские реформы проводились не в эпоху идеологий. Пётр I никогда не становился Лениным, его стиль правления не превращался в догму. Изменения, начатые в начале XVIII века, на протяжении столетия корректировались и оттачивались.
Совсем другая система сложилась в Советском Союзе. Взять, пожалуй, самый вопиющий пример — советский федерализм.
Несмотря на все формальные гарантии, его фактически не существовало. Возможно, большевики и не планировали реализовывать федерализм всерьёз, но в реальности сложилась абсолютно централизованная система, основанная на личной власти конкретного вождя, его связях с секретарями разных уровней и поддерживающем всё это аппарате. Неформальные партийные институты действительно работали — но не сказать, что эффективно.
Шаг Горбачёва к реальному задействованию формальных федеративных институтов советского государства быстро привёл к его краху.
А что в Российской Федерации?
Я не стану отрицать, что говорить о федерализме в России сегодня трудно. Однако критики часто не видят корень проблемы — нежизнеспособность советского варианта федерализма в российских реалиях. Не случайно в современной РФ, как и в СССР, власть в регионах выстраивается на основе личных связей и административного аппарата. Только теперь речь идёт не об аппарате ЦК, а об аппарате Администрации Президента.
Чтобы жить в правовом государстве, необходимо для начала задуматься о строительстве работающих законов и устойчивых институтов.
16.04.202510:04
Аргументация сильно напомнила Хайека и его доводы против социализма.
Страх перед капиталистическими отношениями и, в более широком смысле, свободным торговым обществом имеет реакционное происхождение, замедляющее развитие. Можно, конечно, считать «первобытный коммунизм» образцовым способом организации общества. Однако ценой равенства становится отсутствие всякого прогресса и всеобщая бедность.
Настоящее развитие и увеличение благосостояние неизбежно связано с повышением производительности. А обеспечить стабильность роста производительности возможно только в условиях наличия конкуренции (капиталистических отношений, системы расширенного порядка по Хайеку) внутри. СССР смог ценой огромных потерь для страны осуществить догоняющий рост, но предложить что-то инновационная административная система так и не смогла.
https://t.me/politicanimalis/1893
Страх перед капиталистическими отношениями и, в более широком смысле, свободным торговым обществом имеет реакционное происхождение, замедляющее развитие. Можно, конечно, считать «первобытный коммунизм» образцовым способом организации общества. Однако ценой равенства становится отсутствие всякого прогресса и всеобщая бедность.
Настоящее развитие и увеличение благосостояние неизбежно связано с повышением производительности. А обеспечить стабильность роста производительности возможно только в условиях наличия конкуренции (капиталистических отношений, системы расширенного порядка по Хайеку) внутри. СССР смог ценой огромных потерь для страны осуществить догоняющий рост, но предложить что-то инновационная административная система так и не смогла.
https://t.me/politicanimalis/1893
07.04.202513:38
Реформы Дэн Сяопина. Часть 4. Новые вызовы
Так что же произошло на площади Тяньаньмэнь? Ничего.
Ладно, на самом деле важно не рассматривать события той весны 1989 года через призму сегодняшнего дня или даже через призму советской Перестройки.
Основная причина недовольства была связана не с требованиями демократии (такие лозунги выдвигали лидеры протестов из числа студентов-интеллигентов, но массы вышли не из-за этого), а с проведением китайской «шоковой терапии». Да, в отличие от нашей, она была растянута на десять лет (а может, и больше), но всё равно такие вещи, как инфляция из-за отмены фиксированных цен, били по людям.
Большинство китайцев в городах (особенно в Пекине) на конец 1980-х всё ещё работали на госпредприятиях, где рост зарплат совсем не поспевал за инфляцией. Более того, часть этих предприятий в условиях рыночной конкуренции просто бы обанкротилась, оставив кучу людей без средств к существованию. В Китае зависимость от предприятия была даже сильнее, чем в СССР: жильё, медицина, пенсия и прочие льготы — всё только через «родную» работу.
А при этом обычные китайцы видели, что выгодоприобретателями новой экономики стали в первую очередь партийные бюрократы. Для рядового народа рыночек пока означал только исчезновение твёрдых цен на товары.
Слежка за населением никуда не делась. Когда протестующие говорили «свобода», они часто имели в виду просто возможность ездить по своей стране, жить без «чекистов» за спиной, а не западные институты и выборы.
Первые относительно заметные студенческие протесты случились в 1987 году. Они быстро сошли на нет, но наверху устроили разнос: Ху Яобан, генсек партии, отнёсся к происходящему слишком по-либеральному, и «старики» Дэн Сяопин и Чэнь Юнь сняли его со всех постов. Вместо него генсеком стал Чжао Цзыян — тоже человек Сяопина, но уже поаккуратнее (тоже недостаточно, как мы увидим позже).
В 1989 году, после травли и потери всего, Ху Яобан умер от сердечного приступа. Народ, как и десять лет назад после смерти Чжоу Эньлая, устроил масштабные прощания с бывшим генсеком — символом хоть какой-то открытости.
Эти прощания стали стартом для безостановочного протеста. Внутри КПК быстро наметился раскол: Чжао Цзыян был за диалог, премьер Ли Пэн — за жёсткий разгон. Ощущение раздрая во власти только вдохновило протестующих. А в самой системе действительно начинал закипать внутренний котёл: от проблем с реформами страдали и простые госслужащие (тот же простой зарплат), которые в теории могли бы попытаться организовать альтернативную власть.
В итоге всё снова взял в руки Дэн, не оценив шансы на раскол в Политбюро. Он встал на сторону Ли Пэна, Чжао отправили под домашний арест. Протест был жёстко подавлен армией (не с первого раза, к слову).
После этого авторитет 85-летнего Дэна подпросел. Его протеже — либералы Ху Яобан и Чжао Цзыян — теперь были выведены из игры, а консерваторы во главе с Чэном Юнем усилились. Преемником стал не Ли Пэн, запятнанный разгоном, а Цзян Цзэминь — бывший мэр Шанхая, неплохо проявивший себя во время протестов 1987 и 1989 годов. Цзян взял курс на осторожность: реформы — помедленнее, инфляция — под контроль.
Так что же произошло на площади Тяньаньмэнь? Ничего.
Ладно, на самом деле важно не рассматривать события той весны 1989 года через призму сегодняшнего дня или даже через призму советской Перестройки.
Основная причина недовольства была связана не с требованиями демократии (такие лозунги выдвигали лидеры протестов из числа студентов-интеллигентов, но массы вышли не из-за этого), а с проведением китайской «шоковой терапии». Да, в отличие от нашей, она была растянута на десять лет (а может, и больше), но всё равно такие вещи, как инфляция из-за отмены фиксированных цен, били по людям.
Большинство китайцев в городах (особенно в Пекине) на конец 1980-х всё ещё работали на госпредприятиях, где рост зарплат совсем не поспевал за инфляцией. Более того, часть этих предприятий в условиях рыночной конкуренции просто бы обанкротилась, оставив кучу людей без средств к существованию. В Китае зависимость от предприятия была даже сильнее, чем в СССР: жильё, медицина, пенсия и прочие льготы — всё только через «родную» работу.
А при этом обычные китайцы видели, что выгодоприобретателями новой экономики стали в первую очередь партийные бюрократы. Для рядового народа рыночек пока означал только исчезновение твёрдых цен на товары.
Слежка за населением никуда не делась. Когда протестующие говорили «свобода», они часто имели в виду просто возможность ездить по своей стране, жить без «чекистов» за спиной, а не западные институты и выборы.
Первые относительно заметные студенческие протесты случились в 1987 году. Они быстро сошли на нет, но наверху устроили разнос: Ху Яобан, генсек партии, отнёсся к происходящему слишком по-либеральному, и «старики» Дэн Сяопин и Чэнь Юнь сняли его со всех постов. Вместо него генсеком стал Чжао Цзыян — тоже человек Сяопина, но уже поаккуратнее (тоже недостаточно, как мы увидим позже).
В 1989 году, после травли и потери всего, Ху Яобан умер от сердечного приступа. Народ, как и десять лет назад после смерти Чжоу Эньлая, устроил масштабные прощания с бывшим генсеком — символом хоть какой-то открытости.
Эти прощания стали стартом для безостановочного протеста. Внутри КПК быстро наметился раскол: Чжао Цзыян был за диалог, премьер Ли Пэн — за жёсткий разгон. Ощущение раздрая во власти только вдохновило протестующих. А в самой системе действительно начинал закипать внутренний котёл: от проблем с реформами страдали и простые госслужащие (тот же простой зарплат), которые в теории могли бы попытаться организовать альтернативную власть.
В итоге всё снова взял в руки Дэн, не оценив шансы на раскол в Политбюро. Он встал на сторону Ли Пэна, Чжао отправили под домашний арест. Протест был жёстко подавлен армией (не с первого раза, к слову).
После этого авторитет 85-летнего Дэна подпросел. Его протеже — либералы Ху Яобан и Чжао Цзыян — теперь были выведены из игры, а консерваторы во главе с Чэном Юнем усилились. Преемником стал не Ли Пэн, запятнанный разгоном, а Цзян Цзэминь — бывший мэр Шанхая, неплохо проявивший себя во время протестов 1987 и 1989 годов. Цзян взял курс на осторожность: реформы — помедленнее, инфляция — под контроль.
04.02.202518:47
Китайские и советские коммунисты
Среди причин, почему коммунистический режим в СССР рухнул, а в Китае выстоял и стоит до сих пор, обычно смотрят в основном на экономические обстоятельства. В Советской России неэффективные колхозы просуществовали более 50 лет, а в Китае, к моменту начала рыночных реформ, со времён коллективизации прошло гораздо меньше времени. Добавьте сюда разную степень урбанизации и индустриализации и ещё целый ряд причин.
Но почему вообще в Китае к власти смогли прийти «прорыночные» силы? Тут уже дело в составе и качестве элит. Объясняется это двумя причинами.
Первая заключается в разнице условий формирования КПК и большевиков. Российские коммунисты изначально формировались на основе ненависти к дореволюционному обществу. Причин для этого была масса, в том числе, например, национальная: религиозные и этнические меньшинства, чувствуя себя угнетёнными, часто вставали на революционный путь.
Главной целью большевиков был снос всего старого до основания, чтобы затем построить новый мир, где национальных различий не будет.
Китайские же коммунисты изначально были национальными революционерами. Взрослевшие в условиях тотального унижения Китая со стороны всех, кому не лень, они считали, что коммунизм это просто лучший способ преодолеть эту несправедливость и поднять Китай. Очень многие вожди КПК начали свой политический путь с движения «Четвертого мая», когда европейцы в 1919 году решили отдать Японии бывшие германские концессии.
Такая разница в приоритетах позволяла многим будущим правителям КНР изначально более прагматично подходить к управлению страной, ведь строительства утопического социализма не было для них самоцелью. Также и называть Дэн Сяопина капиталистом или «рыночником» — неправильно, он был прагматиком.
Второе основание для разницы в элитах между КНР и СССР связано с более частным обстоятельством. К моменту смерти Мао Цзедуна в живых осталось великое множество опытных функционеров, чей управленческий опыт исчислялся десятками лет. Тот же Дэн Сяопин ещё в 1920-х был уже одним из руководителей КПК, управлял «советскими» восстаниями на юго-западе Китая, затем был политическим комиссаром на фронтах войны с Японией, а затем с Гоминьданом. Уж молчу, что Сяопин провёл годы своего взросления во Франции и в России, где застал пик НЭПа и политического господства Бухарина. Очень сложно представить какого-то более опытного возможного руководителя реформ.
Тут я, конечно, не хвалю Мао Цзедуна, но сталинская политика по отношению к элитам оказалась куда более разрушительной, чем культурная революция. Ибо Мао до массовых расстрелов всех кадров подряд не дошёл…
Среди причин, почему коммунистический режим в СССР рухнул, а в Китае выстоял и стоит до сих пор, обычно смотрят в основном на экономические обстоятельства. В Советской России неэффективные колхозы просуществовали более 50 лет, а в Китае, к моменту начала рыночных реформ, со времён коллективизации прошло гораздо меньше времени. Добавьте сюда разную степень урбанизации и индустриализации и ещё целый ряд причин.
Но почему вообще в Китае к власти смогли прийти «прорыночные» силы? Тут уже дело в составе и качестве элит. Объясняется это двумя причинами.
Первая заключается в разнице условий формирования КПК и большевиков. Российские коммунисты изначально формировались на основе ненависти к дореволюционному обществу. Причин для этого была масса, в том числе, например, национальная: религиозные и этнические меньшинства, чувствуя себя угнетёнными, часто вставали на революционный путь.
Главной целью большевиков был снос всего старого до основания, чтобы затем построить новый мир, где национальных различий не будет.
Китайские же коммунисты изначально были национальными революционерами. Взрослевшие в условиях тотального унижения Китая со стороны всех, кому не лень, они считали, что коммунизм это просто лучший способ преодолеть эту несправедливость и поднять Китай. Очень многие вожди КПК начали свой политический путь с движения «Четвертого мая», когда европейцы в 1919 году решили отдать Японии бывшие германские концессии.
Такая разница в приоритетах позволяла многим будущим правителям КНР изначально более прагматично подходить к управлению страной, ведь строительства утопического социализма не было для них самоцелью. Также и называть Дэн Сяопина капиталистом или «рыночником» — неправильно, он был прагматиком.
Второе основание для разницы в элитах между КНР и СССР связано с более частным обстоятельством. К моменту смерти Мао Цзедуна в живых осталось великое множество опытных функционеров, чей управленческий опыт исчислялся десятками лет. Тот же Дэн Сяопин ещё в 1920-х был уже одним из руководителей КПК, управлял «советскими» восстаниями на юго-западе Китая, затем был политическим комиссаром на фронтах войны с Японией, а затем с Гоминьданом. Уж молчу, что Сяопин провёл годы своего взросления во Франции и в России, где застал пик НЭПа и политического господства Бухарина. Очень сложно представить какого-то более опытного возможного руководителя реформ.
Тут я, конечно, не хвалю Мао Цзедуна, но сталинская политика по отношению к элитам оказалась куда более разрушительной, чем культурная революция. Ибо Мао до массовых расстрелов всех кадров подряд не дошёл…


29.04.202506:31
Использование дешёвого труда далеко не всегда ведёт к устойчивому росту. В XX веке, во времена индустриализации, наличие избытка низкоквалифицированной рабочей силы действительно дало мощный толчок развитию ряда стран — от части стран Азии до СССР. Но это важно подчеркнуть — речь шла именно о догоняющем развитии.
Когда рабочая сила дешёвая и массовая, у бизнеса почти нет стимула внедрять новые технологии: экономически выгоднее нанять больше рабочих, чем инвестировать в автоматизацию.
Напротив, в экономиках с дорогой рабочей силой появляется естественный стимул к модернизации: предпринимателю выгоднее нанять меньше людей, но вложиться в технологии — от автоматизированных линий до полноценной роботизации, про что идёт речь в докладе.
Да, в краткосрочной перспективе рост числа мигрантов может частично закрыть дефицит вакансий в сфере услуг — как это происходит сейчас в России. Но если не сместить горизонт планирования, есть риск повторить ошибки позднесоветского периода. Замена технологического развития количественным наращиванием рабочей силы в долгосрочной перспективе не работает.
Читайте новый доклад ЦАМТ
Когда рабочая сила дешёвая и массовая, у бизнеса почти нет стимула внедрять новые технологии: экономически выгоднее нанять больше рабочих, чем инвестировать в автоматизацию.
Напротив, в экономиках с дорогой рабочей силой появляется естественный стимул к модернизации: предпринимателю выгоднее нанять меньше людей, но вложиться в технологии — от автоматизированных линий до полноценной роботизации, про что идёт речь в докладе.
Да, в краткосрочной перспективе рост числа мигрантов может частично закрыть дефицит вакансий в сфере услуг — как это происходит сейчас в России. Но если не сместить горизонт планирования, есть риск повторить ошибки позднесоветского периода. Замена технологического развития количественным наращиванием рабочей силы в долгосрочной перспективе не работает.
Читайте новый доклад ЦАМТ
12.04.202514:01
Про стимулы
Недавно узнал про феномен крестьян-белопашцев. Названы они так по аналогии с черносошными крестьянами, обложенными государственными повинностями. Белопашцы же, наоборот, были от всего освобождены и свободно владели землёй.
Появились они в XVII веке и были связаны с конкретным селом и семьей. Царь Михаил Федорович Романов в благодарность за спасение своей жизни наградил родственников Ивана Сусанина свободой и земельными владениями.
Собственно, круг белопашцев родственниками Сусанина и ограничился. К правлению Николая I их насчитывалось примерно 230 человек (семьи крестьян были действительно велики!).
Интересно же то, что в 1830-х годах белопашцы жили в бедности в сравнении с соседними крепостными крестьянами, несмотря на то, что первые не несли повинностей ни в пользу помещиков, ни в пользу государства. Такое положение дел ввергло в шок Николая I и тот приказал провести расследование.
Причина проблемы оказалась в элементарных правилах микроэкономики. У белопашцев просто не было никаких стимулов к труду. Они занимались сугубо натуральным хозяйством, не производили ничего поверх того, что нужно им для выживания. И плевать, что жили при этом они нищенски.
Стимулы можно было создать либо через систему принуждения (как у других крестьян), либо через больший доступ к рынку, что в то время организовать было сложно.
По итогу проблема белопашцев так и не решилась: власти продолжили гарантировать им особый статус «освобожденных от повинностей» со своей собственной землёй, но даже в начале XX века их селение пребывало в запущенном состоянии.
Недавно узнал про феномен крестьян-белопашцев. Названы они так по аналогии с черносошными крестьянами, обложенными государственными повинностями. Белопашцы же, наоборот, были от всего освобождены и свободно владели землёй.
Появились они в XVII веке и были связаны с конкретным селом и семьей. Царь Михаил Федорович Романов в благодарность за спасение своей жизни наградил родственников Ивана Сусанина свободой и земельными владениями.
Собственно, круг белопашцев родственниками Сусанина и ограничился. К правлению Николая I их насчитывалось примерно 230 человек (семьи крестьян были действительно велики!).
Интересно же то, что в 1830-х годах белопашцы жили в бедности в сравнении с соседними крепостными крестьянами, несмотря на то, что первые не несли повинностей ни в пользу помещиков, ни в пользу государства. Такое положение дел ввергло в шок Николая I и тот приказал провести расследование.
Причина проблемы оказалась в элементарных правилах микроэкономики. У белопашцев просто не было никаких стимулов к труду. Они занимались сугубо натуральным хозяйством, не производили ничего поверх того, что нужно им для выживания. И плевать, что жили при этом они нищенски.
Стимулы можно было создать либо через систему принуждения (как у других крестьян), либо через больший доступ к рынку, что в то время организовать было сложно.
По итогу проблема белопашцев так и не решилась: власти продолжили гарантировать им особый статус «освобожденных от повинностей» со своей собственной землёй, но даже в начале XX века их селение пребывало в запущенном состоянии.
03.04.202519:09
Пересказ книги в одной картинке
24.04.202508:46
Легитимность демократии неотделима от условий, в которых она возникает.
Это важный тезис, о котором многие забыли — или никогда и не задумывались — в 1991 году. После провала ГКЧП демократическое движение, набравшее силу, сочло логичным поддержать «просвещённого президента» Ельцина, чтобы окончательно подавить угрозу слева, так называемых красно-коричневых.
Но демократия — это не власть демократов. Это институциональная система, основанная на конфликте и конкуренции.
Осенью 1991 года у России был шанс заложить такой механизм — провести выборы в новый парламент, перезапустить государство, а не оставлять слегка переделанное РСФСР. Но большинство элит предпочло иное: ради экономических реформ поддержать сверхполномочия Ельцина. Казалось, что только сильная власть сможет перевести страну на рыночные рельсы.
Это может быть правдой. Но сила власти не означает, что её нельзя ограничить. Поддержка авторитарного поворота быстро обернулась дискредитацией. Уже в первые годы «новой России» бывшие демократы в глазах населения стали символом лицемерия.
Так термин «демократы» надолго стал в России ругательным.
Это важный тезис, о котором многие забыли — или никогда и не задумывались — в 1991 году. После провала ГКЧП демократическое движение, набравшее силу, сочло логичным поддержать «просвещённого президента» Ельцина, чтобы окончательно подавить угрозу слева, так называемых красно-коричневых.
Но демократия — это не власть демократов. Это институциональная система, основанная на конфликте и конкуренции.
Осенью 1991 года у России был шанс заложить такой механизм — провести выборы в новый парламент, перезапустить государство, а не оставлять слегка переделанное РСФСР. Но большинство элит предпочло иное: ради экономических реформ поддержать сверхполномочия Ельцина. Казалось, что только сильная власть сможет перевести страну на рыночные рельсы.
Это может быть правдой. Но сила власти не означает, что её нельзя ограничить. Поддержка авторитарного поворота быстро обернулась дискредитацией. Уже в первые годы «новой России» бывшие демократы в глазах населения стали символом лицемерия.
Так термин «демократы» надолго стал в России ругательным.
10.04.202510:22
В 1960-х Мао Цзэдун начал Культурную революцию, обратившись к «простым людям» и социальным низам. Он чувствовал, что партийная элита постепенно отстраняет его от власти. Обрушив «народный гнев» на аппаратчиков, Мао сумел подавить сопротивление внутри партии и вернуть себе влияние. Но ценой стало разрушение партийной структуры, системный кризис, который аукался десятилетиями.
В начале 1990-х в схожей ситуации оказался Дэн Сяопин. После событий на площади Тяньаньмэнь в 1989 году и краха социалистических режимов в Европе, идея реформ и открытости в китайской элите утратила прежнюю популярность. Усилились скептики. Генсек Цзян Цзэминь занял осторожную, почти консервативную позицию, а движение к рынку притормозилось.
Тогда Дэн решил повторить путь Мао — но в «мягком» варианте. Так родилась его культурная революция здорового человека: знаменитый Южный тур 1992 года.
Зимой 1992 года, в возрасте 87 лет, Сяопин отправился в свой обычный отпуск в южные провинции. Но вместо отдыха начал встречи с местными чиновниками, предпринимателями и простыми людьми, открыто выражая поддержку рыночным инициативам. Особенно долго он задержался в Гуандуне — регионе, где уже процветали специальные экономические зоны.
Важно: центр в Пекине о туре официально не знал. Всё происходило по личной инициативе Дэна, и его лозунги шли вразрез с курсом партийного руководства. Но было уже поздно. Южный тур начали освещать местные СМИ, и эффект цепной реакции распространился по стране. Вступать в конфронтацию Цзян Цзэминю было бессмысленно — за Дэном стояла армия.
Эта новая «революция» прошла бескровно и победоносно. Вскоре после тура Дэн окончательно ушёл в тень, но курс на реформы стал безальтернативным. Партия была вынуждена подстроиться.
В начале 1990-х в схожей ситуации оказался Дэн Сяопин. После событий на площади Тяньаньмэнь в 1989 году и краха социалистических режимов в Европе, идея реформ и открытости в китайской элите утратила прежнюю популярность. Усилились скептики. Генсек Цзян Цзэминь занял осторожную, почти консервативную позицию, а движение к рынку притормозилось.
Тогда Дэн решил повторить путь Мао — но в «мягком» варианте. Так родилась его культурная революция здорового человека: знаменитый Южный тур 1992 года.
Зимой 1992 года, в возрасте 87 лет, Сяопин отправился в свой обычный отпуск в южные провинции. Но вместо отдыха начал встречи с местными чиновниками, предпринимателями и простыми людьми, открыто выражая поддержку рыночным инициативам. Особенно долго он задержался в Гуандуне — регионе, где уже процветали специальные экономические зоны.
Важно: центр в Пекине о туре официально не знал. Всё происходило по личной инициативе Дэна, и его лозунги шли вразрез с курсом партийного руководства. Но было уже поздно. Южный тур начали освещать местные СМИ, и эффект цепной реакции распространился по стране. Вступать в конфронтацию Цзян Цзэминю было бессмысленно — за Дэном стояла армия.
Эта новая «революция» прошла бескровно и победоносно. Вскоре после тура Дэн окончательно ушёл в тень, но курс на реформы стал безальтернативным. Партия была вынуждена подстроиться.
03.04.202519:08
16.04.202519:10
Кстати, всех зову на экономическую конференцию Общества.Будущее в Москве. Как московский претор ОБ и глава департамента мероприятий, принимаю активное участие в организации сего эвента. Будет интересно)
https://t.me/ob_community/3466
https://t.me/ob_community/3466
07.04.202514:02
Мы живем в обществе, где пост с украденным мемом набирает в разы больше реакций, чем объёмная историческая статья
28.03.202518:03
В провале либералов после краха коммунистического режима оказался виноват Сталин.
На самом деле история действительно интересная. Для начала нужно коротко уйти в дебри XIX века, прямо в генезис русской политической мысли. Переломным моментом в становлении общественного дискурса стало восстание декабристов 1825 года, после которого власти чётко обозначили явную нежелательность обращения к западным рационалистическим концепциям, унаследованным от Французской революции.
И, на удивление, это во многом возымело действие. Государство и общество начало смотреть на немцев, которые тогда ни в России, ни у себя не воспринимались как однозначные представители «запада». Российские власти провели реформу высшего образования по прусскому образцу, начали посылать на стажировку учёных в германские университеты, приглашали в Россию немецких профессоров и так далее. Так российская интеллигенция оказалась одержима немецкой мыслью, в частности романтизмом, воспевающим культ героя и силу воли. Влияния немецкой философии можно найти как у западников (Белинского можно назвать главным проповедником романтизма на русской почве), так и у славянофилов.
Романтизм за десятилетия после своего взлета во второй четверти XIX века сильно преобразился и потерял былую популярность. Но тут на авансцену выходит большевистская революция, снёсшая всю русскую интеллигенцию и оставив страну без мозгов. Предельно материалистический марксизм трактовал мораль как надстройку, вырабатывающуюся существующими в стране производственными отношениями. Однако советской власти достаточно быстро стало понятно, что эта схема не работает, матроса Железняка назвать оплотом морали и образцом для общества никак нельзя. И тут сталинская система образования решила выборочно обратиться к русскому романтизму, в особенности к Белинскому и современным ему классикам литературы. Впервые с помощью массового школьного образования идеи романтизма, обработанные в социалистическом стиле, узнала вся страна.
В таких условиях прошло взросление тех, кого позже начнут называть шестидесятниками. Они политизировались после начала хрущёвской десталинизации, когда для многих открылся факт, что советская власть не отражает романтические идеалы строительства социализма.
И да, важно, что многие шестидесятники даже в эпоху перестройки продолжали оставаться социалистами. Это неудивительно. Их стремление к идеалу (социалистическому или просто демократическому) было чрезмерно наивным, без четких очертаний. Главное было избавиться от нынешнего мордера, пусть даже путём наделения конкретных реформаторов сверхполномочиями. Но, к сожалению, такое романтическое восприятие мира и, в особенности, политиков в корне неверно и приводит к губительным последствиям.
На самом деле история действительно интересная. Для начала нужно коротко уйти в дебри XIX века, прямо в генезис русской политической мысли. Переломным моментом в становлении общественного дискурса стало восстание декабристов 1825 года, после которого власти чётко обозначили явную нежелательность обращения к западным рационалистическим концепциям, унаследованным от Французской революции.
И, на удивление, это во многом возымело действие. Государство и общество начало смотреть на немцев, которые тогда ни в России, ни у себя не воспринимались как однозначные представители «запада». Российские власти провели реформу высшего образования по прусскому образцу, начали посылать на стажировку учёных в германские университеты, приглашали в Россию немецких профессоров и так далее. Так российская интеллигенция оказалась одержима немецкой мыслью, в частности романтизмом, воспевающим культ героя и силу воли. Влияния немецкой философии можно найти как у западников (Белинского можно назвать главным проповедником романтизма на русской почве), так и у славянофилов.
Романтизм за десятилетия после своего взлета во второй четверти XIX века сильно преобразился и потерял былую популярность. Но тут на авансцену выходит большевистская революция, снёсшая всю русскую интеллигенцию и оставив страну без мозгов. Предельно материалистический марксизм трактовал мораль как надстройку, вырабатывающуюся существующими в стране производственными отношениями. Однако советской власти достаточно быстро стало понятно, что эта схема не работает, матроса Железняка назвать оплотом морали и образцом для общества никак нельзя. И тут сталинская система образования решила выборочно обратиться к русскому романтизму, в особенности к Белинскому и современным ему классикам литературы. Впервые с помощью массового школьного образования идеи романтизма, обработанные в социалистическом стиле, узнала вся страна.
В таких условиях прошло взросление тех, кого позже начнут называть шестидесятниками. Они политизировались после начала хрущёвской десталинизации, когда для многих открылся факт, что советская власть не отражает романтические идеалы строительства социализма.
И да, важно, что многие шестидесятники даже в эпоху перестройки продолжали оставаться социалистами. Это неудивительно. Их стремление к идеалу (социалистическому или просто демократическому) было чрезмерно наивным, без четких очертаний. Главное было избавиться от нынешнего мордера, пусть даже путём наделения конкретных реформаторов сверхполномочиями. Но, к сожалению, такое романтическое восприятие мира и, в особенности, политиков в корне неверно и приводит к губительным последствиям.
Көрсетілген 1 - 13 арасынан 13
Көбірек мүмкіндіктерді ашу үшін кіріңіз.