Гумилёв был гностиком, оккультистом высшей пробы, получивший инициацию в Сорбонне, где с 1906го по 1908й слушал лекции по старинной французской словесности, занимался средневековыми хрониками, рыцарскими романами и практической каббалой Элифаса Леви.
Поклонник метафизики Рабле (он много говорит о нём в своих поэтических манифестах) и телемы — но не в вульгарном кроулеанском понимании (которого, очевидно, как практика превосходил по всем статьям), но именно что оригинальной раблезианской телемы — "антиаббатства", — духовной линии преемственности, восходящей к Телемии одного из ключевых гностических и алхимических произведений — "Гипнертомахии" Франческо Колонны.
Гениальный поэт, к концу жизни постигший тайну поэтического дара вообще и готовый научить этому всех желающих. Настоящий воин, пользовавшийся беспрекословным авторитетом среди прожжённых диверсантов и головорезов, которыми командовал. Мистик и визионер, вкладывавший в свои стихи подлинные гностические смыслы, которые открывались ему непосредственно, как дар реальности.
Прекрасный любовник, не в смысле количества, но как певец женской души, которую, безусловно, постиг — "каждая женщина есть Звезда" (добавлю: а некоторые — две); понявший и принявший в себя суть как возвышенного "космического" платонического эроса, так и самой чувственной "земной" плотской страсти — в их самом глубинном, метафизическом единстве.
Николай Гумилёв — великий русский тантрист:
Тебе никогда не устанем молиться,
Немыслимо-дивное Бог-Существо.
Мы знаем, Ты здесь, Ты готов проявиться,
Мы верим, мы верим в Твоё торжество.
Подруга, я вижу, ты жертвуешь много,
Ты в жертву приносишь себя самоё,
Ты тело даёшь для Великого Бога,
Изысканно-нежное тело своё.
Спеши же, подруга! Как духи, нагими,
Должны мы исполнить старинный обет,
Шепнуть, задыхаясь, забытое Имя
И, вздрогнув, услышать желанный ответ.
Я вижу, ты медлишь, смущаешься… Что же?!
Пусть двое погибнут, чтоб ожил один,
Чтоб странный и светлый с безумного ложа,
Как феникс из пламени, встал Андрогин.
И воздух — как роза, и мы — как виденья,
То близок к отчизне своей пилигрим…
И верь! Не коснётся до нас наслажденье
Бичом оскорбительно-жгучим своим.
