Вот и поговорили

.

Вторая страница, пятый абзац, первое предложение, третье слово отчета на русском языке, в котором написано „толгљак“. Несуществующая буква „љ“ в русском сформировала несуществующее слово, которое в сербской версии отчета переведено как masa.

«Такую букву может написать только человек, который пользуется сербской клавиатурой. Мы используем ‘ль’, но это две разные буквы, тогда как в сербском они пишутся слитно», — сказал N1 русский, с которым мы разговаривали.

Люди, являющиеся носителями русского языка, с которыми связался N1, указывают на то, что текст написан строгим бюрократическим языком, который действительно используется в официальных российских документах.

Однако сомнения в том, что опубликованная русская версия появилась как перевод текста, изначально написанного по-сербски, вызывает и то, что сербская аббревиатура БИА переведена как АБИ (Агентство безопасности и информации) — собеседник N1 указывает, что это ошибка, типичная для инструментов машинного перевода.

В качестве второго аргумента в пользу этого тезиса он говорит о том, что русский текст копирует структуру предложений и терминологию сербской версии, включая некоторые синтаксисы (формулировка журналистов N1), которые не адаптированы к русским нормам. Кроме того, технические термины переводятся буквально, а не написаны так, как используются в русском языке. Это подтвердил и наш русский собеседник.

Военный аналитик Александр Радич объясняет для N1, что по работе читает и использует большое количество официально доступных российских документов и что характеристика их всех — формализм. «Россияне — большие формалисты», — подчеркнул Радич, сделав оговорку о том, что российские документы всегда выглядят определенным образом и несут на себе установленные пометки, о чем бы ни шла речь. Он сказал в «Новом дне» на N1, что отчет ФСБ — «очень странный документ» и что сам собой напрашивается вывод о том, что одна служба оказала другой «дружескую услугу», а посредником был Александр Вулин.