“Как вы занимались с Верой, чтобы она так рано и хорошо заговорила?”.
Периодически об этом спрашивают, и я впадаю в ступор. В первый момент хочется ответить “никак” — есть ощущение, что собеседник ждёт, что я назову какую-то конкретную методику, дам список пособий и что-то такое. У меня не было никакой конкретной системы, но и если скажу “никак не занималась” — явно совру. Решила наконец собрать в кучу всё, что я об этом думаю и что делала.
Самый важный момент: по образованию я педагог. Да, я уже много лет не преподаю, но училась я хорошо, а сейчас почти все мои друзья — топовые преподаватели английского. Мы изучали методику обучения, психологию, лингвистику и всё, что может понадобиться, если ты хочешь научить кого-то языку с нуля.
Так что даже спустя десять лет я знаю, что делать — порой кажется, что всё это происходит интуитивно, но на самом деле, это просто накрепко застряло в мозгу. Поэтому мне довольно сложно вербализировать, что именно я делаю — но постараюсь изложить внятно. В основном это будут максимально банальные вещи, но видимо, они всё же в целом работают.
— Я изначально разговаривала с Верой, как с обычным взрослым человеком.
Да, конечно, когда она была совсем младенчиком, я часто с ней сюсюкалась, но 97% времени я изначально общалась с ней, как с полноценным собеседником — не коверкая слова, не используя бесконечно вот этот “детский” язык, который порой так нравится взрослым, и т.д.
— Мы сразу стали разговаривать с ней много и достаточно вовлечённо (под “мы”, правда, я скорее имею в виду меня и маму, потому что Алексей в целом минимально разговорчивый человек). Когда Вера начала произносить первые слова и уже могла на улице обратить на что-то внимание, то мы много о чём-нибудь беседовали. Хотя я не поддерживаю режим радио-мама, и если ребёнок готов ехать в коляске и просто смотреть по сторонам, то я рада помолчать.
— Когда у Веры сформировался вокабуляр в примерно 15 слов (в районе полутора лет), я стала вовлекать её в диалоги. С её стороны, конечно, там были реплики в одно слово (“Кто был сегодня в парке? — Ав-ав! — А кто ехал в коляске? — Ляля!), но это всё же была уже коммуникация. Мы учимся говорить, когда говорим.
— Мы очень много “читали” — Вера могла послушать максимум короткие стихи, а в основном мы просто бесконечно смотрели картинки в книжках, она показывала и называла то, что знала. Ну тут всё логично, когда мы учим английский, нам тоже тут же дают книжки, хотя все буквы для нас пока просто непонятные жуки. Карточки у нас тоже были, но в целом выполняли ту же роль.
— Я никогда не использовала те “лёгкие” формы слов, которые Вера произносила — и запретила делать так другим. Если Вера говорила “какан”, я переспрашивала “Хочешь стакан?”, если она говорила “кака”, я уточняла “да, это сердечко”. Как только Вера дозревала до более “настоящей” формы слова, я банила все эти каки и каканы и напоминала, что она может сказать нормально. То же и на уровне предложения: если раньше она могла сказать только “дай водитьки”, а теперь способна произнести: “Мама, дай мне, позяуста, водитьки”, то уж будьте любезны.
Если смотреть не на методику, а просто на жизнь, то, наверное, ещё важно:
— Вера до полутора лет вообще не смотрела телевизор. С полутора я иногда включала мультики, и только недавно стала включать плюс-минус каждый день максимум на полчаса.
— У нас никогда не работал телевизор на фоне, и если играла музыка, я тут же её выключала, если мы начинали заниматься чем-то конкретным.
— Вера никогда не играла с телефоном или планшетом.
— Зато мы довольно много играли во всякие развивающие игрушки, которые не играют за ребёнка, а надо чё-то делать самому.
Я ещё раз повторюсь, что я уверена, что в большей степени ранняя и хорошая речь строится чисто на физиологической основе, и что наши усилия просто легли на нейробиологически удачную почву. А в остальном вот как-то.
Я не эксперт, не знаток и всё такое, но если у вас есть вопросы, то постараюсь ответить.
