Здравствуй, Лёха, друг сердешный,
Вот так встреча, ёшкин кот,
Как же ты в аду кромешном
Продержался целый год!

Ну, рассказывай мне срочно:
Как дела? Где воевал?
Как жена, сестра и дочка?
Почему не отвечал?

- Ты прости моё молчанье
Телефон свой утопил,
Плыли в лодке на заданье
Дрон нас, вражеский, подбил,

А на мне был броник, каска,
К автомату семь "рожков",
Ухул в воду - это сказка!
И струхнУл "без дураков"!

Благо к берегу подплыли,
Было мелко - метра два,
Утонули ноги в иле,
А потом достал до дна,

Оттолкнулся посильнее,
Прыгнул вверх одним рывком,
Только небо засинело -
Хапнул воздуха глотком,

Стал грести туда, где берег,
Над водою, под водой,
Рос в деревне, рядом Терек,
Где мы плавали гурьбой!

Так устал, что ныла печень,
Чую - выбился из сил,
А потом меня под плечи
Кто-то ловко подхватил!

Это лодочник, Серёга,
Позывной его - "Карел"
Повезло нам всем, ей богу, -
Он без "броника" сидел!

Всех достал из этой "Конки",
Под Алешками река,
А потом еще - из лодки
Наши шмотки и БК*!

Остальное, брат, детали -
Всё достали и спасли,
Автоматы разобрали
И протерли как могли!

А потом "бои без правил",
Перестрелки, стрелкотня,
Но вергуться Бог управил
Нам назад через три дня.

Телефон пропал - фига се,
Где-то выпал под водой!
Ну а с ним и номера все,
В том числе, конечно, твой...

Поверьте, нет в окопах атеистов,
Когда снаряд свистит над головой
И на прицеле вражеского дрона
В очередной шагаешь смело в бой.

Ты каждый день друзей своих теряешь,
Кто рядом был с тобой плечом к плечу,
В последний путь их залпом провожаешь,
Так улетают в небо журавли.

Поверьте нет в окопах атеистов,
Когда дву́хсотого последний слышен стон,
И ты ничем помочь ему не можешь,
Не передать словами эту боль.

Мы каждый день хороним наших братьев,
Достойнейших сынов своей страны,
И к Господу в молитве уповаем,
Чтоб даровал покой им обрести.

Поверьте, нет в окопах атеистов,
Кто скажет, что не верит - тот соврëт.
Ведь каждый день, под пулями шагая,
Надеешься, что Бог убережет.

Новейшую историю России,
Писали Вы с оружием в руках,
Ваш подвиг не забудется с годами,
Как в небо улетали журавли.

Девочка из детского приюта
Села в поезд в городе одном.
Поезд был обычного маршрута,
У неё же путь в небесный дом.

К дальнему купе подходит крошка.
Здесь свободней, смотрит, где бы сесть.
И её сажают у окошка,
Лет ей было пять, ну, может, шесть.

Узелок при ней, оттуда ушко
Бархатное зайчика торчит.
То её любимая игрушка.
С ней она играет, с ней и спит.

Поезд долго шёл полями хлеба,
За окном лишь степь да степь видна.
“Поезд, ну иди скорей на небо”-
Девочка шептала у окна.

Входят люди, форменно одеты,
Слышится служебный разговор.
Просят приготовить всех билеты,
И в купе заходит ревизор.

Он идёт, билеты проверяет,
Их купе, кончается вагон.
Детского билета не хватает:
“Чей ребёнок?”- спрашивает он.

Смотрят все недоумённым взглядом,
И молчат, не зная, что сказать.
Думали, в вагоне где-то рядом
Едут с ней её отец и мать.

Ревизор к ребёнку вопрошает:
- “Ты с кем ты едешь, где же твой билет?”
Девочка спокойно отвечает:
- “Дядя, у меня билета нет.

Я одна на небо еду к маме,
Мама будет там меня встречать".
Дядя удивлёнными глазами
Смотрит на неё, c чего б начать

Разговор с ребёнком о билете…
Сел с ней рядом, начал говорить:
“Девочка, и взрослые, и дети
На земле всегда должны платить!”

“Дядя, этот поезд ведь небесный!
За меня Иисус уж заплатил!
Моя мама часто пела песни
Про Него, про то, как Он любил.

Мама всё болела и лежала,
А когда уж не могла вставать,
Перед смертью мне она сказала,
Что меня на небе будет ждать.

Вы со мной хотите в небо, дядя?”-
Вопросили детские уста.
И в вопросе том и в светлом взгляде
Поняли в купе, что это зов Христа.

Как посланник неземного мира
Был ребёнок этот среди них.
Ревизор, и господа, и дамы
Замолчали, и вагон затих.

Голосом глухим, с заметной дрожью,
Ревизор лишь смог произнести:
“Мы туда, дитя, поедем позже,
А пока придётся нам сойти.”

Взрослые и юные, внемлите!
К вам взывают Господа уста.
Верьте во Христа и заходите
В поезд, что идёт на небеса.

Среди сугробов и воронок
В селе, разрушенном дотла,
Стоит, зажмурившись ребёнок —
Последний гражданин села.
Испуганный котёнок белый,
Обломок печки и трубы —
И это всё, что уцелело
От прежней жизни и избы.
Стоит белоголовый Петя
И плачет, как старик без слёз,
Три года прожил он на свете,
А что узнал и перенёс!
При нём избу его спалили,
Угнали маму со двора,
И в наспех вырытой могиле
Лежит убитая сестра.
Не выпускай, боец, винтовки,
Пока не отомстишь врагу
За кровь, пролитую в Поповке,
И за ребёнка на снегу.

За то, что небо чистое,
Спасибо ПВО,
За солнышко лучистое,
Луну над головой,

За утро наше мирное,
За тихий вечерок,
За трели соловьиные,
За теплый ветерок,

За ваши честь и мужество,
За то, что каждый час
Без устали и отдыха
Храните мир для нас.

Да кто их поймёт, этих русских солдат…
Когда над страной раздаётся набат,
Простые ребята, где каждый – герой,
Берут автомат и становятся в строй.

Они, неказисты, с курносым лицом,
В границу страны упираясь крестцом,
Встают перед нечистью мощной стеной,
Чтоб враг впопыхах захлебнулся слюной.

Подбит БТР, в нём – живой экипаж.
Противник доволен, он ловит кураж.
Десяток стволов по машине долбит…
Сейчас БТР будет точно добит!

Вдруг танк наш подходит под взрывы и свист,
К подбитой «броне» подбегает танкист,
Цепляет на крюк перекрученный трос –
И благополучно решает вопрос!

Все живы, покинув «броню» налегке.
Лишь у командира осколок в руке.
Промедли – и был бы печальный исход.
А это до свадьбы авось заживёт!

Никто, кроме русских, не может посметь
Сквозь зубы плевать на летящую смерть,
«За други» бросаясь в пылающий ад!..
Да кто их поймёт, этих русских солдат…

Его нет в этом стане живых,
Но и к мертвым никто не причел.
Там, где бой над полями утих,
Он в безвестие мира ушел.
Двести сорок безрадостных дней
С верой в то, что он жив, не погиб.
Ни письма, ни звонков, ни вестей.
Лишь молитва над полем летит...

Живи! Свежим ветром, снежинками первого снега - живи!
Живи! Дотянуться рукой до бескрайнего неба - живи!
Живи! Ни обид, ни невзгод, ни признаний, ни боли - живи!
Живи! Даже если не здесь, не со мною, живи! Живи!

Двести сорок безрадостных дней
И наверное, нужно принять,
Что не станет на сердце теплей,
Рук родных никогда не обнять.
Но не может любовь умереть,
Даже если у смерти в руках.
Будет вечно молитва лететь
На уставших от боя полях...

Живи! Свежим ветром, снежинками первого снега - живи!
Живи! Дотянуться рукой до бескрайнего неба - живи!
Живи! Ни обид, ни невзгод, ни признаний, ни боли - живи!
Живи! Даже если не здесь, не со мною, живи! Живи!

Двести сорок безрадостных дней
С верой в то, что он жив, не погиб.
Ни письма, ни звонков, ни вестей.
Лишь молитва над полем летит...

Живи! Свежим ветром, снежинками первого снега - живи!
Живи! Дотянуться рукой до бескрайнего неба - живи!
Живи! Ни обид, ни невзгод, ни признаний, ни боли - живи!
Живи! Даже если не здесь, не со мною, живи! Живи!

Мне сегодня исполнилось пять,
Я пожил в этой жизни так мало.
Но в столь возрасте юном своём
Меня прятала мать по подвалам.

Мне сегодня исполнилось пять,
Но уже голова с сединой.
Я узнал, что такое война,
Когда рядом взрывались снаряды.

Мне сегодня исполнилось пять,
Но я в жизни так много увидел.
Эта страшная тётка – война,
Навсегда меня детства лишила.

Мне сегодня исполнилось пять.
Но я рядом с друзьями в подвале
Не попробую праздничный торт,
Не задую свечу с пожеланием.

Мне сегодня исполнилось пять,
Ничего я плохого не сделал.
Вдруг узнал, что я – «ватник» и «враг»,
«Террорист» и какой-то там «сепар».

Мне сегодня исполнилось пять.
Повзрослеть мне пришлось очень рано.
Ведь отец мой погиб на войне
И один я остался у мамы.

Мне сегодня исполнилось пять.
И таких на Донбассе немало,
Кто прошёл этот ужас и ад,
Своё детство оставив в подвалах.