Это были фейковые новостные сайты. Я никак не связан с этим. Кто-то создал мою фотографию, где я изображён в одежде Папы Римского, и выложил её в интернет. Это были не я. Понятия не имею, откуда она появилась — возможно, это сделал искусственный интеллект. Но мне об этом ничего не известно, я увидел снимок только вчера вечером. Честно говоря, моей жене она даже показалась забавной. Она сказала: «Разве это не мило?» Думаю, это просто фейковые новости, им нельзя верить. Кто-то сделал это, чтобы позабавиться, и это нормально — иногда ведь нужно немного развлечься, правда?

— Я что-то забыл, это, конечно, не помню. Возможно, так и было. А не помните, где я давал интервью?

— Я давал это в мэрии Петербурга, да?

— А сейчас я даю интервью в Кремле.

— Конечно, на 100% трудно было сказать, какого качества будут наши отношения. Сегодня они, это же не пустые слова, они носят действительно такой стратегический характер, глубинный. Почему? Потому что, во-первых, наши государственные интересы совпадают, первое. Второе — почему мы тогда начали, ведь у нас с Западом были очень ровные, вполне благопристойные отношения.

Больше того, как вы помните, гуманитарную помощь прислали в большом количестве. Причём, я думаю, что люди делали это, если речь шла о конкретных людях, делали искренне, и несмотря ни на какие проблемы сегодняшнего дня, мы всегда должны быть благодарны этим людям за это искреннее стремление поддержать Россию.

А уже тогда появлялись первые признаки того, что центр экономического роста будет перемещаться в Азиатско-Тихоокеанский регион. Не только в Китай, но и в другие страны этого региона. Кроме всего прочего, мы соседи и должны выстраивать добрые отношения, чтобы это было хорошим фактором развития для обеих стран.

Вот так постепенно, кирпичик за кирпичиком, мы не построили новую китайскую стену, а мы построили такой общий фундамент наших отношений. И это сегодня работает особенно эффективно, потому что турбулентности в мире не убавилось, а только прибавилось. У нас такие надёжные, стабильные отношения, которые самим фактом своего существования укрепляют стабильность в мире.

— Ну, на 100 процентов никогда нельзя прогнозировать, особенно в таких вопросах, но эта тенденция-то сохраняется. И посмотрите, какова была доля стран так называемой Большой семёрки, сейчас непонятно уже, почему она большая, да, и какова была доля стран БРИКС. И страны БРИКС по паритету покупательной способности уже обошли страны Семёрки.

И тенденция сохраняется. Она даже нарастает. И будет ли дальше уменьшаться доля в мировой экономике, а значит, в мировых делах. Это очень тесно между собой связано: экономика и политика. Сфера безопасности. Двадцать пять лет — это очень маленький период времени. Поэтому я уверен, что за ближайшие 25 лет точно так и будет, как я говорил.

— Я считаю, что эта характеристика не отражает истинного положения вещей, что она является ошибочной. Когда начались тяжёлые события на Кавказе, я там часто бывал, в зоне боевых действий. Я помню, мы практически на бреющем полёте летели по складкам местности на вертолёте. Почти лопастями задевали там за землю.

Я говорю: «Ну зачем мы так рискуем?» Он говорит: «Если мы поднимемся выше, риск будет ещё больше, потому что мы становимся хорошей мишенью для “Стингеров”, которые были там у террористов». Вот этот риск такого бреющего полёта, он был оправдан в данном случае. Так же, как и риск посещения других зон боевых действий, когда я видел, что по нам стреляют трассирующими пулями. Но мне нужно было там быть.

— Я просто исходил из того, что если мы не будем опираться на наши традиционные ценности, то нас просто не будет. Просто Россия утратит свою идентичность, и это с точки зрения будущего страны в высшей степени опасно.

— Это было понятно с самого начала 2000-х годов, что наш геополитический противник действует очень коварно, говорит одно, а делает совершенно другое. Я начал, тоже не сразу всё понял, начал доносить до своих коллег: смотрите, вот вы говорите это, а делаете это. Ну, как для примера. Поддерживаете не просто сепаратистов на Кавказе, а поддерживаете фундаменталистов на Кавказе.

Вы же их сами называете террористами, а их деятельность у нас поощряете и, более того, поддерживаете. И вот доказательства, и приводил эти доказательства. Мне говорят: да-да-да, мы сейчас наведём порядок. И ничего, и всё ровно наоборот. Этот цивилизованный мир решил, что Россия ослабла, историческая Россия под названием Советский Союз развалилась, и нужно добить его оставшиеся части, и самая большая из них — это Российская Федерация, её тоже нужно разделить на 4–5 частей.

На мне лежала ответственность за будущее страны. Я, конечно, начал работать на то, чтобы этого никогда не произошло. Отсюда, кстати говоря, и призыв к нашим западным партнёрам уважать интересы России и так далее. Отсюда, кстати, и речь 2007 года.

Россия либо будет независимой и суверенной, либо её не будет вообще. И вот это я хотел донести до наших партнёров, когда, как я говорил тогда, коллег, в надежде на то, что они услышат и как-то скорректируют своё отношение к России. Но, к сожалению, не было услышано. То есть услышали это все, только не отреагировали должным образом.

В конечном итоге это и привело к сегодняшним трагическим событиям на украинском направлении.

Потому что в таком состоянии находилась Россия. Мы не могли не верить и не могли приступить к каким-то резким движениям, не проводя соответствующую работу в сфере безопасности и в сфере строительства вооруженных сил и в сфере экономики и финансов. Но мы специально не готовились к этому. Мы искренне стремились все-таки решить проблему Донбасса верными средствами. Оказалось, что другая сторона думала и действовала иначе.

Да, конечно.

В 14-м году это было практически нереалистично. Страна не была готова к такому фронтальному противостоянию со всем коллективным западом. Здесь сейчас то, что происходит. Они на Западе признают. И сейчас в Соединенных Штатах об этом говорят. Они же прямо говорят. Мы находимся в состоянии войны с Россией. Ну, то есть Россия одна, по сути, противостоит всему коллективному Западу. Но это требовало серьезного отношения к возможному развитию ситуации именно в таком плане.

Нас и хотели… Вы же правильно сказали. Нас хотели спровоцировать. Хотели добиться того, чтобы мы совершили ошибки. Ну и не было необходимости применять оружие, о котором вы сейчас сказали. И, надеюсь, и не потребуется. У нас достаточно сил, средств для того, чтобы довести начатое в 2022 году до логического завершения с нужным для России результатом.

Вы знаете, я уже пытался отвечать на вопросы подобного рода, Дело в том, что у российского человека и у русского человека есть некоторые отличия, скажем, от западного социума. Мы больше думаем о чём-то вечном, о чём-то безграничном, о чём-то высшем.

И даже атеисты в это верят. мне так представляется. И поэтому у человека с такими взглядами, с такими убеждениями, с таким морально-нравственным кодом, время от времени возникает желание обратиться к Всевышнему, перекреститься. Ну, для христиан перекреститься, для мусульман, следуя своим обращениям обратиться к Господу. И такая потребность внутренняя бывает и у меня. Но перечислять все эти поводы или причины, наверное, не стоит. Тогда, вот в период кризиса с Норд-остом, я впервые в своей жизни встал на колени.

Надеюсь. Я верю, что мы ближе к одной стороне и, возможно, не так близки к другой, но посмотрим. Я бы не хотел говорить, к какой из них мы ближе, но мы заключили сделку для американского народа, которая была хорошей. Мы смогли получить редкоземельные металлы. Знаете, европейцы получают деньги обратно. У них есть кредит. Мы не получили. Байден дал ему триста пятьдесят миллиардов долларов.

Он понятия не имеет, где деньги, что произошло. И, по крайней мере, мы в той или иной форме получим наши. Я не чувствую себя таким глупым. И помните об этом. Это война Байдена. Это была война, которая никогда бы не началась, если бы я был президентом. Это ужасная, ужасная война. И я вижу кадры солдат через спутник, которые просто ужасные. 5000 солдат, смотрите, в среднем 5000 солдат в неделю умирают. Это не американские солдаты, но я хочу решить эту проблему. Это российские солдаты и украинские солдаты. И если я могу спасти 5000 душ, мне просто нравится это делать.

Ну, наступит время, когда я скажу: «Хорошо, продолжайте, продолжайте быть глупыми».

Ну, вы узнаете. Я имею в виду, что наступит время, когда я могу это сказать. А если я это сделаю, может быть, будет что-то, чего я не смогу, может быть, это невозможно сделать. Есть огромная ненависть. Чтобы ты понимала, Кристен, мы говорим о чудовищной ненависти между этими двумя людьми и между, знаешь, некоторыми солдатами, честно говоря, между генералами. Они упорно сражались три года. Я думаю, у нас есть очень хорошие шансы сделать это.

— Нас и хотели, вы же правильно сказали, нас хотели спровоцировать, хотели добиться того, чтобы мы совершили ошибки, ну и не было необходимости применять оружие, о котором вы сейчас сказали, и, надеюсь, и не потребуется. У нас достаточно сил, средств для того, чтобы довести начатое в 2022 году до логического завершения с нужным для России результатом.

— Мне кажется, что это неизбежно, несмотря на всю трагедию, которую мы переживаем сейчас. Это время. Да, это вопрос времени.

— Вы знаете, я уже пытался отвечать на вопросы подобного рода. Дело в том, что у российского человека и у русского человека есть некоторые отличия, скажем, от западного социума. Мы больше думаем о чём-то вечном, о чём-то безграничном, о чём-то высшем.

И даже атеисты в это верят. Мне так представляется. И поэтому у человека с такими взглядами, с такими убеждениями, с таким морально-нравственным кодом время от времени возникает желание обратиться к Всевышнему, перекреститься. Ну, для христиан — перекреститься, для мусульман, для иудеев, для буддистов, следуя своим обычаям, обратиться к Господу. И такая потребность внутренняя бывает и у меня. Но перечислять все эти поводы или причины, наверное, не стоит. Тогда, вот в период кризиса с «Норд-Остом», я впервые в своей жизни встал на колени.

— Ну да, это всё-таки особый случай, это дети. Это, мне кажется, из тех, кто это пережил, кто это знает хотя бы. Это останется с нами навсегда.

— Понимаете, каждого можно обмануть, но хотелось верить, потому что в таком состоянии находилась Россия. Мы не могли не верить и не могли приступить к каким-то резким движениям, не проводя соответствующую работу в сфере безопасности, в сфере строительства вооружённых сил, в сфере экономики и финансов.

Но мы специально не готовились к этому. Мы искренне стремились всё-таки решить проблему Донбасса верными средствами. Но оказалось, что другая сторона думала и действовала иначе.

— Да, конечно.

— В 14-м году это было практически нереально. Ну, страна не была готова к такому фронтальному противостоянию со всем коллективным Западом. Здесь сейчас-то что происходит? Они на Западе признают, а сейчас в Соединённых Штатах об этом говорят. Они же прямо говорят: «Мы находимся в состоянии войны с Россией». Ну, то есть Россия одна, по сути, противостоит всему коллективному Западу. Но это требовало серьёзного отношения к возможному развитию ситуации именно в таком плане.

— Нет.

— Никогда.

Определение постконфликтного статуса оккупированной украинской территории — прежде всего Крыма и его важного морского порта Севастополя — будет непростой задачей. Похоже, что администрация Трампа хочет относиться к Крыму иначе, чем к другим оккупированным украинским регионам, в рамках любого предполагаемого постоянного перемирия или мирного соглашения, поэтому стоит обратиться к истории, чтобы понять, что поставлено на карту.

Высока вероятность того, что Украине придётся жить с потерей Крыма (и других оккупированных частей своей территории 1991 года) в течение неопределённого периода, не в последнюю очередь потому, что к концу правления администрации Байдена уже было ясно, что поставки американской военной помощи подходят к концу. Благодаря этим поставкам у Киева был шанс вернуть оккупированные территории; без них шансы резко снижаются. И европейцы в настоящее время не могут восполнить дефицит, хотя и работают над этим.

Но то, как любое потенциальное мирное соглашение классифицирует эту оккупацию, напротив, гораздо менее очевидно. Похоже, что США готовы — либо в рамках какого-то мирного соглашения, либо параллельно с ним — официально признать Крым, по крайней мере, частью России. В результате получится «остаточная Украина», вынужденно лишившаяся ключевой части своей территории 1991 года. Лучшим результатом было бы позволить Киеву перенять важные элементы из истории холодной войны стран Балтии и Западной Германии.

Хотя страны Балтии стали независимыми после Первой мировой войны, Москва оккупировала их и превратила в часть Советского Союза во время Второй мировой войны. Однако Вашингтон никогда не признавал эту оккупацию. Точно так же, хотя Германия после Второй мировой войны была разделена более чем на 40 лет, ни американцы, ни западногерманцы официально не признавали Восточную Германию. Вместо этого, в соответствии с другим прецедентом, который может иметь отношение к Украине, они заявили в ряде договоров, что единая немецкая нация продолжает существовать, просто временно разделённая на два государства.

Полное признание Соединёнными Штатами аннексии Крыма Россией стало бы сигналом о признании насильственных изменений границ и о том, что Вашингтон, возможно, захочет официально закрепить результаты, достигнутые после 2022 года. Любое из этих событий серьёзно подорвало бы представление о том, что европейские границы в безопасности, и поставило бы европейцев в незавидное положение.

Соглашение, которое позволит США (или любой другой стране) официально не признавать отторжение территорий Украины, даст Киеву возможность сражаться — или, по крайней мере, вернуть территории другими способами — ещё один день. В идеале такое соглашение также должно предусматривать размещение войск коалиции желающих вступить в НАТО стран вдоль линии контроля и ускорение вступления Украины в ЕС.

Если это невозможно, то лучше стремиться к перемирию в стиле Корейской войны, а не к какому-либо соглашению, которое предполагает, что США официально признают присоединение Россией Крыма и, возможно, других территорий. Такое соглашение, заключённое в то время, когда Путин, который, судя по всему, одержим историей, отмечает годовщину расширения российской власти на запад до Берлина, станет зловещим сигналом. Это может расчистить путь для будущей экспансии Москвы на запад, что говорит о том, что переход к порядку, основанному на сферах влияния, стал более вероятным. По этим причинам многое зависит от нескольких слов на листе бумаги, которые могут быть подписаны, а могут и не быть подписаны в ближайшие недели. Будет легко забыть об этих словах, пока маршируют оркестры в День Победы и развеваются флаги, но эти праздники посвящены прошлому. Эти несколько слов могут означать наступление гораздо более мрачного будущего.

— Нет, вы знаете, во-первых, это давно очень началось. А вот смотрите, в 988 году было крещение Руси. Мне представляется, что тогда просто князь Владимир решил быть ближе к супердержаве того времени, к Византии, самой богатой, самой мощной державе. Потом мы очень быстро оказались вовлечены в противоречие между Римским престолом и Византией.

В Риме реформировали христианство, в Византии — нет, и мы посчитали, что мы являемся преемниками истинного христианства. Москва — Третий Рим, четвёртому не бывать, мы настоящие христиане. Как только Россия ослабевала — это результат монгольского нашествия, окончательно раздробили страну, она ослабла, — и попытки шведов отторгнуть часть новгородских земель.

И 1240 год, да, сражение Александра, который получил прозвище Невский, он разбил шведов, а потом через два года, по-моему, Ледовое побоище на Чудском озере с крестоносцами. 1242 год. Вообще считалось, что на восточной границе Польши цивилизации вообще не существует. А чтобы цивилизовать эту территорию, нужно туда перетащить католичество.

Как только Иван IV, Иван Грозный, сказал: «Нет, мы остаёмся православными», сразу возникла легенда о том, что он жестокий тиран, что он вообще сумасшедший и так далее. Потом Пётр I и его желание по каким-то направлениям, где он считал, что Россия отстаёт, принять западные стандарты, наладить производство, наладить систему управления эффективную для того, чтобы развивать Россию. Но я уверен, что Пётр Первый не хотел, чтобы мы только копировали всё, что есть лучшее.

Мы, как я понимаю, должны были брать лучшее, а потом на этой, на собственной базе двигаться вперёд, чтобы сделать ещё лучше. Всё-таки в основе западной культуры, католической, протестантской культуре, на первое место всегда ставится материальное благополучие. Да, там тоже духовные вещи, конечно, существуют, но всё-таки мерилом является материальный успех.

В России нет. В России всегда, в широком смысле слова, говорят о нравственном начале, такая глобальная идея всегда присутствует, морально-нравственная. Отсюда и постоянное желание у западного сообщества что-то откусить от России, как-то её себе подчинить, сделать её более послушной.

Это происходит из века в век.

— Ну, знаете, есть свои минусы, связанные с такими бытовыми, конечно. С загрузкой или даже перезагрузкой, с тем, что мало времени удаётся уделять своим близким, но есть и вещи, которые это всё компенсируют.

Вот сейчас мы говорим о том, что уже прошло сколько-то, 25 лет, и президентом, и премьер-министром работаю. Ну вот я не знаю даже, стоит ли так вот говорить, с другой стороны, это важно. У меня такое чувство, что всё-таки я не чувствую себя каким-то политиком, понимаете, который сидит и вершит судьбы своей страны или ещё что-то большее делает, я просто, мне кажется, всё-таки, знаете, это из семьи идёт, из среды, в которой я вырос.

Я продолжаю дышать одним и тем же воздухом с миллионами граждан России. Это очень важно, дай бог, чтобы это как можно дольше продолжалось или вообще лучше никуда не исчезало.

— Нет, конечно, я исходил из того, что мы не бросаемся с головой в омут. Есть у нас определённые заделы, но, конечно, рисков было много. Слишком мы погрузились в ситуацию, когда страна оказалась очень зависима. Современный мир очень взаимосвязан, это естественно, так и должно быть. Но когда такая страна, как Россия, становится слишком зависимой от внешних факторов, это опасно.

И в начале, в середине, точнее, двухтысячных, нам многое удалось сделать. Кстати говоря, в области демографии тоже, мы же вышли на такую позитивную динамику в экономике, мы укрепили базовую основу российской экономики за это время. А с 2014 года сделали ещё такой сильный рывок благодаря тем санкциям, которые против России ввели западные страны после крымских событий.

Вот смотрите, мы вынуждены были просто в 2014 году принять решение о поддержке крымчан и севастопольцев, потому что другой способ поведения означал отдать их на растерзание.

Но 2014 год, и я исходил из того, что он будет сопряжён с, безусловно, с известными серьёзными трудностями. Так и получилось. Сразу же санкции пошли в 2014 году. И мы, думаю, что правильно поступили, что тогда сделали то, что мы сделали.

— Это всегда так. Сейчас, может быть, особенно остро это звучит, а именно — нужно принимать решения своевременно и тщательно готовиться к любому серьёзному шагу.

У вашего близкого союзника, сенатора Линдси Грэма*, есть законопроект о санкциях против России. Если вы дойдёте до этого, господин президент, поддержите ли вы этот законопроект и подпишете его?

Это зависит от того, будет ли Россия двигаться в сторону мира. Мы хотим мирного соглашения, хотим, чтобы Россия и Украина достигли компромисса. Мы считаем, что довольно близки к этому и сможем спасти множество жизней. Кроме того, мы сэкономим большие средства, ведь, как вы знаете, Европа тратит лишь треть от того, что тратим мы, хотя для Европы этот вопрос даже важнее. При Байдене не было никакого контроля – деньги отправлялись по его усмотрению. Никто не понимал, что происходит, зачем и почему выделяются такие огромные суммы.

То есть вы считаете, что близки к соглашению? Что тогда придётся отдать России? Ведь обсуждается, что Украине, возможно, придётся уступить часть территории.

России придётся отдать всю Украину. Потому что именно этого они хотят.

Всю Украину? То есть Россия не сохранит ни одной территории, на которую претендует?

России придётся отказаться от всей Украины. Потому что Россия хочет всю Украину. Если бы я не вмешался, сейчас бы шли бои за всю Украину. Россия не удовлетворится той полосой, что у неё есть сейчас — им нужна вся страна. Если бы не я, они бы продолжали это наступление. Вы же знаете, что лидеры Евросоюза неоднократно просили меня позвонить Путину, потому что он не отвечал на их звонки?

Вы могли неправильно понять Владимира Путина?

На самом деле, это вы неправильно поняли. Когда вы говорите: «Я расскажу вам об этом через месяц или через две недели», — я не знаю, что тогда смогу сказать. Но его амбиции во многом были остановлены, когда он увидел, что теперь я возглавляю процесс, потому что у него не было контактов в Европе. Он никому не перезванивал. Я спросил его: «Байден хоть раз звонил вам за три года?» — он сказал, что никогда не звонил. Байден ему ни разу не звонил. А тем временем тысячи, сотни тысяч, миллионы солдат умирают, и люди — не только военные — гибнут в городах и сёлах, а наследие страны разрушается. Эти прекрасные шпили, которые вы видите — одни из самых красивых в мире — почти на 95% разрушены, лежат вдребезги по всей земле после бомбардировок.

Это действительно тяжёлая ситуация. И он не получил ни одного звонка от Байдена. Война бы никогда не началась. И, кстати, те четыре года, что я был у власти, войны не было. Украина была зеницей его ока. Это действительно была зеница ока Путина. Не было ни единого шанса, что он бы начал вторжение.

Где для вас проходит красная линия? В какой момент вы скажете: «Всё, мы уходим»?

Вы узнаете. Думаю, когда настанет время, я смогу это озвучить. Но сейчас время не пришло. И если я приму такое решение, возможно, окажется, что что-то уже невозможно изменить. Между сторонами огромная ненависть, чтобы вы понимали. Кристен, речь не только о двух людях — ненависть есть и между солдатами, и между генералами. Они сражаются уже три года. Я считаю, что у нас есть хорошие шансы изменить ситуацию.

Если вы действительно уйдёте, будет ли это означать прекращение всей военной помощи и разведки?

Я не хочу сейчас это обсуждать. Слишком рано говорить об этом. Я не хочу вступать в эту дискуссию.

Я хочу поблагодарить за неизменную принципиальную поддержку нашего государства — Украины, всех украинцев. Это абсолютно искренняя поддержка, которая действительно очень нам помогает. Эта поддержка реально способствует как защите жизней украинцев от российских ударов, так и формированию политики Чехии. Чехия активно участвует во всех форматах глобального сотрудничества, чтобы остановить российскую агрессию. Блестяще работает чешская инициатива.

Я имею в виду артиллерийскую инициативу. В прошлом году вы очень сильно помогли нам с артиллерийскими снарядами. Мы рассчитываем, что и в этом году наше сотрудничество будет столь же результативным. Мы обсуждали, что в этом году может быть поставлено 1,8 миллиона снарядов. Это очень мощное решение. Мы считаем, что без увеличения давления Россия не пойдёт на реальные практические шаги для окончания войны. Сейчас уже 54-й день, когда Россия игнорирует даже американское предложение полностью прекратить огонь. Мы полагаем, что прекращение огня возможно в любой момент, пусть даже сегодня, и оно должно длиться не менее 30 дней, чтобы дать реальный шанс дипломатии.

Я благодарен чехам за поддержку нашей позиции по этому предложению. Также спасибо за понимание того, что давление на Россию действительно необходимо. Путин очень хочет похвастаться танками на параде, но он должен думать не об этом, а о реальном окончании этой войны. Для этого нужно три вещи: больше санкций против России, дальнейшая поддержка Украины и значительный рост оборонного взаимодействия по всей Европе.

Россия должна знать, что европейцы смогут себя защитить.

Ещё хочу поблагодарить Чехию за поддержку нашего европейского курса. В этом году мы готовы открыть первые кластеры в переговорах о вступлении в ЕС. Нам досадно, что отдельные деятели в Европе блокируют этот процесс — не ради интересов своих стран, а ради попытки занять лучшее место на трибуне на Красной площади. Всем нам в Европе важно, чтобы именно европейские ценности были главными, а не капризы отдельных политиков.

Мы будем благодарны Чехии за поддержку этой позиции на общеевропейском уровне. Европа должна быть сильной, чтобы интересы каждого были защищены. Конечно, выражаю благодарность за уважение к украинской общине и за сине-жёлтые флаги, которые сегодня развеваются на улицах Праги. Мы искренне это ценим — ваше внимание, вашу помощь и всю поддержку.

Что касается безопасности парада Победы — мы, к сожалению, не можем её гарантировать. Мы понимаем, кто сегодняшняя Россия и на что она способна ради радикальных политических дивидендов внутри своей страны. Это не первый вызов, не первые обещания России о прекращении огня, после которых даже во времена Пасхи они продолжают свои удары. Мы понимаем, с кем имеем дело. Мы не доверяем их обещаниям, даже данным публично США. Уже более ста штурмов было зафиксировано за последнее время.

От них можно ожидать провокаций — это в их стиле. Например, сейчас они говорят о каком-то частичном прекращении огня, но за последние дни количество атак увеличилось, причём до рекордных за месяцы цифр — более двухсот штурмов в сутки. Недавно генерал Сырский докладывал мне: только позавчера произошло более двухсот атак. Потому мы не верим, что перемирие будет соблюдаться — это зависит исключительно от воли России.

По моему мнению, если Украина будет сильной, войну можно закончить как можно скорее. Сегодня все необходимые инструменты — прежде всего, в руках США и наших европейских коллег. Сохранение союза между Америкой и Европой — задача номер один. Заставить Россию согласиться на полный и безусловный ceasefire — приоритет, тем более что это предложение уже выдвигал Вашингтон, и мы его поддержали.

Я уверен, что именно прочность этого союза и подобные инициативы имеют решающее значение. Чехия не единственная, кто поддерживает нас, и мы благодарны каждой стране. Но русские должны знать: мы рассчитываем на поставку трёх миллионов артиллерийских снарядов — и не только из стран Севера.

— Ну, он вообще любил покашеварить, немножко студень делал, потом корюшку мариновал. Это такой питерский деликатес. Ленинградский.

— От этого зависит будущее страны. Это потенциал. Наш потенциал. Какая она будет? Ну, гиганты такие сейчас возникли, страны очень быстро развиваются. А у нас при нашей территории мы до 150 миллионов, сейчас посчитать надо, конечно, с новыми территориями, наверное, будет 150 миллионов, наверное, надо посчитать по-настоящему.

Ну, а что это такое для могучей державы с такой историей и с, ну прямо скажем, с хорошими, со здоровыми амбициями — 150 миллионов? Поэтому, если у нас демография будет такая, то мы можем не удержать эти параметры. Поэтому это один из самых ключевых, принципиальных вопросов.

— Ну, я всегда об этом думаю, и в конечном итоге можно, как угодно, к этому относиться, но в конечном итоге ясно, что есть там предвыборные технологии, есть административный ресурс. Но всё-таки в конечном счёте выбор за людьми, за российским народом, за гражданами, за избирателями. Шанс сделать что-то по-серьёзному вряд ли будет у человека, за которым не стоит доверие народа.

Это принципиальный абсолютно вопрос, поэтому, когда я думаю об этом, а я думаю об этом постоянно, конечно, я думаю о том, что должен появиться человек, а лучше несколько человек, чтобы у людей выбор был, который смог бы добиться этого доверия со стороны граждан страны.

— Да, так и есть.

— Всегда, всегда. Я с этим живу, но я с этим борюсь.

— Для того, чтобы страна была стабильной, для того чтобы были условия, которые обеспечили бы её развитие, безопасность, нужно одно очень важное условие — доверие людей к высшим должностным лицам страны.

Но для того, чтобы добиться этого доверия, нужно, конечно, эффективно и по-честному работать, улучшать положение наших граждан. Вот сейчас у нас самый низкий уровень бедности в стране за всю новейшую историю. Понятно, что всегда люди смотрят вперёд и всегда исходят из того, что могло бы быть лучше, и в этом люди, конечно, правы.

И если люди верят, то главное условие, а именно доверие к власти, в известной степени будет обеспечено. А это то, без чего не может быть единства общества. Вот об этом я всегда и думаю. Внутренняя сплочённость общества является основой всех наших достижений.

И я очень благодарен людям за то доверие, которое они мне оказывают. И не только на выборах, а такое — в текущей работе. Без этого ни жить, ни работать невозможно.

— Я именно не только думал, но и надеялся именно на это. Хотя, конечно, опасность другого развития событий и другого состояния общества была, и в этом смысле риск, конечно, был большой. Но в целом я именно надеялся, именно надеялся на то, что реакция общества будет именно такой.

И когда рядовой гражданин, наш простой человек, начинает осознавать, что он и есть государство, что именно от него зависят и сегодняшний день, и завтрашний день — его детей, его семьи, его Родины и страны, он понимает, что глубинное государство — это он, и он — последний рубеж, последняя инстанция. Вот это как в войну, помните, Великую Отечественную? Велика страна Россия, а отступать некуда — за нами Москва.

— Вот, знаете, мы совсем недавно говорили о 25-летии подвига псковских десантников 6-й роты. И вот тогда это было. 25 лет назад. Я тогда уже говорил, смотрите, что происходит. Это вообще призывники. Ну, в таком состоянии страна находилась, а люди-то оставались такими, какими они были и 100–200 лет тому назад. Да, конечно, многое меняется в сознании, но в душе, в основе своей... Тогда вот эти мальчишки 20-летние воевали в Шестой Роте, они же только-только, извините, от мамы оторвались.

Совсем недавно на дискотеках танцевали. И вдруг оказались в такой ситуации. И сражались до конца. До конца. Бой несколько раз переходил в рукопашную. Лопатами дрались. А командир батальона, который там оказался, получив тяжелейшее ранение, фактически без двух ног остался, продолжал бой и в конечном итоге вызвал огонь артиллерии на себя. Вот то же самое у нас происходит во многих случаях сейчас, когда складывается такая обстановка.

Вот вы сейчас вспомнили о встрече с членами семьи участников специальной военной операции, и там женщины рассказывали о своих мужьях, о своих сыновьях. Ну, конечно, вот один, как вы помните, вы же присутствовали, да? Мама своего сына рассказывала, как он ушёл из жизни, погиб.

Чем этот подвиг отличается от подвига Александра Матросова, который пожертвовал собой, закрыв амбразуру ДОТа своим телом? Да ничем. Именно это даёт мне основания утверждать, что в основе нашего самосознания лежит всё-таки не материальное благополучие, а морально-нравственная основа, которая является фундаментом и семьи, и государства, и будущего России.

Мне приходится отвечать на заявления президента Украины Зеленского, который, как мне показалось, угрожал тем, что может произойти во время празднования Дня Победы над фашизмом 9 мая в Российской Федерации. Это было опубликовано, и для меня это кажется просто смешным. Господин Зеленский обращается к президенту Китая, к президенту Бразилии, к другим президентам, главам государств и правительствам стран с населением более 100 миллионов человек с призывом не приезжать, быть осторожными, потому что, мол, Украина может что-то предпринять против них.

Так поступать нельзя, и я отвергаю подобные угрозы. Я очень уважаю тот факт, что обеспечение безопасности участников является внутренним делом Российской Федерации, но если господин Зеленский считает, что его всплески гнева удержат иностранные делегации от приезда, он глубоко ошибается.

Тем не менее, я вынужден обозначить свою позицию относительно этого способа самовыражения. Мне очень жаль, что господин Зеленский и другие смешивают прошлое с настоящим. Ведь, ради Бога, украинские солдаты тоже гибли в 1941–1945 годах, понесли большие потери во Второй мировой войне. Сейчас, напротив, стоило бы поддержать предложение о перемирии, ведь речь идёт о праздновании 80-летнего юбилея Победы.

И как минимум, если он не желает поздравить с окончанием Второй мировой войны, ему следовало бы промолчать. Большим неуважением является, когда кто-либо указывает на страну, внёсшую наибольший вклад в Победу над фашизмом и понёсшую колоссальные жертвы, и угрожает «Мы можем ударить по вам беспилотниками» или чем-то подобным.

Для меня это неприемлемо, такому нет места в современной политике. Я понимаю, что идёт война, я всегда выступал против войны, это, очевидно, нарушение международного права, но я не могу смешивать текущие события с тем, что происходило между 1941 и 1945 годами. В противном случае мне придётся вспоминать войну в Ираке и Афганистане, а это помешало бы вообще каким-либо активным действиям в международной политике.

Что касается моего участия, да, я знаю, что вокруг него много разговоров. Я также посоветовал бы госпоже Каллас и другим заняться более серьёзными проблемами, чем размышления о том, поеду ли я на празднование 80-летия Победы или нет.

Теперь о внутреннем вопросе, касающемся Украины и соглашения по недропользованию, официально подписанного в единственной версии, хотя, по-видимому, существуют ещё три соглашения с разными условиями реализации. Украинское руководство само должно решить, какое соглашение оно подпишет или не подпишет. Это их недра, их ресурсы, не наше дело.

Хочу лишь напомнить: подобные сделки с «дьяволом» имели место и раньше. Сейчас я говорю не о США, а об идее «дьявола». Почему Кабинет министров Микулаша Дзуринды согласился на бомбардировку Белграда? Потому что за это им пообещали членство в НАТО. Мы разрешали бомбардировщикам летать над территорией Словакии, которые затем сбрасывали бомбы на Белград, убивали мирных жителей, а мы ждали принятия в НАТО. Вот такая «благородная цель». Мне приходится теперь извиняться.

Мы также помним условия вступления в Евросоюз, когда нам пришлось закрыть два исправных блока АЭС, и массовую приватизацию всего ценного в Словакии. Если бы сегодня страна сохранила контроль над своей энергетикой и промышленностью, жизнь была бы другой. Подобный договор между США и Украиной — это такой же договор, заключённый ради чьих-то целей. А теперь пусть господин Зеленский возмущается — я знаю, почему он это подписал.

Господин Зеленский выбрал войну, он очень обеспокоен её продолжением. И если он думает, что, подписав это соглашение, заставит США молчать о своих мирных инициативах, на которых настаивал президент Трамп с первого дня, то это их решение. Но, по моему мнению, суть этого соглашения — что война будет продолжаться. И она может затянуться очень надолго, а также привести к эскалации напряжённости. Поэтому жаль, что даже такое скромное предложение, как перемирие с 8 по 11 мая, поступившее от российской стороны по случаю празднования, не было принято во внимание.