«Наши мёртвые нас не оставят в беде, наши павшие как часовые...» – эти слова Владимира Высоцкого словно не про павших солдат, а про святых, про наших небесных защитников.
Роман-трилогия Константина Симонова «Живые и мёртвые» и одноименный фильм – киноиконостас с бессмертными ликами Великой Отечественной.
Все войны России – это не просто противостояние с тактическими и стратегическими целями: наша битва – это жертвенность, а победа – Пасха, в которой возрождается Россия «смертью смерть поправ».
Победа России в ВОВ настолько сильно вплелась в национальную ментальность, в наш культурно-исторический код, что уже перешла на новый смысловой уровень – сакральный, метафизический.
И здесь важно напомнить ещё вот что: Россия всегда побеждает в любой войне, с любым неприятелем. Так было в ходе Ливонского похода на Русь (1240-1242 гг.) во времена Александра Невского. Великий русский князь сделал однозначный выбор между духовным гнетом с полным уничтожением идентичности России и её экономической оккупацией в пользу последнего, и в конечном итоге победил. Рыцарским же орденам под эгидой Ватикана было важно не материальное, а именно духовное порабощение и перерождение Руси.
И этой же цели Запад придерживался в ходе всех горячих, холодных, информационно-психологических войн за последние полтора века, начиная с Крымской 1853-1856 гг., где на стороне Османской империи выступили Австрия, Франция, Великобритания, Пруссия и Шведско-норвежская уния – германцы. Поэтому в России свои «старые камни» имеют не только храмы, но и цитадели.
И они рассказывают о том, что события 1941-1945 годов – лишь один из этапов большой европейской войны против России. Её частью является и оболганная Крымская война, в которой Россия отстояла (а значит, победила) и свои земли, и свои святыни, в первую очередь Херсонес – место крещения Руси.
Со стороны Европы военная кампания 1941–1945 гг. имела смысл экзистенциальный и, в итоге, религиозный.
Россия как исторический субъект воспринималась западноевропейским сознанием как перманентный вызов еще со времен Ренессанса.
Список теоретиков русофобии, если бы он был составлен, включал бы такие имена, как Франсуа Рабле, который рассуждал о «московитах, индейцах, персах и троглодитах», Сигизмунд Герберштейн, Астольф де Кюстин, Фридрих Энгельс и Карл Маркс, писавшие о русских как о «реакционном народе», Макс Вебер с его темами русской «угрозы мировой культуре» и немецкой «культурно-исторической ответственности», Вернер Зомбарт с темой восточного «жизненного пространства для Германии», Адольф Гитлер и Ханна Арендт, рассуждавшая о панславизме как особой форме тоталитаризма, теоретик несуществующего «открытого общества» Карл Поппер, Збигнев Бжезинский, Френсис Фукуяма и т. п. То есть западная культура в течение долгих веков оказалась буквально пропитана русофобией.
И это в конечном итоге приводило представителей «просвещенной» Европы к мысли о необходимости истребления русских – если не как этноса, то как формы бытия народа в духовно-нравственном его понимании. Об этом свидетельствует западное восприятие русскости как абсолютного «тоталитарного зла».
Отсюда попытки поглощения православия католицизмом через унии, культурная оккупация через насаждение западных литературы, мод и форм госуправления. Итог очевиден: со времён тевтонцев и по сей день – безуспешно. Причина кроется в фатальном непонимании истинного места и смысла России и русских.
Победа – это основа генетического кода России: СВО как продолжение ВОВ
