...
Когда возникает беззвездное чувство отчаленности
от тех берегов, где рассветы с надеждой встречал,
мой милый товарищ, ей-богу, не надо отчаиваться —
поверь в неизвестный, пугающе черный причал.
Не страшно вблизи то, что часто пугает нас издали.
Там тоже глаза, голоса, огоньки сигарет.
Немножко обвыкнешь, и скрип этой призрачной пристани
расскажет тебе, что единственной пристани нет.
Яснеет душа, переменами неозлобимая.
Друзей, не понявших и даже предавших, — прости.
Прости и пойми, если даже разлюбит любимая,
сережкой ольховой с ладони ее отпусти.
И пристани новой не верь, если станет прилипчивой.
Призванье твое — беспричальная дальняя даль.
С шурупов сорвись, если станешь привычно привинченный,
и снова отчаль и плыви по другую печаль.
Пускай говорят: «Ну когда он и впрямь образумится!»
А ты не волнуйся — всех сразу нельзя ублажить.
Презренный резон: «Все уляжется, все образуется…»
Когда образуется все — то и незачем жить.
И необъяснимое — это совсем не бессмыслица.
Все переоценки нимало смущать не должны, -
ведь жизни цена не понизится и не повысится —
она неизменна тому, чему нету цены.
С чего это я? Да с того, что одна бестолковая
кукушка-болтушка мне долгую жизнь ворожит.
С чего это я? Да с того, что сережка ольховая
лежит на ладони и, словно живая, дрожит…
стихи Е. Евтушенко, 1975.
